Репетиция конца света

– Мало ли кто куда намылился, – сонно пробормотал Поляков, с усилием поднимая голову, но тут же до него дошло, что имеет в виду Зернов. Резво встряхнулся, потер глаза и напряженно всмотрелся в очертания приземистого, чрезвычайно неуклюжего строения, стоявшего неподалеку от автобусной остановки.

Чуть в стороне лежала уютная деревня Ольгино, а прямо у дороги, словно бородавка, уродующая благообразное лицо, притулился этот деревянный... дом не дом, сарай не сарай, – жилуха, словом, неуклюже сшитая из уродливых, плохо оструганных досок. Здесь жили цыгане. Несколько семей вместе. Летом, когда стояла жара, сквозь щелястые стены можно было видеть внутренность дома. Чуть начинались осенние студеные ветра, как изнутри стены завешивали коврами. Ни Зернову, ни Полякову бывать в этом доме еще не приходилось, но от других мужиков они не раз слышали, что там, в этой неприглядной лачуге, все увешано и устлано дороженными, просто-таки великолепными коврами.

Правда, поскольку цыгане по этим коврам ходили обутыми, как по улице, на них и ели, и спали, и играли в карты, и трахали своих цыганок, и новые и новые цыганята расползались по ним, как тараканы, ковры были невероятно грязными. Их никогда не подметали, не чистили. Когда в доме воцарялся окончательный свинарник, даже с цыганской, весьма снисходительной точки зрения, старые ковры просто-напросто выбрасывали, а взамен покупали новые.

Цыгане могли себе это позволить. Всем было известно, что они торгуют «травкой», порошочком, «колесами» – достать у них можно что угодно, что по душе любому нарку, от начинающего до накрепко подсевшего. А белая смерть – дорогая смерть. Вот и шиковали цыгане.

Что характерно, милиция их не трогала. То есть периодически устраивали в этом жутком бараке порядочный шмон, но как-то так получалось, что цыгане всегда были к этому шмону готовы, словно их кто-то заранее предупреждал. Не исключено, что так оно и было. А вообще-то менты без надобности в цыганское обиталище старались не соваться. Гораздо проще – и выгодней! – было поставить патрульную машину чуть в стороне, за кустами, и ждать, когда около дома остановится машина с городскими номерами. Конечно, иногда в гости к соплеменникам наезжала такая же цыганщина, которая обитала рядом, чаще всего так и случалось. Но порою, как, например, сейчас...

Довольно-таки побитый жизнью «Опель» сперва притормозил на остановке. Зернов видел, как водитель настороженно всматривался в окна цыганского дома, завешенные изнутри газетами. Вечерело, в доме уже горел свет. Из трубы шел дымок, около покосившейся походной печки, стоявшей у крыльца, возились две цыганки. Пищу здесь готовили прямо на улице. А потом тащили большущий котел в дом. Дикое племя, что и говорить! Наблюдаешь за их жизнью – и даже не верится, что в наше время люди могут так жить!

Однако явно не простое любопытство привело сюда этого гостя. И что-то подсказывало Зернову, что сегодняшнее дежурство не окажется для них с Поляковым таким пустым и бессмысленным, как предыдущие.

– Ну давай, давай, топай! – пробормотал он, нетерпеливо вглядываясь в сгущающиеся сумерки, и вздохнул с облегчением, когда высокий парень в джинсовой куртке выбрался из «Опеля» и затрусил к дому. Даже на расстоянии было видно, что куртка не на Алексеевском рынке куплена, и Зернов еще раз нетерпеливо вздохнул. Если ему повезет – то уж повезет по-крупному, это он по жизни знал. Вот клиент к цыганам прямой наводкой шпарит, и не бедный клиент.

– Ну, пошел, что ли? – не то спросил, не то приказал Поляков, и Зернов выбрался из машины, скинув форменную куртку и оставив на сиденье фуражку. Набросил простенький плащик и побрел к остановке, как будто не было у него в жизни других забот, как только дожидаться здесь скрипящего, одышливо пыхтящего, вонючего автобуса номер восемнадцать сообщением Доскино—Нижний.

Он поднял воротник плаща, упрятал голову в плечи, а сам так и зыркал глазами в сторону цыганского дома и «Опеля». Побаивался, что джинсовый парень вдруг оглянется, просечет неладное или заметит милицейскую «волжанку», притулившуюся за кустами.

Но парень, судя по всему, и не помышлял об опасности: завернул за угол дома, побыл там, а потом появился, поправляя что-то в кармане куртки. Заспешил к «Опелю».

– Ага! – отчетливо произнес голос Полякова в кармане плаща, где лежал радиотелефон, и Зернов ринулся через дорогу к джинсовому парню.

Тот какое-то время растерянно смотрел на бегущего к нему мужчину в длинном плаще, явно не видя в нем опасности, однако в это мгновение белая с синей полосой «Волга» вывернулась из-за кустов, да еще Поляков включил мигалку и сирену, так что даже недоумок догадался бы, что влип.

Парень какое-то мгновение перебирал на месте ногами, потом наконец-то сорвался в бег, однако, как это частенько бывало, сам вид милицейской машины, а главное – звук сирены, похоже, вышибли из него всякое соображение, так что ринулся он не к машине, а прочь, куда-то в чисто поле, в буераки-реки-раки, ломанул, словом, куда глаза глядят, но очень скоро споткнулся на кочках, среди которых возвышалась цыганская обитель, и уткнулся носом в землю.

Тут-то Зернов и насел на него. Навалился сверху, споро заломил за спину руку, в которой было что-то стиснуто. Не успел парень выбросить покупку, вот повезло! Зернов с силой надавил на его запястье – незадачливый нарк взвизгнул от боли и разжал пальцы. Зернов не удержался от смешка: это был презерватив, набитый беленьким порошочком. Презерватив... Нашли в чем добро продавать. Вот уж правда что – голь на выдумку хитра!

Сзади запыхтел толстяк Поляков:

– Взял? Ты его взял?

– А то, – сказал Зернов, поднимаясь и вздергивая с земли безвольную добычу. Просто удивительно, что делает страх с людьми. Довольно высокий парень, крепкий такой, спортивный, кулаки нормальные, а болтается, как тряпичная кукла, будто вовсе костей и мышц в нем не осталось, одна обвисшая джинса.

Он не сделал ни малейшей попытки сопротивляться, когда Зернов, где пинками, где волоком, пригнал его к «Волге», затолкал на заднее сиденье и надел наручники.

Глаза у парня – кстати, не такого уж дитяти малого, на вид ему дашь за тридцать! – были совершенно бессмысленные, залитые страхом. Два темных пятна на бледном лице. Он затравленно глядел то на хмурого, узколицего Зернова, у которого по жизни был злобный, всем недовольный вид, то на приземистого, широкогрудого Полякова, напоминающего профессионального тестомеса с простодушной физиономией недоразвитого ребенка.

– Гони в отделение, – самым суровым голосом приказал Зернов, сбрасывая плащ, сослуживший такую хорошую службу, и надевая форменную куртку. – Поздновато уже, конечно, но допросить мальчонку успеем.

– Пожалуйста, не... не надо в отделение, – выдохнул «мальчонка» таким трясущимся голосом, что, и не глядя на него, было понятно: добыча едва сдерживает слезы. – Пожалуйста... может, договоримся, а? Я... я вас умоляю!

Зернов и бровью не повел, ну а откровенный и, чего греха таить, глуповатый Поляков громко, с явным облегчением перевел дух.

Итак, не зря они сегодня приехали в Ольгино! Рыбка заглотила наживку и сейчас начнет метать икру!

***

Всем известно: женщины – существа весьма странные, и какая-либо логика им чужда. Любой нормальный человек с этом согласится сразу. Вот возьмем, к примеру, Алену Ярушкину, которую бросил муж. Бросил, по его собственному признанию, в том числе и потому, что она чрезмерно много времени уделяла заботам о своей фигуре. Шейпингу и танцам. И он ревновал жену ко всем мужчинам, ради которых она старается выглядеть молодой и красивой.