Реплика в зал. Записки действующего лица

В творческом смысле он был не просто одарен, а озарен. Озарением его дарил поиск правды и жажда справедливости. В желании дойти до сути он был как кремень. Именно эта его особенность как творческой личности сделала имя Эд. Поляновский авторитетным и всесоюзно известным, когда он без малого сорок лет проработал в газете "Известния".

В "Родную газету" он перешел в конце 2004 года. И здесь развернулся с новой силой. "Я не могу потерять своего читателя", - говорил он, получавший горы писем после каждой публикации. Он верил в читательскую мудрость и сердечность, а читатели верили в мудрость и сердечность любимого журналиста. Все опубликованное им, взятое вместе, - словно искренний и доверительный разговор с теми, кому он нужен, кому мало пустопорожней глянцевой болтовни с голубыми и розовыми, а кому дорога еще и Родина с ее метаниями, страданиями и надеждами. Каждый его материал последних лет - это непременный поиск, лично им обнаруженные документы, встречи с людьми-свидетелями, с которыми до Поляновского никто встретиться не удосужился. Или не догадался. Бесценны эти ответы-рассказы, но сквозь сами беседы прорастает и образ автора - точного, справедливого, нравственного.

Здесь Эд путешествует во времени, возвращая честь герою войны, яростному подводнику Маринеско, он общается с певцом Козиным в Магадане, дописывая сегодня то, что важно сказать об этой судьбе именно сегодня, он разыскивает своих одноклассников - за долго до появления соответствующей интернетовской забавы - и на газетном развороте вдруг начинает дышать и сверкать многими красками наше время, обозначенное последними сорока годами минувшего века.

Следующая его работа должна была быть посвящена писателю Сергею Сергеевичу Смирнову, человеку, вернувшему честь и имена героическим защитникам Брестской крепости, кого сталинский официоз велел считать предателями. Поляновский хотел понять и объяснить трагедию и самого Сергея Смирнова: защитив достоинство безвестных солдат, он одновременно как писательский функционер вынужден был участвовать в весьма далеких от справедливости общественных кампаниях. Участвовал - куда деваться! Мучился. Таково было время, когда даже лучшие в нем не могли не попасть под исторические жернова. Как сказать, не солгав, но и не обидев несправедливо?

Поляновский делился своими сомнениями, на домашнем письменном столе остались горы черновиков. В последний раз уходя из редакции, сказал: "До 22 марта меня не трогайте, я заперся, работаю..."

Следующий персонаж, к которому он с волнением приглядывался, - дочь Деникина... И это - не сбылось. И теперь не сбудется.

Страшно предположить, что с уходом Эвина Поляновского окончательно опустился занавес над Большой Русской Журналистикой. Той, в центре которой - человек с его реальными чертами, страстями и проблемами. Не выуженная из Интернета пустопорожняя шелуха, кое-как трепливо изложененая, а выстраданный стиль, откровение, добытое потом и кровью. Не легкое развлечение, только разгружающее мозги и, по сути, унижающее человека, но призыв думать и действовать согласно здравому смыслу, морали и состраданию. С нагрузкой на мозги и сердце. Сам Поляновский верил, что дела наши общие поправятся, без этой веры не мог бы работать так, как работал. Он цитирует Мандельштама: "Я не отрекаюсь ни от живых, ни от мертвых". Теперь мы понимаем, почему он повторяет именно эти слова поэта. И почему следом в финале своего последнего опубликованного очерка приводит слова Ахматовой: "Это не должно быть забыто".

Мы всегда будем помнить тебя, Эвин Поляновский, дорогой Эд. Ты украсил нашу жизнь.

2006

Ворошиловский стрелок сложил оружие

Эпохи сменяют друг друга не в согласии с послушными календарями. Граница между ними пролегает по утратам их самых великих представителей, их воплотивших личностей.

Слово "великий" у нас девальвировалось, его присваиваем теперь и эпизодникам, особенно впечатляемся ранними смертями, которые, что говорить, всегда горько несуразны, но мы обязательно и тогда спешим обозначать свои переживания в терминах и оценках величия. Не жалко, пусть, но коварно сбиваются критерии - где в таком случае брать слова для тоски по истинно великим утратам?

Не стало Михаила Александровича Ульянова. Именно великого нашего актера и общественного деятеля. Немеешь, подыскивая слова для выражения горя и бессильного отчаяния, охватывающего тех, для кого отечественная культура не фоновой шум для меркантильных схваток, не развлечение на досуге, а все-таки судьба страны, состояние ее души, надежда на ее способность противостоять всяческим сквернам. Противостоять, чтобы вернулся изначальный смысл словам "совесть", "нравственность", "достоинство", "честь" и - "великий"...

Возможно, мои слова скользнут мимо сознания нынешних молодых, только начинающих жить. Оно естественно: у них будут свои великие, свершенное дедами уже растворено в атмосфере, освоено. Опершись на плечи, можно подниматься выше. Но что сказать тем, у кого на глазах протекла почти вся творческая жизнь Михаила Ульянова?! Это и старикам, и, надеюсь, молодым понятно.

Ровно сорок лет назад (ровно!
– вот ведь какое совпадение) в Вахтанговском театре давали премьеру: "Варшавская мелодия" Леонида Зорина. Два действующих лица. Она - польская певица, он - советский ученый. Юлия Борисова и Михаил Ульянов. Я - молодой критик, сижу в зале. Но это только так кажется, что сижу в зале. На самом деле внутренне, душой, всем накатившим валом переживаний, я, как и весь зал, там, с ними, в их тоске по счастью, которое так и не состоялось по причине немилосердного советского закона, запретившего браки с иностранцами. Вся редкостно мужественная ульяновская суть и стать кровоточит и стенает в бесцельных страданиях, философия невозможного на наших глазах ломает его героя, отправляя в привычный быт, в дальнее забвение несбывшегося молодого ликования.

Актерский дар Ульянова был симфоничен по своему звучанию. Воплощая тот или иной персонаж, он рассказывал о нем все. Поверх слов, сюжета, ситуаций, он щедро снабжал его своей собственной человеческой сутью. А это была бездна.

Помню всеобщее наше потрясение фильмом "Председатель". Послевоенный колхоз, голод и разруха, падающих коров подвешивают на ремни, чтобы от истощения не валились на бок. Однорукий председатель, его играет Ульянов, недавний фронтовик и воплощенная свирепая решимость спасти людей, - вернуть жизнь туда, откуда она ушла, казалось бы, навсегда. Люди часами стояли в очередях, чтобы увидеть фильм. Власти у нас тогда были своеобразные, как известно, они не отметили ни работу сценариста Юрия Нагибина, ни режиссера Алексея Салтыкова, отчего, собственно, тот с горя и спился в конце концов, но не увидеть Егора Трубникова, сыгранного Михаилом Ульяновым, они не смогли - единственному из всей съемочной группы присудили ему высшую в стране премию - Ленинскую.

В олеографических по-существу фильмах "Освобождение", "Блокада", "Солдаты свободы", "Если враг не сдается" Ульянов сыграл маршала Георгия Жукова. Полководцу, если можно так сказать, сильно повезло, что актер отдаленно напоминал его внешне, и именно Михаила Александровича привлекли к реализации данной задачи. Можно предположить, что народ теперь судит о делах командующего не по количеству человеческих потерь, сопровождавших его победы, а как бы еще и по масштабу личности, по истинной человеческой мощи актера Ульянова, щедро одарившего собою образ. Исторические личности ищут и порой находят друг друга.

В трагический момент прощания мы ясно осознаем, что Михаил Ульянов был личностью именно исторической. После ухода Рубена Симонова, а потом Евгения, он возглавил вахтанговско-арбатское братство - легендарный театр имени Вахтангова, это сонмище актерских звезд первой величины, и там любили его и до последних дней не отпускали на покой - именно ты нам нужен, без тебя сегодня нельзя!

О нем первом подумали кинематографисты, когда в середине восьмидесятых все у них пошло под откос, чтобы их возглавил и спас. Но на беду назначили другого, а Ульянов воглавил и спас Союз театральных деятелей, который мудро потом вел в течение самых трудных первых десяти лет с момента перестройки.

Его творческий диапазон на сцене и в кино поражает. От простых парней в "Городе на заре" или "Иркутской истории" до шекспировских Антония и Ричарда III, от Дмитрия Карамазова до Степана Разина и Ленина, от трагикомического генерала Чарноты в "Беге" до смятенного и теряющего человеческий облик героя "Без свидетелей". И две роли я бы выделил сейчас особо, настолько зримо в них явлено то, что было продемонстрировано еще в "Варшавской мелодии": тончайшее ощущение времени и его тенденций в искусстве этого выдающегося актера. Первая - номенклатурный Абрикосов в фильме Юлия Райзмана "Частная жизнь". Отставленный от должности герой жаждет звонка откуда-то сверху: вдруг он еще кому-то нужен, вдруг вернут на должность. В финале - многоточие: звонок раздался, но вернут ли - остается неизвестным. Фильм вышел в 1982 году. Он прозревал коллизии, которые сотрясут государственные и общественные наши структуры через пяток лет. Многих звонков тогда не прозвучало.

И, наконец, сравнительно недавний фильм "Ворошиловский стрелок" Станислава Говорухина. Понимающий, что в новые времена помощи просить не у кого, старик-пенсионер сам берет в руки винтовку и мстит за поруганную честь внучки. За этим конкретным сюжетом таится народное ощущение бессилия перед лицом нынешнего криминала, настроение трагической незащищенности простого и конкретного человека. Страшно подумать, что и здесь актер прозревает...

Ушел несравненный мастер. Не стало человека, воплотившего в искусстве многие важнейшие черты своей эпохи - великой и горестной. Он помогал нам жить, понимать себя, становиться лучше. Спасибо ему.