Реши это

– Ты уверена? Только восемнадцать месяцев за угрозу для ребенка?

Я знал лучше, потому что, очевидно, был более осведомлен о том, в чем обвиняют Стерлинга Мэдисона, чем его дочери. Потому что да, хотя срок давности по статье «Опасность для ребенка», которую я считал непристойной, действительно истек, прокурор округа обвинял Стерлинга Мэдисона не в этом. Она обвиняла патриарха клана Мэдисонов в преступлении на почве ненависти, и это, по сути, привело бы его в тюрьму на гораздо больший срок, чем понимали сестры Ника.

– Все это гнусно и достойно сожаления, – заверила меня Даниэль. – Но нашего отца не обвиняют ни в одном преступлении, связанном с Ником, только в мошенничестве и жестоком обращении с животными.

Кто-то определенно пропустил сообщение.

– Ты уверена? – спросил я, стараясь не показаться ехидным, потому что ее безразличие к Нику скручивало мой желудок в узлы.

– Да, конечно, – огрызнулась она.

О Боже, ее ждало потрясение всей ее жизни.

– Но мы здесь не для того, чтобы говорить об этом; нам нужно поговорить с Ником о ферме и...

– Зачем?

– Что значит «зачем»?

– Если ваш отец не сможет владеть лошадьми, когда в конце концов выйдет на свободу, то какой смысл владеть конной фермой? Мне это кажется странным.

Бет жестом указала на мужчину.

– Мой муж, Алан, будет управлять конефермой, а мой отец будет молчаливым партнером.

В дверь постучали, и я не успел ничего ответить, как под аркой между кухней и гостиной появился еще один мужчина.

– Это мой муж, Джин, – сказала мне Даниэль, в то время как мужчина переступил порог, и я встал, когда он протянул мне руку.

– Юджин Бехтель, – сказал он мне. – А ты?

– Локрин Барнс, – ответил я, пожимая его руку.

– Очень приятно, – сказал он, прежде чем занять место в мягком кресле рядом с креслом, в котором сидел Алан.

– Ты говорила об Алане? – спросил я Даниэль.

– Да, он собирается взять на себя управление...

– Правда?

– Конечно, – огрызнулась она. – И если Ник расплатится с долгами, а право собственности на конеферму перейдет от нашего отца к Алану, то основные активы останутся нетронутыми, что будет лучше для всех.

– Что Ник получит от этого?

– Что ты имеешь в виду, что Ник получит от этого? Ты шутишь?

– Нет, пожалуйста, просвети меня.

– Ну, он получит возможность оставить всю эту жалкую главу позади. Если он не поможет нашему отцу, то его имя будет вымазано в грязи точно так же...

– Ник - пострадавшая сторона, – объяснил я ей. – Он не может быть втянут в грязь. В суде общественного мнения он - герой.

– Я не думаю, что это...

– Ты можешь проверить, – сказал я ей. – Поищи его в социальных сетях, в новостях, и ты увидишь.

Она покачала головой.

– Это не имеет значения. Если Ник не поможет, наш отец разорится, станет полным банкротом. Ему придется переехать к кому-то из нас, и мы все окажемся под ударом.

Это произойдет не раньше, чем через несколько лет, но, опять же, она явно не имела представления о том, какие обвинения предъявлены ее отцу.

– Все вы?

– Ну, да. Даже наши дети.

Но я прочитал все, что прислала ему адвокат Ника, ужасно способная и совершенно пугающая Мейвис Баррингтон, и знал, что с внуками Стерлинга Мэдисона в долгосрочной перспективе все будет в порядке. В краткосрочной перспективе все будет плохо, потому что они будут связаны с преступлениями своего деда, но дети живучи. А вот их родители - не очень.

– Насколько я понимаю, ваш отец создал трастовые фонды для ваших детей, доступ к которым они смогут получить, когда им исполнится двадцать один год.

– А как ты... Ник знает об этом? – спросила Бет, ее голос был нитевидным и тоненьким.

– Да, – ответил я ей. – У него, в отличие от вас всех, отличный адвокат.

Все четверо уставились на меня.

– Ник сказал мне, что, когда он пришел к вам за помощью, вы с Даниэль, – обратился я к Бет, повернувшись к ее сестре, а затем обратно, – не поверили ему.

– Конечно, нет, – прошипела Даниэль, переключая мое внимание с Бет на нее. – Кто вообще поверит в такую историю?

– Но когда вы сами увидели запись, – сказал я, искоса глядя на них, – и поняли, что это правда, почему бы тогда не связаться с ним?

– Он гей, – рявкнул Алан. – Ты забыл об этом? Ты хоть представляешь, что эта новость сделала с нашей семьей? Мы все узнали об этом сразу, когда появились те ужасные кадры, а они просто объявили об этом всему миру, как будто ничего не было.

Я кивнул, не чувствуя необходимости поправлять их и объяснять, что Ник был бисексуалом.

– Все узнали об этом и заговорили об этом. Вся наша семья и друзья - это было повсюду. Представь, что мы все чувствовали, как нас предали, как нам было стыдно, и из всех нас бедный Стерлинг, ты даже представить себе не можешь, что он не из тех людей, которые никогда... для него это просто невозможно...

– Он запаниковал, – Даниэль заменил своего шурина. – В тот день в сарае он узнал, что его единственный сын - гей, и он был не в своем уме. Он впал в ярость, и то, что произошло, просто... произошло.

Но я видел запись, ну, часть записи, и этого было достаточно, чтобы понять, что никакого приступа неконтролируемого гнева не было. Он велел мужчинам заставить его сына истекать кровью, и он был спокоен и точен, когда отдавал приказ, поэтому его обвиняют в умышленном преступлении на почве ненависти.

– Ваш брат сказал мне, что ваш отец ежедневно избивал его после смерти вашей матери, и когда он рассказал вам, вы не поверили ему и в этом.

– Ты не понимаешь, – ответила Бет, почти умоляя меня. – Ник все время лгал, обо всем, а папа никогда не трогал ни Дани, ни меня, так что...

– Вы ему не поверили, – заключил я, вставая, чтобы пройтись, чувствуя, как по коже разливается жар от нарастающего гнева. Через секунду я бы задохнулся.

– Послушай, – начал Даниэль. – Я думаю, мы просто пойдем туда, где Ник...

– Вам нужно связаться со своим адвокатом, потому что, как я полагаю, он, или она, или они понятия не имеют, что вы думаете, будто Алан может управлять конефермой. Говорю вам прямо сейчас, он не может. В судебном запрете, который подал адвокат Ника, четко сказано, что никто из тех, кто имеет хоть какое-то отношение к твоему дерьмовому папаше, никогда не сможет управлять этой чертовой лошадиной фермой!