Рэсси – неуловимый друг (с илл.)

В этом пункте Электроник мелом дописал после слова «хозяин»: «и его друг». На что Рэсси утвердительно гавкнул, словно умел читать.

Электроник вынул из кармана маленькую металлическую коробку, протянул Сергею:

– Возьми. Это транзистор. Теперь Рэсси услышит тебя хоть за сотню километров. Ты – хозяин. Ты – друг. Я это уже говорил, Рэсси запомнил. Возьми!

Сергей осторожно взял легкий серебристый транзистор, не веря, что это – ему.

– Но я за лето забыл все формулы, все теоремы, которые знал. Как я буду командовать Рэсси?

– Командовать можно и обычными словами. Рэсси переводит их сам на язык формул.

Сергей облегченно вздохнул, тихо сказал в серебристую решетку транзистора:

– Рэсси, ко мне!..

Пес одним прыжком подскочил к новому хозяину, замер у ног.

Сергей внимательно осмотрел терьера: стоячие уши – одно чуть длиннее другого, умные глаза за космами шерсти, хвост морковкой. Раздвинул усы и, заглянув в рот, увидел красный язык и кинжалы острейших зубов. Пощупал прочные, удлиненные ступни.

– Как настоящая! – вздохнул Сергей.

– Точность до последнего волоска! – похвастал Электроник.

– И лает.

– Лают не одни собаки. Умеют лаять шакалы, лисицы, гиены, белухи, некоторые рыбы. Даже воробей, когда очень рассердится, рычит, будто собака. – Электроник, как обычно, все на свете знал и не допускал неточности в речи собеседника.

– Постой, – сказал Сыроежкин, потирая ладонью лоб. – Ничего не понимаю, все перепуталось в голове. Неужели то, что здесь написано, про Рэсси? – Он показал на доску.

– Я и так стою возле тебя, – серьезно отвечал Электроник. – Что тут непонятного? В первой же строке сказано, чей это технический паспорт.

– «Редчайшая Электронная Собака, Страус И так далее», – перечитал Сергей. – Значит, и для меня Рэсси будет Страусом И так далее?

– Конечно. Мы уже решили раз и навсегда.

– Но ведь Рэсси не страус, не кошка, не дельфин, не ворона, – задумчиво продолжал Сергей.

– Не дельфин, не ворона, – подтвердил Электроник. – Он – всё вместе. Рэсси – это Рэсси, машина специальной конструкции.

– Гениально! – вздохнул Сыроежкин. – Как ты это придумал?

– Когда все разъехались на каникулы, – стал рассказывать о себе Электроник, – я сначала не знал, что мне делать. Я, конечно, читал, занимался с отстающими, подготовил учебный материал для Таратара – все это пустяки. Заходила однажды старушка, просила найти пропавший бидон. Я нашел. Звонил Виктор Неделин, знаешь, из десятого «А». Ему стало скучно на Черном море, и он решил потренироваться со мной в решении задач. Потренировался и больше не звонил… То и дело заглядывали разные люди. Придут, спросят: «Электроник?» Посмотрят на меня, покачают головой и уходят. Вот я и повесил на двери: «Без вопроса не входить!» Без умного, конечно, вопроса.

Сереже стало жалко Электроника. Пока он в лагере гонял мяч, плескался в реке, уплетал завтраки и ужины, пел до хрипоты у костра, его друг проводил время в пустом и пыльном кабинете математики…

Правда, чуть позже, после встречи с учителем, жизнь Электроника переменилась. Профессор Громов привел его в институт и показал свою новую работу. Электроник внимательно читал страницы, заполненные мелким профессорским почерком. Он был хорошим математиком и достойным учеником Громова: не только мгновенно запоминал схемы и формулы, в них он видел смелое решение новых законов – законов движения, зрения, слуха, равновесия, выбора направления, защиты от опасности.

В эти минуты Электроник вообразил необычное существо…

– Ты все понял? – спросил Гель Иванович, внимательно поглядев на ученика.

– Понял, – спокойно подтвердил Электроник.

– Видишь ли, мне нужна твоя помощь. Эти формулы для одного уважаемого научного журнала, который торопит меня со статьей. Но здесь не завершены некоторые расчеты. Я могу, конечно, сделать их сам, но ты считаешь гораздо быстрее меня.

– Завтра расчеты будут готовы.

– Прекрасно! – обрадовался профессор. – Значит, у меня в запасе еще один день, чтобы написать статью.

Электроник остался в лаборатории Громова. Он начал прилежно выполнять задание. Учителю он ничего не сказал о том существе, которое виделось ему в формулах, которое он потом назовет именем Рэсси…

Быть может, в ту ночь электронный мальчик представил свое появление на свет. Вспомнил громоздкие счетные машины, которые непрерывно проверяли сложные схемы. Вспомнил, как слой за слоем из тончайших пленок складывался его организм. И момент, когда он впервые увидел этот огромный сложный мир…

Утром Гель Иванович, подойдя к двери, услышал странное жужжание. Ни один из механизмов в его лаборатории не издавал подобных звуков. Профессор взглянул на табличку, убедился, что жужжание доносится именно из его комнаты.

Войдя в лабораторию, Громов застыл на месте. Сломанные приборы, пустые футляры счетных машин, разбросанные на полу блоки и детали свидетельствовали, что с его учеником случилось непоправимое. Вот и он – посреди груды деталей. Спокойно поднимается, увидев учителя, здоровается, говорит:

– Извините, профессор, я не закончил работу, не успел навести здесь порядок.

– Та-ак… – сказал Громов, доставая из кармана свою знаменитую трубку. – Так-так… – повторил он, раскуривая трубку и немного успокаиваясь. – Итак, это – порядок… – Он оглядел разгромленную лабораторию. – Порядок, по-моему, совсем другое положение вещей. О каком порядке, Электроник, ты говоришь?

Его снова удивило непривычное жужжание. В углу комнаты работала какая-то машинка размером с портфель. Видимо, ради нее Электроник и разобрал столько техники. Маленькая, а шумит на всю комнату!..

– Не может она работать потише? – спросил Гель Иванович, подойдя к машине.

Электроник развел руками.

– Сейчас сюда сбежится весь институт, и мне нужно объяснить дирекции, что все это – идеальный порядок!.. Придется разобрать твое изобретение.

Что мог возразить ему ученик? Вместе они разобрали машину.

Сидя на полу среди разложенных деталей, Гель Иванович курил трубку. Потом он сказал:

– Любопытно… А что, если снова собрать эту модель? Может, она будет шуметь поменьше?