Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10

Дита восторженно смотрела на мичмана и, кажется, даже не моргала. Впрочем, надо признать, что бравый моряк на всех девушек действовал примерно одинаково: с первого взгляда он мог слегка оттолкнуть их горячностью и бравадой, но уже через несколько минут они таяли под напором его истинно русского жизнелюбия, открытости и непередаваемого очарования. К тому же Максим, выросший в дворянской семье, мог быть обходительным и деликатным. Его манеры не были столь показательно утонченными, как у некоторых представителей высшего общества, да и флиртовать, как тот же Гленерван-младший, моряк не любил. Но тем сильнее проявлялась его мужественность. «Как за каменной стеной» – говорят о таких.

Пришла очередь Родина делиться своими историями, публика начала упрашивать рассказать что-нибудь занятное, про Англо-бурскую или греко-турецкую войну, но веселье прервали старшие.

– Пора бы уже и честь знать, – сурово сказал Лутковский, обращаясь больше к своему сыну, но остальные тоже засобирались.

Время клонилось к утру, и усталость, которую до этого молодые люди не замечали, вдруг навалилась на них в одночасье. Полинька сонно потерла глаза, Юленька зевнула. Душевно попрощавшись и пожелав друг другу спокойной ночи, гости разбрелись по своим номерам.

Уже в комнате, умывшись и даже улегшись в кровать, Георгий осознал, что весь сон как рукой сняло. У него отчего-то было гаденькое предчувствие. Чтобы отогнать гнетущие мысли, он сел за книгу. Была у него привычка принимать «литературное снотворное» – такие сочинения, от которых волей-неволей глаза слипаются. На этот раз под рукой оказался какой-то средненький романчик, купленный в лавке на вокзале по случаю. Автор был местный, польский, а история про очередного злодея, пытавшего воскресить злобное «страшило», хоть и заявлялась как «авантюрная», была полна штампов и нудных конструкций. Через три главы Родин начал клевать носом, окончательно потеряв нить повествования, и вдруг ему почудилось, что за стеной раздается какой-то шум. Он встрепенулся, прислушался, нет, показалось. Доктор встал, чтобы налить себе стакан воды, но неожиданно раздался явственный звук разбивающегося стекла.

Бабах!

Из комнаты Полиньки!

Родин поспешил в коридор и постучал в дверь возлюбленной. Нет ответа. Может, девушке стало плохо? Недолго думая, Георгий аккуратно надавил плечом, и хлипкая дверь отворилась. Выключатель нашел не сразу, но еще до того, как лампа осветила небольшой уютный номер, мужчина понял – беда. Легкие занавески развевались на ветру так, будто окно не закрыто, да и среди вещей был беспорядок. Все осветилось: так и есть, одеяло на полу, тумбочка сдвинута, ночник повален, разбит, оконное стекло выбито. И Полинушки нет. Похищена! Родин тут же выглянул на улицу, но преступники оказались проворнее: двор был пуст, и ничто не нарушало тишину теплой летней ночи.

Что же делать? Георгий несколько секунд растерянно метался по комнате, но осознав, что просто тратит драгоценные секунды, взял себя в руки, присел на стул возле небольшого письменного столика, на котором лежала раскрытая папка для рисования. Мужчина собирался с мыслями, рассматривая рисунки. Карандашные портреты гостей пансионата мелькали перед глазами, всего лишь наброски, но какие точные… Да, конечно, чего же он, надо всех срочно разбудить!

Родин быстро и бесшумно, чтобы не создавать паники, постучал сначала к Максиму, который показался на пороге уже в тельняшке, было заметно, что он проснулся раньше и уже собирался выйти сам. Пока моряк будил отца, Родин побежал в коттедж хозяев.

Сонный, перепуганный Урбанович ничего не понимал, весть о пропаже постояльца, да еще и девушки, привела его в панику. Международный скандал! Он тут же кинулся на конюшню, проверять, нет ли там следов злоумышленников, а Родин с хозяйкой побежали опрашивать остальных. Сначала – злосчастных британцев. Сын и отец, поднятые по тревоге, как старые вояки, были собраны и отвечали на вопросы четко, без суеты: спали, ничего не слышали. Георгий, махнув рукой, побежал в гостиницу. В холле столкнулся с трясущимся от нервного потрясения профессором Савостьяновым, он никак не мог взять себя в руки, только, схватившись за лацканы домашней куртки жениха дочери, запинаясь, твердил, что Лутковские не открывают.

– Почему они не открывают, Еня? Почему?

В холл выбежал Максим, доложил, будто он на войне: немка с дочерью и художник со слугой на месте, напуганы новостью, но точно не в курсе произошедшего. Было странно, что даже в такой ситуации, растрепанный, бледный, в тельняшке, как простой матрос, он все равно сохранял какое-то внутреннее достоинство. Пани Урбанович между тем вернулась от слуг.

– Кочегар Лешик! – вскричала она, запыхавшись. – Каморка! То есть он живет в каморке под комнатой Полиньки. Он слышал шум и голоса и будто бы что-то спускали сверху, видел лестницу, прислоненную к стене, но решил, что это пани на свидание сбежала.

– Допросим, но сначала нужно разбудить Лутковских, – быстро и деловито отдавал распоряжения Родин, – они спят крепко, не открывают. У вас есть ключ?

– Да, – растерянно кивнула хозяйка.

Поисковая группа поднялась наверх. Хозяйка, хоть и выбежала в исподнем, прикрывшись лишь шалью, связку ключей с собой прихватила машинально. Отворив дверь большого, в несколько комнат номера, она застыла на пороге, не давая остальным проходу. Максим, не церемонясь, оттолкнул ее и тоже замер. Даже в темноте было ясно: номер пуст, ни постояльцев, ни их вещей.

– Ах, собаки польские! Пшеки сраные! – вскричал Савостьянов-младший в запале, но тут же осекся и уже тише промолвил, обращаясь к хозяйке пансионата: – Простите, пани… Я… Сердечно простите.

Урбанович лишь коротко кивнула. О, как она понимала чувства этого молодого русского: вот из-за таких людей, как проклятые Лутковские, и случаются в мире несчастья! Как можно опуститься так низко, чтобы похитить беззащитного ребенка под покровом темноты?! Кто же дерется с женщинами? Воевать должны мужчины, открыто, на дуэлях… А эта низость запятнала весь польский народ. Ведь потом разбираться не будут, кто прав, скажут, что все потомки славных витязей в этом повинны.

Максим по лицу женщины будто прочел ее мысли.

– Вы – добрые и честные люди, – ласково прошептал он и, снова растолкав всех, кто стоял в дверях, бросился вон, не разбирая дороги, но на лестнице столкнулся с Урбановичем, и они вместе кубарем покатились вниз, зашибив по пути и кочегара Лешика.

– Отставить панику! – проревел Родин, оказавшись в холле. – Надо отправляться в погоню. Хозяин, вы выделите нам лошадей?

– Нет, угнали. Сволочи! Лучшую тройку и самую быстроходную рессорную карету. Остался наш старенький рысак, но вы быстрее своим ходом добежите.

– Да, вот еще… – Лешик, про которого все забыли, протянул Георгию перепачканную в земле ленту, такую Полинька носила в волосах. – Нашел возле лестницы под окном.

Родин забрал ленту, прижал ее к груди.

– Да хватит болтать! – вновь повысил голос Максим, на этот раз раздосадованный сентиментальностью Георгия. – Что делать-то будем?!

Повисло молчание, которое прервало деликатное покашливание. Все повернулись на звук: в дверях стоял Джордж Гленерван, полностью одетый в дорожный костюм.