Решальщики. Раскрутка

Антон предложил зайти куда-нибудь — попить кофейку. И я почему-то — сама уже не знаю, почему? — согласилась. И мы с ним спустились в кафе как раз под моей студией. Там такое вполне демократичное заведение с разумными ценами…

Внутри было прохладно, полутемно и малолюдно. Мой бывший муженек заказал два кофе и, конечно же, пятьдесят граммов коньяку.

Он алкоголик, он давно уже без этого не живет… Антон выпил коньяк и начал врать про трудную свою жизнь. Я слушала. Я кивала и слушала…

Он говорил то же самое, что и восемь лет назад. Даже теми же словами. Он говорил, я кивала, и постепенно у меня возникало ощущение, что не было этих восьми лет. И что снова впереди бескрайнее море лжи, унижения и мерзости.

Господи, как же мне тогда сделалось страшно и противно!..

— …Нюш! Я еще соточку закажу, а?

— Мне кажется, не стоит. Ты и так пьян.

— Ничего подобного. Я ЕЩЁ пьян. Со вчерашнего. Точнее — с позавчерашнего. Но 150 вернут меня в реальность… Нюш, ну что тебе стоит? Хочешь, из нового почитаю?

— Не хочу.

— А ты все-таки послушай! Знаешь, я ведь стал работать с совершенно новыми формами! Вот, буквально вчера написал:

Шторм стонал. Буря ревела. Плач маяка. Какое дело всем до стенания маяка? Я тоже — стенаю. А жизнь крепка. Жизнь всё крепчает. А я — слабею Штормы. Ветра. Тихо фигею…

Антон сидел напротив меня. Закатив глаза, он раскачивался на стуле и словно бы завывал. Это такая типичная его манера. Вы будете смеяться, но когда-то мне это даже нравилось. Мне казалось, что именно так и ведут себя настоящие гении — словно бы впадают при чтении в экстаз. Вот только на этот раз подобное зрелище ничего, кроме тошноты и омерзения, не вызывало.

И вот, когда он наконец закончил завывать, я не выдержала и сказала ему все. Все, что о нем думаю. Сказала то, что должна была сказать много лет назад, но тогда не сказала. Потому что жалела… Зато теперь я сказала все! И то, что думаю о нем, и то, каким я вижу настоящего мужчину.

Я ожидала бурной реакции — крика, ругани, даже пощечины. Он ведь совсем не переносит критики. Антон самолюбив. Болезненно самолюбив, и даже при самом мягком укоре может взорваться…

В общем, я ожидала истерики. Но он отреагировал на удивление спокойно.

Всего лишь пьяно ухмыльнулся и сказал:

— …Чего ты, Нюшка, растопырилась-то? Чем муму сношать, дала бы в долг стольничек баксов. Разбогатею — отдам.

— ЧТО?!

Знаете, я буквально оторопела от этих его слов.

Так как ожидала чего угодно, только не этого.

— Что?

— Шучу-шучу. Дай хотя бы пятихаточку? Я верну! Честное благородное! Вот в течение месяца книжку напечатают, получу гонорар и — сразу отдам…

— …Я положила на столик купюру и сразу ушла… Вот, собственно, и все. Вот так я пообщалась со своим бывшим мужем…

— Понятно, — посочувствовал Купцов. — А какие-то его координаты у вас сохранились?

— Есть старый домашний адрес и опять же старый номер телефона. Но я совершенно не в курсе — обретается он там по-прежнему или куда-нибудь переехал.

— И то хлеб. Вы мне, пожалуйста, все это дело запишите. Прямо на этом листочке. Включая имя-отчество и данные со штампика о разводе.

— А зачем это вам?

— Думаю, что мы начнем нашу работу именно с Антона.

— Почему именно с него?

— Считайте сие своего рода интуицией, — уклончиво ответил Леонид.

Он не стал объяснять Анне Николаевне, что, когда занимаешься своим ремеслом всерьез и достаточно долго, постепенно у тебя появляются особый нюх и особый дар предвидеть развитие событий. С годами приходят опыт и умение с ходу врубиться в ситуацию, даже не зная до конца всех тонкостей и нюансов.

Из коротенького эмоционального рассказа художницы у Купцова уже сложился определенный образ этого морального урода. И сейчас он нисколько не удивился бы, коли узнал бы, что именно паскудник Антон и дал наводку на бывшую жену. Сознательно или невольно — это уже другой вопрос. Сейчас Леонида интересовало другое: кому? Кому он дал эту наводку?..

* * *

Покинув квартиру Московцевых, Купцов наудачу набрал домашний номер Антона, и после восьмого звонка «непризнанный гений» («О, слава вам, покровители оперов и следаков!») снял-таки трубку.

— Кхе… Але?

— Добрый день. Могу я услышать Антона Евгеньевича?

— Слушаю. Это я.

— С вами говорит следователь уголовного розыска майор Петров.

— Кто-кто?

— У нас к вам есть пара вопросов, Антон Евгеньевич.

— Вопросы? Ко мне? А вы… не ошиблись?

— Нет, не ошиблись… Да вы не волнуйтесь, Антон Евгеньевич. Это есть чистая формальность.

— Кхе… формальность. Ну спрашивайте.

— По телефону все-таки не стоит. Лучше бы встретиться.

— Встретиться? Я, право, не знаю… Свободного времени, признаться, негусто.

— Много времени я у вас не отниму… Да и вообще — я примерно через час буду в ваших краях и мог бы к вам заскочить на минутку. Устроит такой вариант?

— Кхе… Даже не знаю. Я, признаться, собирался уходить. По… хм… делам…

— Нет, конечно, мы можем вызвать вас официальной повесткой. Но вот насколько это для вас будет удобно? Опять же я знаю, что натуры творческие повышенно эмоционально реагируют на необходимость посещения присутственных мест.

После этих слов «творческая натура» для порядку немного помялась, а потом сказала:

— Ну что с вами поделаешь? Приезжайте… Через час, значит?

— Через час, — ответил Купцов.

Он сбросил звонок и сразу набрал Петрухина:

— Димон, ты сейчас где?.. Понял. И чего картотека мошенников? Я почему-то так и думал… Ага… А вот у меня кое-что, похоже, есть… Да… Ты сможешь минут за двадцать добраться до Театральной площади?.. Отлично. Тогда встречаемся там, возле памятника Глинке…

* * *

Полчаса спустя воссоединившиеся решальщики уже звонились в дверь «однушки» Антона, что располагалась на последнем этаже старорежимного дома по улице Союза Печатников. Далеко не сразу, но в конце концов щелкнул замок, дверь распахнулась и на пороге возник непризнанный гений Антоша Старостин. Был он, как и «положено» гению, бородат и лохмат. А еще неряшлив, толст и в состоянии похмелья.