Решающий шаг

Не успела выехать из Ак-Алана ашхабадская делегация, как прибыло посольство из Бухары. Эмир бухарский побаивался Эзиза и, чтобы расположить его к себе, прислал ему со своим представителем Тогса-баем богатые подарки: пятьдесят пудов зеленого чаю, дорогие халаты и большой солнцеподобный орден.

Обойдя стороною Мары, Тогса-бай торопился к Эзизу, чтобы не упустить горячую пору. Эзиз был поражен пышностью бухарского посольства. Тогса-бай, в расшитом золотом халате с плоским серебряным поясом, в чалме, толстый, краснолицый, нагнулся почти до земли в раболепном приветствии:

— Опора неба и земли, эмир эмиров благородной Бухары, великий из великих, ученый из ученых, хан ханов, бек гушбеков, солнечный луч ислама, его величество великий эмир прислал вашему высокому превосходительству с милостивой любовью свой дружеский привет!..

— Пусть будет здоров привозящий благую весть!

— Двенадцать муфтиев (Муфтий — мусульманский правовед) благородной Бухары, великий казий, шейх-уль-ислам (Шейх-уль-ислам — духовный глава мусульман) творят молитвы о вашем здравии, чтобы еще выше поднялось ваше ханское величие и чтобы ваш свет распространился на весь мир ислама. Каждый день пять раз, после молитвы, возглашают они свои благословения вам. Возношу хвалу аллаху — довелось и мне лицезреть ваш благословенный лик!..

Эзиз, не поняв как следует слов Тогса-бая, которых хватило бы на хороший вьюк для осла, не зная, что сказать, опять коротко ответил:

— Пусть будет здоров его величество эмир!

Приказав своим людям передать подарки, Тогса-бай собственноручно прицепил на грудь Эзиза сияющий орден. Красное, лоснящееся лицо Эзиза, изъеденное оспой, засияло от гордости.

— Не приложу ума, чем отблагодарить его величество эмира за оказанный мне почет.

Тогса-бай, напыжившись еще больше, сказал:

— Его величество эмир, свет мира, повелитель правоверных, от чистого сердца благодарит вас за услугу миру ислама. В какой бы помощи вы ни нуждались, он почтет своим долгом оказать вам ее. Из далекого края, от близкого сердца он шлет вам уверения в своем уважении. Как только станет поспокойнее, он будет рад принять вас в благодатной Бухаре, и мы надеемся, что вы, светлейший хан, будете почетным гостем нашего повелителя и его собеседником.

— Если будем здоровы, бог даст, увидимся.

В дальнейшей беседе Тогса-бай осторожно дал понять тедженскому хану, что эмир Бухары, пользуясь смутой, намерен расширить свои владения, а его, Эзиза, сделать своим наместником в Туркменистане.

Эзиз почувствовал себя равным чуть ли не шах-ин-шаху. Кто знал его имя за несколько лет до этого? А сейчас к нему с поклоном идут послы правителей и правительств. Каждый его задабривает, каждый обещает всякую помощь. «От ашхабадских меньшевиков и эсеров возьму оружие, — думал Эзиз, — соберу войско. Когда достигну Бухары, — запущу руку в ее казну. Пусть Тогса-бай считает меня дураком. Пусть эмир думает, что перетянул Эзиза на свою сторону. Потом посмотрим, кто окажется в дураках. Тогда и ашхабадских правителей их же оружием стукну по лбу. Пусть сегодня я — хан одного Теджена. Завтра я буду ханом ханов, повелителем всего Туркменистана!»

После приема бухарцев Эзиз посовещался со своими советниками, затем продиктовал Абды-Джелил-ишану свое первое повеление по «Тедженскому ханству»:

«По воле аллаха, с благословения наших ишанов, мы препоясались для борьбы с большевиками, которые оскорбили ислам. Поэтому приказываю тедженскому народу:

Двадцатого июля, рано утром, прислать в город Теджен по одному мужчине от каждой пятой кибитки.

За исполнение этого приказа отвечают старейшины и арчины.

Кто не выполнит моего приказа, пусть не ждет от меня хорошего. Люди, уклонившиеся от явки в мое войско, будут считаться предателями, примкнувшими к врагам ислама. Их постигнет тяжелое наказание».

Для скорейшего распространения своего повеления Эзиз послал в каждый аул по нескольку нукеров, приказав им применять беспощадные меры при наборе людей. Он приказал также привести из аулов всех годных для войска коней.

Только после этого Эзиз вспомнил о необходимости поговорить с Артыком.

Артык между тем ждал, чем ответит Эзиз на его выступление в защиту избитого дейханина, и решил на всякий случай держать под седлом Мелекуша. Заметив беспокойство своего сотника, джигиты сотни обступили его с тревожными вопросами. Артык не скрыл от них, что лежало у него на сердце.

— Друзья! — сказал он.—Мы с вами немалое время вместе делили хлеб-соль, вместе садились на коней, вынимали сабли, а где нужно, и кровь проливали. Я вам не говорил раньше, но теперь скажу: каждого из вас я полюбил, как брата. И вот теперь... пришло время расстаться. Если обижены мною — простите!

Джигиты стояли перед ним, опустив головы. Никто из них не мог сразу ответить своему сотнику. Артыку захотелось их подбодрить.

— Друзья! — продолжал он.— Мир создан так: если утром встаешь веселым, к полудню часто горюешь. Уйти от вас мне нелегко. Но после всего, что произошло, мне нельзя здесь оставаться. Опасность висит не только надо мной, но и над вами. Если уйду, вас, может быть, минует беда. Думаю, что мы еще встретимся.

Один из джигитов поднял голову:

— Артык, куда ты уйдешь?

— Не знаю еще. Позволят — уйду в свою кибитку. Будут преследовать — придется скрываться.

— А стоит ли тебе уходить? Можно рассчитаться и здесь.

— Ты нам дороже Эзиза! Может быть, его самого?..

— Нет, нельзя. Силы неравны, нас перебьют.

— Тогда... возьми нас с собой!

Артык задумался. Предложение соответствовало тайным его надеждам, но застало его врасплох. Что делать с сотней вооруженных всадников? Устроить свое становище и, как Эзиз, грабить народ? Нет, на это он не пойдет. Померяться силами с, Эзизом или белогвардейцами? С одной сотней долго не навоюешь. Вот если бы Иван был здесь. О, тогда Артык привел бы в совет всю сотню своих удальцов и лишил бы силы хромого мирзу! Но Иван, наверное, уже далеко, к нему не пробиться. «Может быть, потерпеть, выждать, пока Эзиз начнет бой с красногвардейцами?» — подумал Артык и обратился к своим джигитам:

— Нет, друзья, сейчас этого сделать нельзя. Один я в любом месте найду себе кров и приют, а с целой сотней куда Денешься?

— Тогда, может, и нам разойтись по домам?

Артык не знал, что ответить. Привести бы свою сотню к Чернышеву и сказать: «Вот мои джигиты, Иван. Они будут служить советской власти лучше, чем Куллыхан!»

Подошел Кельхан и сказал:

— Артык, нас зовет Эзиз-хан. Идем-ка.

Приняв задумчивость Артыка за нерешительность, он повторил:

— Идем же! После почестей и подарков, какими осыпал его посланец бухарского эмира, он теперь совсем размяк...

Артык неохотно последовал за ним, а войдя к Эзизу, молча сел и насупился. Эзиз не стал растравлять его раны напоминанием о столкновении и заговорил совсем о другом.

— Ребята! — начал он, словно ничего не случилось. — До сего времени мы наводили порядок вокруг Теджена, теперь нам нужно выходить на широкую дорогу. Перед нами стоят большие задачи. Завтра, самое позднее послезавтра, мы выступаем. Жаль, нет Кизыл-хана, но завтра он, может, вернется... Что вы думаете о моем решении?

Артык молчал. Не ответил ничего и Кельхан. Подождав немного, Эзиз спросил: