Репетитор

А он продолжал всех удивлять. Соседи по коммуналке много чего видели, но такого пьяницу и хулигана повстречали, кажется, впервые. Каждый день был сюрпризом, каждую ночь ждали со страхом: Генаша любил компании, большие, шумные и, непременно, с мордобоем.– Я, – говорил он, – в молодости в боях без правил участвовал. – Слыхали про такие? А? – хмуро посматривал он на соседей, большинство которых представляли собой слабую половину человечества. И один его внешний вид пугал их настолько, что ни общаться, ни хотя бы при нём в места общественного пользования выходить, считали они делом небезопасным.

– Что вы хотите? – в страхе переглядывались соседи. – Боец без правил.

Вот так Геннадия и прозвали «боец», иногда добавляя и фирменное его «без правил». Вика с мамой снимали ближайшую к нему комнату. И там, за тонкой перегородкой временами им становилось очень страшно, особенно когда Гена и его дружки мебель начинали крушить. Это могло случиться и днём, но чаще всё же происходило ночью, после очередной серьёзной попойки. С криком, с невообразимо диким животным рёвом, словно раненые, а то и бешеные звери, выбрасывали они мебель из его комнаты в общий коридор. Затем гурьбой вываливались оттуда сами и опорожнялись в общем зале, не доходя несколько метров туда, куда полагалось дойти. Извращались как могли, насколько ума хватало и фантазии. Соседи молчали. Боялись.

– Вызовите кто-нибудь полицию, – доносились голоса из разных комнат и соседних квартир. Никто не вызывал. Знали, что бесполезно. Деваться некуда. Потом вместе жить как-то надо.

Рецидивы начались после того, как отец и сестра переехали в новый дом. Ух, что началось… Геннадий любил не просто компании, а непременно большие, шумные «мальчишники», как он их называл. И ведь находил же поводы, мог свой день рождения неделями отмечать, а может быть и не было никакого дня рождения, а просто врал, как обычно, просил соседей не волноваться, когда дружки его массово приходили… и делали всё, что хотели, находясь в своём привычном неадеквате. К утру после этих гулянок в квартире было загажено всё и везде. В места общего, так сказать пользования, невозможно зайти, поскольку «ходили» ребята в буквальном смысле слова «под себя», где сидели, стояли, там, собственно, и «ходили».

И вот как-то сидел Гена в общем зале, что являлся столовой для всех жильцов. Большой такой зал, просторный, где по задумке немецких архитекторов, видимо, должны собираться соседи, смотреть телевизор, общаться за чашкой чая, кофе, ну или чего покрепче. Вообщем, культурно проводить время. Хорошая идея, но только не в том случае, не в том месте и не для тех людей.

Дело было утром. Ну, правда, не совсем. Утро для Геннадия понятие растяжимое, причём весьма. Утренние часы могли каким-то образом плавно превратиться и в вечерние. Как-то даже незаметно могло это произойти. Так вот Генаша сидел за своим столом в большом общем зале. По барски так сидел, кушал что-то, чай или кофе попивал, или ещё что-то, что ему нравилось. Ничто, как говорится, не предвещало… И вдруг послышался сильный шум, гам, крики соседей, по составу невысокопарных слов и выражений, явно недовольных его поведением.

Вика с мамой тоже выбежали из комнаты, чтобы прийти соседям на помощь. Как же иначе? Солидарность здесь превыше всего – она же и безопасность. Хммм… И что все они увидели? Ну, как сказать, культурно выражаясь…

Представьте, сидит Генаша одетый по домашнему вполне прилично, в свой длинный клетчатый махрово коричневый халат, довольный такой сидит, покуривает. Ну, пепел, конечно, сразу на пол стряхивает… А что такого? Привычка у него такая, как будто забывается всё время, что не на улице. Да и с другими такое бывает, уверен он. И вдруг лужа… ярко-жёлтая такая, с характерным ядовито алкогольным запахом, да длинная такая по всему большому залу стремительно течёт. Прямо из под полы его халата и вплоть до самой дальней стены и в неё упирается, разливаясь всё шире и шире по полу, охватывая всё новые пространства общей территории. Да, не каждый бы так смог, не у каждого так мочевой пузырь мощно работает, только Геннаша и смог.

– Эх, Гена, Гена, – так и застыли соседи.

– А ему, смотрите ка, всё равно.– Да, по барабану.

– Горе луковое. Совсем мозги пропил.

– Или отшибли.

– Да теперь уж без разницы. Всё одно: дурак дураком.

Геннадий с достоинством молчал, невозмутимо продолжая что-то пить и чем-то закусывать. Друзья его делали тоже самое, глядя на него, старались, подражали. Где же вот так оторваться, если дома нельзя? Только здесь не ленились ребята, как будто специально для этого в общагу и приходили.

И вот стоят они в прихожей, дружки его, втроём. Все колоритные такие персонажи, со следами побоев, с множеством разнообразной глубины и формы шрамами, кривыми от переломов носами. Стоят они, такие совсем молодые, около тридцати, плюс-минус, не больше, а выглядят как старики. Стоят, поддерживая друг друга, чтобы не упасть, в то время как соседи пытаются их вразумить, направить на путь истинный, а они… Едва стоят, смотрят на всех, ухмыляются, гадят прямо под себя и ржут как кони от восторга. А по их и без того грязным штанам течёт что-то жёлтое, сильно и плохо пахнущее, течёт прямо на пол, задевая в процессе и ковёр и чистую обувь, оставленную соседями в прихожей. Течёт. И что делать? А ничего. Терпеть.

Да, все сходились во мнении, что таких шумных мероприятий с такими обильными возлияниями, битьём мебели и посуды, драками по ночам… не видели даже в той старой общаге, где видели, казалось, много всего. Тяжело было и ребятам, что так рьяно веселились, и соседям немало доставалось. Не спали, невозможно было заснуть, да и страшновато, когда за тонкими стенами творится такое. Полицию вызывать бесполезно. Не любят они приезжать на такие вызовы. Пока, как говорят, «ничего не случилось». Пока кровушки нет. Не любят. Профилактические же и назидательные беседы – проблемы жильцов, что волею жестокой судьбы оказались по соседству с такими ребятами.

Так что местной звездой Геннадий стал быстро, как в прямом, так и переносном смысле. В газетах о нём пока не писали, да и по телевизору его, правда, не показывали, но всякое может быть. В общаге только и говорили о нём, обсуждая его поведение, осуждая родственников, что оставили его одного, переложив все свои проблемы на соседей, вынужденных терпеть его бесконечные пьянки-гулянки. Даже ту милую женщину Светлану, что комнату ему продала, недобрым словом вспоминали, а при встрече на улице и выговаривали ей всегда. Вот так ей тоже досталось, хоть и не виновата она была.

А однажды Геннадия нашли на лестнице. Соседи обнаружили его окровавленного, лежащего без одежды между четвёртым и пятым этажом, с признаками насилия. Кто что сделал? Гена молчал. Может тюремщики постарались, что на четвёртом комнаты снимали. Много их там было: и женщины, и мужчины. И в гости он к ним захаживал, и выпивали вместе. Так Геннаша умудрился и их всех достать. Начались конфликты. А они, понятное дело, терпеть такое не могли. Так что не дошёл он тогда до своей комнаты, что была на пятом этаже. Оклемался он вскоре, но изменился как-то, молчал всё время, да компаний никаких у себя больше не собирал. Ни разу. Да и тихий такой стал. Не узнать.

А вскоре слухи поползли, что Гена, якобы, с криминалом связался, стал работать на них. Все в шоке, как водится были, но это по началу, потом успокоились. А что? Доказательств то никаких. Живёт себе человек. Ведёт себя спокойно, даже слишком. Да, не работает. Ну и что? Это его личное дело. И как жить, и чем заниматься. Ко всему можно привыкнуть, и к этому тоже можно, если не думать, не вникать. Где уж тут разобраться, особенно вот так, со стороны.

Глава 6.

Детей в общаге было мало. Вернее их не наблюдалось вовсе. Женщины плодиться и размножаться в такой непотребной обстановке отказывались. Совсем. Изредка там всё же пробегала стайка ребят. Может, и не здешних, а кто-то со двора случайно зашёл. Ну из тех, отчаянных, что хотят попасть туда, в страшный лес, к Бабе Яге погостить. Так, побегать по странным местам, порезвиться, а может, чего греха таить, и похулиганить чуть-чуть. Многие помнят, как в детстве почудить хотелось. Энергии и задора полно, девать некуда, хоть отбавляй. Вот и бегали, где придётся: и на стройки, часто заброшенные, и на помойки, и по таким, как эта общага, злачным местам. Ничего не скажешь, детство золотое. Азарт. Где опасно, туда и тянет.