Решающий шаг

— Но что?

— Наверно, будет набор на тыловые работы. Может быть, и Баллы возьмут... Надо немножко обождать, пока все выяснится.

— А если Халназары не будут ждать?

— Когда наступит час, мы их опередим!

Неожиданно старая верблюдица встала и громко заурчала. Мачеха, громко зевая и почесываясь, поднялась на своей постели.

У Айны сильно забилось сердце. Она оттолкнула Артыка и нырнула под верблюдицу. Артык спрятался за кибитку. Чуть высунув голову, он смотрел из-за угла.

Мачеха протерла глаза и закричала оглядываясь:

— Айна, эй, девчонка! Эй, Айна!

И тотчас же раздался напевный голос Айны, словно она собиралась доить верблюдицу:

— Хореле, моя верблюдица, хо-реле!

Хотя руки Айны были у сосков верблюдицы, глаза ее напряженно следили за мачехой. Мама, не вставая с места, снова положила голову на подушку. Не прошло и минуты, как она захрапела.

Когда Артык расставался с Айной, Плеяды стояли уже низко над землей.

Глава двадцать вторая

Июнь был на исходе.

Хотя набор на тыловые работы был отложен, спокойствия в народе не было. Слухи самые невероятные распространялись с неимоверной быстротой. Люди прислушивались ко всему, но каждому хотелось верить в то, что сулило надежду. Внимание всех привлек такой слух: Гюльджамал-хан побраталась с белым царем. Она собирается ехать к царю хлопотать об освобождении от набора текинцев. Некоторые к этому добавляли: такой-то аул привез ей десять тысяч рублей, такой-то — пять тысяч.

Гюльджамал-хан была вдовой владетельного Нур-берды-хана, покойного правителя текинского народа.

Когда-то она действительно была на приеме в царском дворе в Петербурге, преподнесла царской семье великолепный ковер, вытканный текинскими девушками, и в качестве ответного подарка получила в свое владение один из царских каналов. Поэтому слуху верили, на заступничество Гюльджамал-хан возлагали большие надежды, и кое-кто из баев уже ломал голову над тем, как бы собрать побольше денег на поездку в столицу белого падишаха.

Халназар-бай тоже много думал об этом. Собирать или не собирать деньги для Гюльджамал-хан? Соберешь—узнает полковник. А узнает—добра не жди. «Пропадет ко мне доверие, кончится почет, уважение, — приходил к заключению Халназао и решил для себя: — Нет, лучше не вмешиваться, быть подальше от этого дела». Но у него болело сердце, когда он вспоминал своих сыновей. Как ему не жалеть их, когда они дальше Теджена не бывали, а тут вдруг очутятся на далекой чужбине! Да и как он, богатейший из баев, может допустить, чтобы его дети, не знающие тяжелого труда, пошли на черную работу?

Когда Халназар думал о своих четырех сыновьях, его охватывал страх за их судьбу. «Нет, надо во что бы то ни стало освободить их от набора», — думал он. Но тут же перед ним вставал вопрос: «А как это сделать?» И опять мысли невольно направлялись к необходимости собрать деньги для Гюльджамал-хан. Но где у народа деньги? У дейхан нет лишней копейки даже на чай. С наступлением весны они каждый день шли к нему с просьбами хоть немного дать взаймы под будущий урожай хлопка или пшеницы. И Халназар в конце концов пришел к выводу, что единственный способ достать деньги — это продать арендную долю урожая с общинных земель. Мирабы обещали отдать эту долю Артыну-ходжайну — тем лучше. С Артыном можно поделиться, а скупить побольше пшеницы в этом году было мечтой самого Халназара. Когда народу нужны деньги, можно купить даром.

Халназар не любил откладывать исполнение своих решений. В один из дней в конце июня в его кибитку набилось много народу. Почетные места заняли старики. Чай с сахаром ставили перед ними в изобилии. После разной болтовни о том, о сем и шуток толстяка Покги

Нобат-мираб трясущимися руками плеснул чаю в свою пиалу и начал свое слово:

— Народ! Например, на нас обрушилось тяжелое бедствие...

Мамедвели, погладив бородку, набожно произнес:

— Да сохранит нас аллах!

Нобат-бай продолжал:

— Например, пословица говорит — от плохого откупись. Гюльджамал-хан хоть и женщина, но, говорят, державная. Она занимает место Нурберды-хана. Говорят, заботится о народе. Ходят слухи, что она поедет к царю, хочет добиться отмены набора туркмен. Поэтому, например, нужна помощь деньгами...

Вмешался Покги Вала:

— Да, да! Гюльджамал-хан — дочь благородного человека. Да она и родственница наша! Она из рода Амаша-Гапанов, из семейства Соку — да разве вы не помните? Непес-бек, вы же знаете, ее родной брат.

Черкез, погладив среднюю из трех прядей на подбородке, сказал, что было у него на уме:

— По-моему, сейчас нужны будут деньги.

Халназар с важным видом заметил:

— О деньгах ли речь, когда дело идет о жизни людей! Если дело можно поправить деньгами, так они сейчас вроде грязи, которая липнет к ногам.

Ашир, сидевший с краю, крикнул, вытянув шею:

— Бай-ага, это верно! Но сейчас у дейханина еле душа в теле!

Покги Вала, поморгав глазами, сказал:

— Мы дейханина трогать не будем.

— Если баи проявят жалость к народу и возьмут на себя расходы — что может быть лучше!

— Мы баев тоже трогать не будем.

— Что же, Гюльджамал-хан вместо денег принимает добрые пожелания?

Нобат-бай вытер пот с лица и сказал с укором:

— Ашир, ты, сынок, например, вытираешь рот сухой щепкой. Ты хочешь, чтобы в орехах не было гнили. Так не бывает.

Седой старик в облезлой с краев папахе угрюмо проговорил:

— Ашир прав. Доили-доили дейханина, превратили его в тощую корову. А если она теперь не только молока, но и воды не даст, — что тогда будет?..

Халназар грубо оборвал старика:

— Вам говорят: жизнь или нож? А вы все свое...

Покги Вала пошел напрямик:

— Фу, гляди-ка о чем говорят! Мы обойдемся доходом с аренды!

Мамедвели одобрил:

— Очень хорошо! Если господь бог посылает болезнь, то он же дарует и исцеление. Слава создателю! Бедствие, обрушившееся на нас по воле аллаха, будет устранено им же ниспосланным урожаем.

Черкез беспокойно завозился на своем месте и, осуждающе покачав головой, сказал: