Решальщики. Перезагрузка

Перекрывая звук магнитолы, Купцов заорал:

— Куды полетим, красавицы? А то я, гляжу, ножки-то уже того, заплетаются. Да и грех это, такими ножками ходить!

И услышал в ответ то, что и предполагал:

— В центр. На Английскую набережную.

Леонид нисколько не удивился цинизму, наглости и инфантильности Марины Чибиревой. Он давно уже ничему не удивлялся. А посему всего лишь незаметно кивнул стоящему на крылечке торгового центра Петрухину: «Да, Дима, именно туда, куда мы с тобой и предполагали». И напарник глазами показал: дескать, «есть контакт, понял, главное — особо не гони».

* * *

Когда минут через двадцать синяя «девятина» подкатила к дому Лисы, ушедшая в нирвану Гусева крепко спала. А вот ее подельница, напротив, была излишне бодра: всю дорогу Марина курила беспрестанно, а также несколько раз от души приложилась к плоской фляжке с коричневой жидкостью. Что именно было во фляжке, Купцов не знал — разглядеть этикетку не удавалось.

Во дворе, аккурат на месте некогда расстрелянной «ренушки», стоял зачаленный «фольксваген».

— Здесь, — пьяно скомандовала Марина, и Леонид приткнул машину аккурат к тупой морде их боевого «фердинанда».

Микроавтобус внешне выглядел мертвым и пустым. Однако стекло со стороны водительской двери было слегка, на пару сантиметров, приспущено, и это означало, что все в порядке, что Димка успел «эвакуировать» Лису и «понятых» — сестру Ирину и офицера Черного.

— Ксюха! Ксюха, просыпайся, приехали!

В водительское зеркало Купцов наблюдал за тем, как Марина пытается растолкать «дублершу». Гусева-младшая кривила губы, пускала слюну, но просыпаться не хотела. Видимо, хорошо вмазалась.

— Просыпайся, сука! Слышь, наркоманка гребаная! Просыпайся.

На Купцова Марина не обращала ни малейшего внимания. Что, в общем-то, для известной категории пассажиров обычное явление — водила для них всего лишь часть интерьера автомобиля. Ну да Леониду такой пассажир нравился даже больше, чем разговорчивый. «Позже пообщаемся. По полной программе», — предвкушая финальную сцену, внутренне ликовал Купцов. Ибо покамест разработанный партнерами план «Испуг и Саечка» шел (вернее — скользил) как по маслу.

Чибирева еще пару минут повоевала с напарницей, безуспешно пытаясь привести ее в чувство. И это все обратно было Купцову в достаточной степени привычно и противно. Настолько, что он едва не пропустил парочку весьма любопытственных невольно сорвавшихся с поганого Марининого язычка фраз:

— Тварь! Шизофреничка! Наркоманка! — шумела «интеллигентная особа», шпыняя свою подружку кулаком в бок. — Такая же дебильная тварь, как и твой пахарь Леша. Снайпер херов! Стрелок! Наркот!..

Из этого матерного потока Купцов профессионально вычленил слова про некоего Лешу. В переводе на нормальный русский язык получалось, что Леша состоит в интимных отношениях с Оксаной. Что стрелок он плохой. Что наркоман и «дебильная тварь»… А что? Вполне себе достойная характеристика для человека, который мог стрелять в Лису и ее сожителя. По крайней мере очень на то похоже. Стрелок-то действительно был не шибко меткий.

Марине наконец надоело биться с Гусевой-младшей, и она поскребла Купцова своим маникюром по плечу:

— Подожди меня, мастер, пять минут. Я только заскочу здесь к одной подруге, и сразу поедем назад.

— Прошу, конечно, пардону! Но сперва не худо бы рассчитаться. За дорогу сюда.

— Не писай, папа! Я же тебе залог оставляю, — прохрипела Марина и качнула каштановой головой на неподвижную подельницу.

В глазах любого таксиста такой «залог» стоил не более чем использованный презерватив. Поэтому Купцов, скосив глаза на заднее сиденье, показно нахмурился:

— Такой залог ни в одном ломбарде не примут!

— Блин, что за мужики нынче пошли! — Марина с презрением швырнула ему пятисотенную купюру. — На, получи. Жди здесь. И не вздумай уехать!

— Вот, другой разговор! Только ты это… Ты там не долго, красавица.

— Не писай. Мне всего-то с дохлым мясом попрощаться, папа, — пробормотала Марина, а затем нашарила в сумке связку ключей, побренчала ими и выбралась из машины. Напоследок отвесив смачную профилактическую пощечину Гусевой. На которую Оксана Петровна отреагировала многозначительным: «Мэ-э…»

Купцов дождался, пока Чибирева скроется в подъезде (странное дело, но походка ее сейчас была почти трезвой), и, заперев машину, двинулся за ней следом, оставив Оксану дремать в салоне.

Сон у барышни был здоровый, крепкий — героиновый.

* * *

Цокая набойками по каменным ступеням, Марина поднялась на третий этаж и остановилась на площадке перед массивной дверью до боли знакомой квартиры. Тихонько ругаясь себе под нос, она открыла замки и… Что она хотела найти сейчас в квартире? В идеале — тело в петле. Или тело на кровати, а рядом с ним — на полу — кучу упаковок от снотворного…

…Марина вошла в квартиру, и ей вдруг резко сделалось страшно. Она даже забыла закрыть за собой дверь, и ветерок, влетая через незакрытую форточку, теперь сквозил над пыльным полом прихожей. Пьяная эйфория мгновенно улетучилась, влекомая тем же ветерком-сквозняком. Подбадривая себя, Марина кашлянула и сказала вслух:

— Поглядим, где висит эта лисья шкура… Шкура старая, молью траченная. Ну кто теперь на тебя позарится, шкура? Только добрый дяденька-некрофил… Да и тот навряд ли. Висельники, говорят, обсираются. Кто ж тебя, обосравшуюся, трахать станет? А, подружка-поблядушка? Лисичка-сестричка, дрянь паскудная… ты где?

Марина медленно перемещалась по сумеречной квартире с задернутыми повсюду шторами и открывала дверь за дверью. За любой из них она была готова увидеть опрокинутый стул и босые ноги с перламутровым педикюром в полуметре над полом. Секундами ей чудились то звуки шагов, то слабо раздуваемые меха человеческого дыхания — то перед собой, то за спиной. Иногда ей казалось, что вот сейчас мертвая Лиса положит ей сзади руку на плечо и спросит… а что она спросит? Что обычно мертвецы спрашивают у живых? «…Не знаю. О, господи, я не знаю! Я ничего не знаю. Помоги мне, Господи! Помоги мне… помоги…» Марине сейчас даже не приходило в голову, что уж в подобных делах Господь ей всяко не помощник…

На большом круглом столе в гостиной Чибирева разглядела лист бумаги — белый четырехугольник в центре черного полированного круга. На сквозняке бумага слегка шевелилась. Улететь ей не давала антикварная бронзовая пепельница, прижимающая уголок листа. Марина хотела приблизиться, но не стала этого делать. И без того все было предельно ясно: вот она, предсмертная записка…

…Предсмертная записка. Два слова, похожие на короткий — из паровоза и одного вагона — эшелон… Эшелон с мертвым машинистом, помощником и мертвыми же пассажирами. Прощайте, сипит гудок… «Этот поезд в огне — и нам некуда больше бежать…» [7]

7

Строчка из песни Бориса Гребенщикова.