Решающий бой

И ещё один важный момент. Критики Сталина молчат об оправдательных приговорах. А они были. До начала войны с фашистами около миллиона дел были пересмотрены. 200 тысяч приговоров отменили, а обвиняемых оправдали. А ещё 250 тысяч дел были признаны неправильно отнесенными в «политические», поскольку являлись чистой уголовщиной.

Разумеется, это не означает, что невиновных не было. Были! В те годы довлела атмосфера всеобщей подозрительности. Многие просто сводили личные счёты, отправляя доносы на своих обидчиков или людей, мешавших построить им карьеру. А некоторые чекисты, пришли в органы из самых низов органов и не отличались, мягко говоря, высоким интеллектом. Но приплетать к этому Сталина, неправильно. И ещё один момент добавлю, к деду приезжал товарищ, работающий на дипломатическом поприще, и изучавший правовую систему США. Так вот он утверждал, что в Соединенных Штатах в тюрьмах по политическим и уголовным статьям сидит больше миллиона человек одновременно. И эти цифры будут со временем только увеличиваться. И почему-то нет возмущенных выкриков о репрессивной машине США. А тут около 3 миллионов осужденных за 31 год после двух кровопролитных войн и 70 % из них обычные уголовники: бандиты и воры. Так о каких репрессиях Сталина может идти речь?

Делаю очередную паузу и обвожу взглядом одноклассников. Ребята слушают меня, затаив дыхание. Даша даже рот изумленно приоткрыла.

— И последнее. Вера Ивановна приводила в пример слова Михаила Александровича Шолохова о Сталине. Я хочу их дополнить. Мой дед дружит с его сыном — биологом и философом, Михаилом Михайловичем Шолоховым. Он рассказывал свой разговор с отцом о культе личности Сталина. Если кратко, суть мнения Михаила Александровича: Большевики завоевали власть. Многие хорошо умели шашками махать и агитировать. Хорошие ребята были, но строить, налаживать хозяйство они не умели. И на этом этапе нужен был вождь, способный принимать решения, брать на себя ответственность, выстроить такую вертикаль власти, чтобы эти отчаянные рубаки каждый приказ принимали к исполнению и выполняли его в кратчайшие сроки. В ту эпоху руководитель должен был быть мужественным, решительным, несгибаемым в своей убежденности, умеющим учиться и находить правильные решения. Поскольку строительство социалистического государства тогда дело было новое, а опыта никакого. И таким вождем стал Иосиф Виссарионович. О результатах, которые достигнуты под его руководством, я уже рассказал. Они говорят сами за себя.

Что касается культа личности. Это была вера в авторитет, в человека, в вождя. Без этого, как сказал Михаил Александрович сыну, «и овцы в отаре не ходят». Вот и всё.

Замолкаю. В классе висит тяжелая тишина. Тридцать пять пар глаз ошеломленно смотрят на меня.

Звук выпавшего из рук Амосова учебника о деревянную поверхность парты, разрушает оцепенение. Одноклассники задвигались, зашептались, начали листать учебники.

— Это…это, невероятно, — подает голос удивленная учительница, — Шелестов, откуда ты это всё знаешь? Даже с учётом деда-генерала это сколько времени надо копаться в архивах, чтобы такое узнать?

— Я этим не один год занимаюсь, — скромно отвечаю я. — А когда на каникулах у деда в Москве, времени много, чтобы как следует изучить историю.

— Я в шоке просто, — растеряно сказала Вера Ивановна. — Откуда у школьника такое понимание истории и знание материала? Молодец, просто молодец. За подачу материала, пять. Давай дневник.

А после следующего урока меня вызвали к директору.

17 ноября. 1978 года. Пятница (продолжение)

— Разрешите? — я осторожно приоткрыл дверь в кабинет директора.

— Здравствуй, Леша, заходи, — пригласила Нелли Робертовна, сидевшая во главе большого стола у окна.

Свет в кабинете ещё не включали — рано, а осенняя пасмурная погода создавала в помещении особую атмосферу серого полумрака. И завуч с классным руководителем, расположившиеся справа от директора в тени, смотрелись зловещими фигурами из американских ужастиков начала 90-х. В прежней жизни я ещё с начала Перестройки до отвращения насладился разнообразными шедеврами «Голливуда» жанра «horror». Поэтому, спрятавшиеся в сумраке Нина Алексеевна и Ольга Александровна, в первую секунду и вызвали такие невольные ассоциации.

Присаживайся — директор указала на стулья.

Я аккуратно опустился на краешек сиденья.

Спокойно сижу под внимательными взглядами завуча и классного руководителя с безмятежным и спокойным лицом, уверенного в себе отличника. Вопросительно смотрю на Нелли Робертовну.

Директор выдержала минутную паузу.

— Леша, ты знаешь, зачем я тебя сюда пригласила?

— Нет, конечно. Откуда? — удивляюсь я.

— Мы хотим поручить тебе важное дело. В декабре к нам в город приедет начальник из министерства — Николай Васильевич. Он будет посещать нашу школу. Наше руководство наслышано о том, как ты с одноклассниками организовал творческую встречу с ветераном и рассказал о Великой Отечественной войне. Твоё выступление сильно впечатлило учителей и районо. А Иван Васильевич очень любит самодеятельность. Мы с Ниной Алексеевной и Ольгой Александровной хотим попросить тебя сделать что-то такое к его приезду. Например, о Великой Октябрьской революции. Не обязательно в том же духе, можно спектакль поставить. Мы тут посоветовались и решили, что ты с этим должен справиться. Всю необходимую помощь от лица школы мы окажем, зал выделим, аппаратуру, что у нас есть. Требуется только твоё принципиальное согласие.

Ни минуты не раздумываю.

— Предварительно, да. Но хочу кое-что уточнить.

Директор и завуч многозначительно переглянулись.

— Уточняй, — улыбнулась уголками губ Нелли Робертовна. — Мы слушаем.

— В прошлый раз мне помогали одноклассники: Павел Амосов, Аня Николаенко, Ваня Волков. Они тоже большую работу проделали, Ольга Александровна знает.

Классная кивнула, подтверждая мои слова.

— Я могу привлечь их к работе?

— Конечно, можешь, — благосклонно ответила директор. — Что-то ещё?

— Да. Во-первых, нам нужно будет собираться и репетировать. Иногда, вместо физкультуры и ещё пары-тройки уроков. Это возможно? Просто работа предстоит большая, а время после занятий не всегда есть. Я ещё, например, спортом занимаюсь, военно-патриотическому клубу тоже приходится время уделять.

— Хорошо, — Нелли Робертовна опять переглядывается с Ниной Алексеевной и Ольгой Александровной. — Вообще-то это не поощряется, но в виде исключения, думаю, мы можем на это пойти.

— Мне нужно, чтобы нас по первой просьбе пропускали к сцене, а завхоз выдавал всё необходимое, колонки, магнитофон, микрофон. Предлагаю решать эти вопросы через Ольгу Александровну, чтобы вас не беспокоить по пустякам.

— Принимается, — кивает директор. — Ещё что-то?

— Да вроде всё, — задумался я, — А, можно ещё привлечь кое-кого из нашего клуба «Красное Знамя», если возникнет необходимость?

— Лучше обойтись своими силами. Не вижу причин кого-то привлекать, — отрубает директор. — В самом крайнем случае, если очень нужно, предварительно поговори с Ниной Алексеевной. А вообще, Ольга Александровна, привлеките Залесского, чтобы он оказывал любую помощь.

— Конечно. Прямо сегодня с ним обсужу, — пообещала классный руководитель.

— А я ещё и Богданова подключу, — задумчиво добавила Нина Алексеевна. — И если вам ещё для проекта люди понадобятся, пусть он этот вопрос решает, как комсорг школы.

— Шелестов у тебя всё, больше уточнить ничего не требуется? — осведомилась директор, демонстративно поглядывая на часы.

— Вроде, да. Если что-то ещё согласовать понадобится, тогда к Ольге Александровне обращусь. А пока подумать надо над программой представления или организацией спектакля.

— Отлично. Тогда действуй. Я тебя больше не задерживаю.

Когда я был у двери, директор меня окликнула.

— Шелестов!

— Да, Нелли Робертовна, — повернулся я.

— Как продумаешь это своё представление или спектакль, обязательно всё согласуй с Ольгой Александровной и Ниной Алексеевной. Вплоть до самой мельчайшей детали. Никакой самодеятельности. А то знаю я вас, энтузиастов, — усмехнулась директор, — наворотите чего-нибудь, а мне потом расхлебывать.

— Обязательно согласую, — клятвенно пообещал я, — первым делом.

— Ладно, иди уже организатор, — улыбнулась директор. — В течение двух-трех дней ждем от тебя предложений по программе.