Реплика в зал. Записки действующего лица

И потянулись недели. Иногда я звонил: скоро ли читка на труппе, когда распределение ролей? Все идет нормально, слышал в ответ, еще немного, еще чуть-чуть, надо подождать... Ну, какой ты неверующий! Видно, много тебя обманывали...

Обманывали меня не так уж и часто, но почему-то обманы хорошо запоминаются.

Кто выигрывает, кто проигрывает: лгущий или обманутый? Оба в унижении.

Нет хуже навязываться кому-то. Звонить Андрееву перестал.

То ли потеря Лекарева, то ли что другое, что непременно сопровождает любого главного режиссера, а тем более начинающего, стало причиной безмолвного растворения "Ясной Поляны" в пучинах Ермоловского театра, - мне так и не известно до сих пор. Тогда не спросил, позже стало не нужно. Сами они объяснить не потрудились. Впрочем, о режиссерских нравах только что поговорили...

Памятуя, с каким неудовольствием со мной заключали договор ("Кому нужен твой Толстой с его заморочками!"), можно вообразить и такую интригу: министерство сообщает Андрееву, что пьесу формально примет, автору даже заплатит, но одновременно намекнет, что лучше ее не ставить - не злободневно. "Зачем вам, Володя, - могли ему сказать, - начинать руководящую карьеру с этой рискованной затеи? Мы же вас только назначили ..." Зная тогдашние порядки, вполне можно такое предположить.

Предполагаю и еще одно: в той ситуации Андреев как режиссер все-таки упустил свой шанс отличиться...

Ни одна попавшая в Министерство культуры пьеса без присмотра не оставалась. В обязательном порядке её направляли в Главлит, то-есть в цензуру, а в сложных случаях, вроде пьесы о Толстом, еще и на отзыв специалистам. Их "нет", впрочем, как и "нет" Главлита, - приговор, который обжалованию не подлежал.

"Ясняю Поляну" направили на отзыв в Институт мировой литературы Академии наук СССР. Толстоведы-ученые откликнулись сравнительно скоро, а вот в цензуее пьесу продержали полгода! Изучали основательно. О полученных ответах скажу дальше, а пока, поняв, что на Андреева уже можно не рассчитывать, стал искать другие варианты.

Обратился к Олегу Ефремову, мы были немного знакомы. Тут же выяснилось, что более неудачный момент предложить ему поставить спектакль о Льве Толстом выбрать было трудно. Ему во МХАТе только что задробЫли спектакль об Александре Пушкине, которого замечательно играл Ролан Быков. Называлась пьеса "Медная бабушка" и написал ее один из талантливейших наших драматургов Леонид Зорин. Борьба Олега Ефремова сначала за возможность работать над пьесой Зорина - ее запрещали, потом за Быкова в роли Пушкина - и это не разрешали, закончилась его поражением. И тут звоню я.

Выслушав, он устало сказал в телефонную трубку:

– Знаешь, нет, этим заниматься не буду, хватит. Нахлебался с классиками.

Когда позвонил Борису Петровичу Чиркову, тот уже лет двадцать как ходил в народных СССР и был четырежды лауреатом Сталинской премии, переименованной в Государственную. Для полного букета советских регалий ему оставалось стать только Героем социалистического труда, что и произошло через четыре года после того, как он отказался играть Льва Толстого.

Реакция на мое предложение у него оказалась странной: он испугался!

– Почему вы решили, что это должно произойти со мной?!
– быстро и подозрительно спросил он своим постаревшим, но все еще знакомым голосом Максима, в очередной раз заподозрившего, что кавалер барышню хочет украсть.
– Нет, что вы, это не по мне! Лучше не надо. Вы лучше приходите к нам в театр...

Он был звездой в театре имени Гоголя, бывшем Театре транспорта, а это - черте где, где-то на задах Курского вокзала. Вопрос посещаемости там всегда стоял остро.

В славном фильме Михаила Калатозова "Верные друзья", вышедшем еще в 1954 году, плывут на плоту по Яузе-реке Чирков, Меркурьев и - Александр Федорович Борисов. Тот, что сыграл в кино академика Ивана Павлова и гениального русского композитора Мусоргского. А вообще-то он был ведущим актером Ленинградского академического театра имени Пушкина. Столп и вершина советского театра, многажды лауреат, депутат и прочее. И этот мог бы, решил я, и послал на театр Борисову вежливое письмо и пьесу. Ответа не последовало. Пьеса, видно, не приглянулась. Тогда я послал ее Борису Бабочкину, в Малый театр.

Сразу скажу: там тоже был отказ. Но бывают отказы, которые дороже иных одобрений.

Только много времени спустя я уразумел, почему в начале нашего разговора (добрый час по телефону) Борис Андреевич так настойчиво втолковывал мне, что его отказ никак и совершенно не связан с самой пьесой. Причина, несколько раз повторил он, - в ряде привходящих обстоятельств, только в них.

Просить об уточнениях я из деликатности не стал , а он не посчитал нужным их сделать. Потом-то я понял...

Он был после тяжелой операции, ему вообще оставалось жить два года. Но для него, человека могучего творческого темперамента, конечно, не это было главным. Главным было другое. В театре уже лежала - а я не мог об этом знать - пьеса Иона Друцэ о Толстом. Сам главный режиссер Борис Равенских собирался ее ставить, а на роль Льва Толстого был намечен Игорь Ильинский.

Получалось, что я, того не подозревая, поставил великого Бабочкина в ситуацию щепетильную. Но вышел он из нее на диво достойно.

Начать с того, что он - это надо оценить!
– пьесу, не нужную ему для дела, да еще пришедшую "самотеком", без всяких рекомендаций, прочитал. Причем ясно было, что прочитал внимательно, вникая даже в мелочи. Он, например, посоветовал убрать некоторые словечки, звучавшие слишком современно, типа - "утрясем", или "переживает". И был прав. Поспорили немного о том, чем в старые времена занимались сотские - в пьесе есть такой эпизодический персонаж. Из приятного: мэтру понравилось, например, как выписан младший сын - Лев Львович и, что мне особенно было важно, одобрил всю линию "Софья Андреевна - Чертков", "она о нем правильно говорит", сказал он.

Борис Андреевич Бабочкин слыл среди профессионалов в искусстве человеком требовательным до жесткости, был нелицеприятен и спуску, как говорится, не давал никому. Помню, на каком-то широком собрании кинематографистов, где речь шла о подготовке творческой смены, он с трибуны запустил саркастическую тираду по адресу казалось бы давно "неприкасаемого" Сергея Герасимова: чему, мол, он может научить молодых актеров, когда сам лишен элементарной дикции. О дикции Герасимова, точнее об отсутствии ее, шептались по углам, но впервые об этом было сказано вслух. У самого-то Бабочкина дикция была образцовой. И за ним всегда стоял авторитет легендарного экранного Чапаева, и, конечно, убедительная череда актерских и режиссерских работ на театре.

Получить столь вдумчивое и развернутое собеседование с Борисом Бабочкиным дорого стоило. Потому и сказано, что бывают отказы - дороже иных одобрений.

"Хорошо будет смотреться..."

Итак, назвал всех, кажется, кому предлагал сыграть Толстого, но кто отказался. Дальше назову тех, кто очень хотел сыграть, но кому не дали. Для полноты картины. Ведь речь идет о крупнейших актерах своего времени, поэтому важно, думается, помнить не только об успешно ими сыгранном, но знать и о не сыгранном по разным причинам. В искусстве, как и в науке, отрицательный результат - тоже результат. Тем более, что речь идет отнюдь не о проходной роли...