Ретроскоп
Шрифт:
На древнееврейском его имя произносилось по-другому, скорее — Иешуа, но «Вавилон», выгодно отличавшийся от любого оптимизатора, самостоятельно вносил поправки на тот объём знаний, каким владел пользователь. Раннехристианскую эпоху Стейбус знал только по Библии — одной из немногих древних книг, благополучно пережившей и Тёмный период, и Новый Расцвет.
Реконструкторы, путешествовавшие во времена Моисея, пророков и евангелистов, подтвердили высокую степень достоверности той Библии, которая дожила до современной Алитеи. К сожалению, описывая те или иные события, она уделяла мало места деталям, и для Стейбуса по-другому зазвучали не только названия и имена — вся окружавшая его действительность противоречила сложившемуся в сознании стереотипу. Он не преминул попрекнуть себя этим. Уж кому, как не ему, историку, следовало бы знать… Впрочем, тут же успокоил он себя, при исследовании прошлого с помощью ретроскопии невозможно изучать все эпохи досконально
Иосиф не всегда был нищим. Покопавшись в его памяти, Стейбус обнаружил в жизни своего агента более благоприятный период. Некогда этот хитрый пройдоха имел приличное состояние, которое спустил на женщин; причём страсть к любовным утехам не мешала Иосифу быть в меру богобоязненным и исполнять все предписания своей религии. Ещё десять лет назад он регулярно посещал храм, хладнокровно проходя мимо нищих и калек, в рядах которых пребывал теперь, и Стейбус, совершая короткие визиты в дни благополучия Иосифа, не заметил, чтобы он облагодетельствовал своих теперешних соседей хоть единым медяком. Зато вдоволь насмотрелся на еврейские праздники, бытовые сцены, и сумел освоиться в Иерусалиме и его окрестностях, почти не покидая одного-единственного сознания.
Геенна огненная, которая привычно ассоциировалась с загробным миром и адом, оказалась всего лишь огромной свалкой за городской стеной, куда свозились мусор и отбросы со всего Иерусалима. Однажды подожжённая, она теперь горела всегда, и её не могли погасить ни сильнейший ливень, ни затяжной дождь. Впрочем, то и другое в Палестине случалось редко. Место для геенны выбрали весьма удачно, но изредка, когда ветер всё же поворачивал на город, в ближайших к свалке районах попросту невозможно было вздохнуть из-за отвратительнейшего смрада, а улицы заволакивало клубами дыма. В таком способе утилизации отходов были свои преимущества — грандиозная иерусалимская помойка не росла. Правда, она и не уменьшалась. То, что поедал огонь, восполнялось местными жителями.
Следующей достопримечательностью, на которую Покс обратил своё внимание, был Иерусалимский храм, тем более что его агент почти не покидал Храмовую гору теперь, а раньше проживал неподалёку от неё.
В детстве мать Стейбуса сочла нужным вплотную познакомить сына с религиозным наследием древних, в том числе и Библией. С тех пор, кстати, он и решил, что всю оставшуюся жизнь будет атеистом. Урок не пошёл впрок, как говорится. Ветхозаветный культ прочно ассоциировался у Стейбуса с благообразным патриархом в чистеньком хитоне, который закалывает упитанного барашка на куче необработанных камней. Позже, совершив тысячи вылазок в прошлое и познакомившись с самыми величественными и кровавыми обрядами Земли, он думал, что тут-то его ничем не удивишь. Взять хотя бы его работу по культам Нового Света. Тогда он выбрал агентом жреца ацтеков во времена императора Ауицотля, и продержался достаточно, чтобы увидеть своими глазами мясорубку, призванную привлечь на грешную землю милость свыше. Вышеупомянутый правитель, только во время освящения одного-единственного храма Уицилопочтли в Теночтитлане, приказал умертвить восемьдесят тысяч пленников. Похожих проявлений благочестия Ауицотль демонстрировал больше, чем допускал здравый смысл. Всего во времена его правления во славу богов убивали четверть миллиона человек ежегодно. Объяснялось это беспрецедентное непрерывное кровопролитие достаточно просто. Ацтеки считали, что уничтожив максимально возможное число людей за минимальный промежуток времени, они убедят верховного бога отсрочить конец света и не истреблять весь род человеческий целиком… Стейбус на вторые сутки в шкуре жреца начал склоняться к мысли, что апокалипсис отодвигать незачем — он уже наступил, и устроил его не бог, а сами люди. Принимая во внимание темпы истребления по отношению к общему числу жителей страны, просто удивительно, что к моменту прихода в Америку испанцев ещё кто-то уцелел.
Потом были майя, также не отличавшиеся особым человеколюбием; друиды, разбивавшие своим жертвам грудь деревянными молотами на каменных алтарях; египтяне, с особо примечательной практикой мумификации заживо, которая была вроде как запрещена, но которая, тем не менее, периодически применялась; и многие другие, но всё же ритуальные жертвоприношения евреев произвели на Стейбуса впечатление. Здесь в качестве дара Творцу использовались только животные. Зато в каких количествах!
На Пасху или праздник Кущей слабонервным в Иерусалимском храме нечего было делать. Даже повседневные жертвоприношения больше всего напоминали хорошо отлаженный конвейер умерщвления всевозможных животных, начиная от скромных голубей и кончая откормленными быками, на котором трудились, не покладая рук, как священники, так и сами верующие. До Иерусалима Стейбусу довелось посетить знаменитые
чикагские бойни, и особой разницы между тем и другим он не находил, разве что в Чикаго не совершались воскурения фимиама и обходилось без торжественных песнопений.На Пасху только число принесённых в жертву агнцев достигало двухсот тысяч и больше. Двор храма бывал сплошь залит кровью: священники ходили по щиколотку в крови. Но главной достопримечательностью был Жертвенник Всесожжения, название которого говорило само за себя. Воздвигнутый Иродом Великим, он представлял собой конструкцию из камня пятьдесят локтей в длину, столько же в ширину и около пятнадцати локтей высотой. Насколько знал Стейбус, жертвенник, возведённый Иродом, был самым большим из всех, которые ему предшествовали. В пылающий на нём огромный костёр швыряли целых быков, а также туши козлов и баранов. То, что не успевало сгореть днём, священники дожигали ночью, успевая освободить жертвенник к утру, и всё начиналось сызнова. Согласно преданию, в древности столб дыма всегда поднимался от жертвенника вертикально к небу, и его не относило ветром, а дым не имел запаха палёной плоти. Стейбусу подобных чудес наблюдать не довелось. Стоило ветру поменять направление, как двор храма затягивало дымом и ужасающей вонью. Впрочем, зрелище всё равно оставалось грандиозным. На высоте семи метров бушевал настоящий пожар, отчего жертвенник напоминал вулкан правильной геометрической формы. Огненный факел упирался, казалось, в самое небо, выбрасывая вверх колоссальные фонтаны искр, а когда шёл дождь, бессильный потушить рукотворное извержение, картина дополнялась облаками пара.
Совершив очередной экскурс в прошлое Иосифа, Стейбус вернулся в его настоящее за десять минут до главного события, ради которого он сюда прибыл. Точнее, прелюдии к данному событию. Иосиф ненадолго отлучился со своего места и не видел, как в храм прошли нужные Стейбусу люди; соответственно, не видел их и Покс, но знал, что они уже на месте.
Вот они вышли — небольшая группа людей, окружённая возбуждённой толпой, — ближайшие ученики Иисуса Христа, которых впоследствии назовут апостолами. Стейбусу был нужен лишь один из них, но он не торопился. Следовало лично проверить один из выводов Лии, который подтверждали все предыдущие исследователи раннехристианской эпохи — в сознание апостолов невозможно вселиться, поскольку оно является полностью инертным.
В толпе присутствовали шесть апостолов из двенадцати и несколько бывших приближённых Христа рангом пониже, «из числа семидесяти». Стейбус, сколько ни старался, не смог прощупать ни одного из них. Не поддавались зондированию и ученики из числа новообращённых, которые примкнули к христианской первообщине уже после смерти Иисуса.
Инерты встречались Поксу и раньше. Ретроскописты считали нормальным существование в прошлом некоторого количества людей с закрытым сознанием. Мало ли какая причина может быть. Но сознание апостолов было открыто. Открыто, и… недоступно. Просто ровный фон без всякого движения, словно они и не думали вовсе, ничего не чувствуя и не испытывая эмоций. Даже от трупа месячной выдержки путешественнику больше пользы, с досадой подумал Покс.
О переходе в таких условиях нечего и думать… Вот он, ваш хвалёный «Вавилон»! Но Стейбус тут же взял себя в руки. Не в оптимизаторе дело. Полные инерты попадаются крайне редко, вот что. Иногда не встретишь ни одного за десяток вхождений. А здесь, в толпе около ста человек, их насчитывалось более сорока. И все — последователи одного учения.
Оставив попытки подселиться к таким несговорчивым агентам, Покс быстро нашёл подходящую личность в толпе окружавших апостолов людей. Хорошо бы заставить потащиться к месту событий Иосифа с его феноменальной памятью, но христиане попрошайку не интересовали, поскольку Иосиф считал их смутьянами и отступниками от веры отцов.
Стейбус поспел в новое тело как раз вовремя, чтобы успеть разглядеть то, что случилось за поворотом дороги: женщина средних лет стояла на пути толпы, не думая отходить. Впередиидущим пришлось расступиться; послышались возмущённые возгласы и нелестные, хотя и сдержанные высказывания в адрес женщины, чьё поведение было, по-видимому, вызывающим и предосудительным. Однако она не только не уступила дороги, но и двинулась вперёд, смело протискиваясь меж мужчинами, пока не оказалась перед юношей с красивым нежным лицом и едва наметившейся бородкой.
— Будь милостив, мой господин! — сказала она, почтительно склонившись и коснувшись рукой земли у ног юноши. — Мой брат жестоко беснуется, и мне сказали, что ты в силах исцелить его.
В этот момент вперёд протиснулся какой-то бородач средних лет с резкими чертами лица, и заслонил от Стейбуса всю картину.
— Ты пойдёшь, Кифа [21] ? — спросил его юноша.
— Нет, иди сам, — отозвался бородач. — Но возвращайся поскорее. Пусть Сампсон сопровождает тебя.
21
Апостол Пётр