Решающий момент Ржевской битвы

На этот раз наши части лишь немного откатились назад, ожесточенно обороняясь и не позволив тем самым противнику осуществить прорыв, перехватив инициативу и полностью нивелировав успехи наших войск за предыдущий день.

Из донесения 40-го танкового корпуса противника за этот же день:

«19 ТД: <…> Южнее Фомино происходят передвижения противника, в т. ч. и танков».

Из-за своеобразного изгиба линии фронта в зоне боев разведчики 19-й танковой дивизии имели хорошую возможность для наблюдения за передвижением частей 50-й армии на четырехкилометровом отрезке тыловой дороги от Сининки до Фомино 1-го.

Из донесения 10-й моторизованной дивизии, поданного по итогам боя также вечером 14 апреля: «В Фомино сосредоточены крупные силы противника. Там установлены два врытых танка».(Остается только удивляться усердию и самоотверженности советских солдат, сумевших меньше чем за сутки окопать машины в тяжелом грунте и под постоянным огнем противника. — Прим. авт.) «Беспокоящий огонь вражеской артиллерии по шоссе севернее Фомино. Передвижения войск противника перед участком 19 ТД позволяют предположить о подготовке к наступлению. Огнем штурмовых орудий, танков и артиллерии за период с 12 по 14 апреля подбито 9 вражеских танков» [41] .

41

Там же.

Примерно в это же время в штаб группы армий «Центр» поступило крайне интересное для нас донесение из штаба 9-й армии. В нем говорилось о том, что из направленных 56-м армейским корпусом 9-й армии в 4-ю армию танков 3 танка типа Pz III и 2 танка типа Pz IV застряли на дороге, идущей к Вязьме. Больше никаких документально подтвержденных сведений о переброске этой группы танков на сегодняшний день найти не удается. Основываясь на вышеприведенных данных, можно предположить, что, скорее всего, это были танки, выведенные из состава 6-й танковой дивизии противника, как раз в это время начавшей сниматься с фронта западнее Ржева для отправки в Германию, предназначавшиеся для 19-й танковой дивизии, терявшей в эти часы в боях с советскими войсками боевые машины одну за другой. Можно предположить, что это была сводная танковая рота, общая численность танков в которой не превышала 10 единиц. Перебрасывать танки своим ходом на расстояние более ста километров противник решил тоже неспроста — как мы помним, железная дорога Вязьма — Занозная была перерезана частями Западного фронта и партизанами, а железнодорожная магистраль Вязьма — Ржев была перегружена, к тому же движение немецких поездов по ней часто прерывалось налетами диверсионных групп 11-го кавалерийского корпуса Калининского фронта. Достоверной информации о том, когда в 27-й танковый полк все-таки подошли загнанные в грязь танки, подошли ли они или вовсе были перенаправлены в другое подразделение, у авторов нет. Однако даже появление в 40-м танковом корпусе трех-пяти Pz III, наиболее эффективных на тот период из всех немецких танков в борьбе против Т-34, все равно не могло перетянуть инициативу действий в районе Фомино — Прасоловка на сторону противника.

Тем временем 14 апреля в наступление перешли 8-я и 9-я воздушно-десантные бригады корпуса Казанкина и 2-я гвардейская кавдивизия Белова. Удар этих сил в тыл сражающихся с частями 50-й армии корпусов противника пришелся как нельзя кстати: еще накануне значительная часть немецких подразделений, оборонявшихся фронтом на север, оказалась переброшенной на отражение советского массированного удара у Фомино, а оставшиеся на северном фронте силы охранения оказались сильно растянутыми и не смогли отразить удар. Замысел советского наступления с «малой земли» состоял в прорыве через район населенных пунктов Буда и Аскерово к району Фомино 2-го, где планировалось соединение с 50-й армией, являвшееся конечной целью первого этапа наступления. В первый день было решено, атаковав вражеские опорные пункты, прикрыть фланги предстоящего прорыва. Так, пехота 131-й пехотной дивизии противника, не выдержав натиска 9-й воздушно-десантной бригады, подожгла и оставила захваченное в тяжелом бою десять дней назад Акулово, часть сил 9-й воздушно-десантной бригады не стала развивать здесь наступление, а, закрепившись на южных и восточных окраинах деревни, стала играть роль флангового прикрытия наступления основных сил с востока.

Обеспечивая западный фланг десантников, кавалеристы в этот день стали теснить противника, медленно, но верно продвигаясь к фанерному заводу. К ночи 15 апреля гвардейцы-кавалеристы прорвались к намеченной цели, несмотря на несколько немецких контратак, приходившихся по правому флангу и тылу. Этой же ночью к наступлению подключились основные силы десантников: 8-я и основные силы 9-й бригад выдвинулись на несколько километров вперед и предприняли штурм позиций немцев в деревне Буда, куда накануне отошли остатки вражеских подразделений от деревень Малая и Большая Мышенка и станции Баскаковка.

На юге обстановка также была крайне напряженной. Ночью 15 апреля последовал приказ командующего 50-й армией, в соответствии с которым 11-я танковая бригада и 298-я стрелковая дивизия должны были вновь наступать из района Фомино 1-го в направлении высоты 269,8, увязав свои действия с соседними стрелковыми дивизиями и 108-й танковой бригадой, которая должна была действовать на правом фланге, поддерживая танки и пехоту огнем с места по немецким огневым точкам в Фомино 2-м и не давая противнику сосредоточить весь шквал огня на наступающих. Также последовало указание заместителя командующего 50-й армией генерал-майора Захарова о том, что танки не должны отрываться от пехоты на 200–300 метров. Однако организовать взаимодействие и взаимную поддержку танков и пехоты в сложившихся условиях было не просто: из-за острого недостатка боеприпасов для артиллерийских и минометных батарей стрелковых дивизий проводившаяся артподготовка всегда была недостаточно мощной и непродолжительной по времени, и поэтому большинство немецких пулеметных гнезд и минометных позиций оставались неподавленными. Возникала уже ставшая классической ситуация: наступающие танки и пехота становились отличными мишенями для всех видов немецких огневых средств и несли ужасающие потери от сконцентрированного на них огня. Боевые машины зачастую отрывались от пехоты и полностью теряли с ней всякое взаимодействие.

Начавшаяся в 5.00 атака шла по этому сценарию: она проводилась вообще без артподготовки, видимо, в расчете на эффект внезапности неожиданного ночного броска, хотя ни о какой внезапности на этом направлении не могло идти речи уже с начала апреля. Ко всему прочему танки получили минимальную заправку топлива — всего на несколько километров. После подхода порядков атакующих к высоте 269,8 пехота залегла под сильным огнем, танки вырвались вперед, зарыв гусеницами пару передовых немецких траншей. Но вскоре пехота, не выдержав огня, стала отходить. Танкисты, дабы не нести бессмысленные потери, на последних каплях солярки вывели машины из боя. Скорый выход танков из боя пришелся как нельзя кстати: наступал рассвет, который значительно увеличивал шансы немецких артиллеристов на попадание и соответственно уменьшал шансы наших танкистов уцелеть.

Снабжение стало настоящим проклятием для наступающих частей и танкистов не в последнюю очередь. Эта ситуация сильно напоминает ситуацию со снабжением в немецком экспедиционном корпусе генерала Роммеля в Северной Африке в 1942 году: как только в ливийской пустыне стихала пыльная буря, транспортные колонны и авиация подбрасывали необходимые провиант, боеприпасы и в первую очередь горючее для танков, и наступление продолжалось с новой силой. По мере расходования горючего наступление прекращалось, и войска останавливались в ожидании новой партии грузов. Вот только масштабы продвижения в этих двух случаях разнятся: немецкие моторизованные части в Африке отбрасывали англичан на сотни километров, а в позиционной «мясорубке» у Варшавского шоссе продвижение на несколько сот метров считалось успехом у обеих сторон.

Тем не менее уже в 11.15 последовал новый приказ генерал-майора Захарова на атаку. По этому приказу танки должны были стремительным броском на большой скорости атаковать Фомино 2-е, посадив на броню до роты десанта из своих мотострелковых батальонов. Остальные мотострелки бригад должны были двигаться за танками в пешем порядке под командованием майора Соколова. План атаки сильно походил на самоубийство, так как атакующие неизбежно попадали не только под лобовой ураганный обстрел из Фомино 2-го, но и под фланкирующий огонь с высоты 269,8. Даже в случае прорыва на южные окраины деревни части бригад были бы отсечены огнем от остальных наших сил и полностью уничтожены на захваченных позициях.

Из-за затруднений с подвозом горючего атака началась в 18.00 вместо 12.00 по плану. Еще на дальних подходах к Фомино 2-му противник открыл сильный огонь, заставивший пехоту покинуть танки и залечь в сыром снегу. Снова завязался почти неподвижный огневой бой в явно неравных условиях (наши пехота и танки оказались на открытом пространстве на скатах высоты 235,5). Постепенно начался отход, и в 20.50 танки вернулись на исходные позиции. Потери в 11-й танковой бригаде составили 9 человек убитыми, 1 пропавший без вести и 9 ранеными; число убитых и раненых среди пехоты 298-й стрелковой дивизии было в десятки раз большим.

Несколько атак, проведенных в этот день бойцами 173-й стрелковой дивизии в направлении на д. Зайцева Гора, были отбиты 31-й немецкой пехотной дивизией. К востоку от Шатина болота, где наступала 413-я стрелковая дивизия, последние несколько дней шли позиционные бои за д. Чичково, однако и здесь советским частям не удалось добиться существенного продвижения.

15 апреля также состоялись часто упоминаемые в нашем повествовании переговоры Главнокомандующего войсками Западного стратегического направления Г.К. Жукова с командующим 50-й армией И.В. Болдиным. Тон переговоров довольно нервный. Жуков в них дает подробные указания о дальнейших действиях танковых бригад и стрелковых дивизий для перелома обстановки в нашу пользу: