Ретроспект: Пепел

– Почему я? – прошептал Звездочет, смотря на зажигающийся под ногами узор созвездий – почему я? Не Доктор, не Шухов, не Полина, не Митош, в конце концов? Они куда лучше, умнее, достойнее.

– Откуда мне знать – ответил Аметист, ступая за человеком по дороге меж звезд – да так ли это важно, знать ответ?

Звездочет прикрыл глаза и, молясь в первый раз в жизни, ступил в ось времен.

Вторая часть Ось времен

– 01 -

Зона. Периметр

Со стороны Периметра дул ветер. К прохладе поблескивающей росы примешивался едва ощутимый запах железа, раскаленного душного бетона и прибитой пыли. Вдоль дороги, среди разросшихся лопухов гордо взметнувших вверх гроздья репьев, кивал желтыми соцветьями зверобой и горчила полынь. Омытая быстротечным летним дождем зелень переливалась на склонах изумрудной волной, скрывая уродливые шрамы и громоздящийся мусор. Впереди синели фермы железнодорожного моста, скособоченные вагоны опасно накренились над КПП. Пологий спуск, дрожащий в струйках горячего воздуха, был виден как на ладони. И никакого Коридора. Будто кто-то взял и вырезал начинавшийся за элеватором участок протяженностью в несколько километров, подтянул друг к дружке холмы, склеивая неровности рельефа, словно на потрепанной военной карте. Стряхивая с травы росу, Брама и Самум едва продвигались, готовые отскочить, когда исчезнет иллюзорная ширма. Но твердь оставалась твердью, не разверзались огненные пропасти, не падало на голову небо, а големы бесстрастно подтверждали данные телеметрии.

– Много я повидал, особенно в последнее время, но это ни в какие ворота не лезет. Другие варианты истории – хоть со скрипом, но еще можно понять и допустить, даже чисто теоретически, в целях повышения образованности.

– Повышением не отделаешься, рамки ворот придется существенно расширить. Если не лезет, не стоит и пихать – и раму порвет и крышу снесет. Принимай как есть, потом само утрясется.

– Все у тебя складно получается, и с моделями социума знаком и в аналитике разбираешься.

– Профессия обязывает. Сам увидишь, что творит со странами «третьего» мира свобода демократии. Сначала жвачка и кола, призывы к миру и покупка чиновников. После, подмена идеологии и ценностей, и в конце обнищание народа и существование на грани вымирания. Для особо упрямых и непокорных – нанесение точечных ударов во благо мира.

Пышные заросли амброзии на пригорке раздвинулись, и оттуда выбралась собака. Самая обыкновенная, а не слепая. Постояла, наблюдая за людьми, едва заметно вильнула увенчанным репьями хвостом и побежала по своим делам. На оставленном позади элеваторе, с рухнувшей крышей зернохранилища звонко чирикали стаи воробьев, выискивая остатки зерна, и эта, казалось бы, мирная картина, выбила из колеи гораздо сильнее, нежели притон в Баре. Будто и не Зона вовсе, не аномальный лабиринт, а заброшенные колхозные угодья послевоенных лет, со стеной бурьяна по самую грудь. Зона есть Зона, с этим никто не спорит, тут некому чинить обрушившиеся фермы, но обыденная опустошенность почему-то давила на сердце. После волколака, околачивающегося возле натоптанной и утыканной вешками для пьяных сталкеров дороги с Арсенала, они не встретили ни одного мутанта, ни одной самой захудалой твари. Изредка перебегали дорогу шелудивые псы, светя облезлыми боками и клоками свалявшейся шерсти. Сорвать закинутые на спину автоматы было делом мгновения, только в кого стрелять? Зона вымерла, привычно шуршащая и рыкающая по сторонам живность разом исчезла, даже аномалии и те выдохлись.

Они не удивились виду КПП под мостом, где на выдранном с корнем дереве расположились солдаты, покуривая и переговариваясь под дребезжание дикой музыки, доносящейся из старого, побитого жизнью, бездорожьем и халатностью УАЗика. Профессионально дремлющий под этот аккомпанемент капитан выполз из машины, растер одутловатое заспанное лицо, поднял глаза и процедил:

– Куда прем? Платить, кто будет? Никакой совести! Знаете же, сволочи, как хреново армии на казенном довольствии, и все равно норовите надурняк прошмыгнуть! С каждого по стольнику.

– По стольнику чего, рублей? – спокойно осведомился Самум, мимолетно поправляя невзначай сползший автомат.

Солдаты заржали, оценив шутку, а капитан сипло выругался:

– Нет, юаней, блядь! И автомат не дергай, а то живо нашинкуем.

– Да я так спросил, про рубли. У нас они в ходу.

– С России, заходил? – смахивая беретом пот понятливо кивнул капитан - В принципе можно и рублями, но зелень надежнее. Обменник далеко, а Бирюк, скотина, по такому курсу меняет, дешевле в Киев смотаться.

Самум протянул две бумажки. Капитан взял, посмотрел на свет, кивнул и спрятал в карман кителя:

– Добро. Если вы за Периметр, то смотрите под ноги, пиндосы там мин понапихали что картошки.

– Кто? – впервые вставил слово Брама, не рискуя вести просторные диалоги с местным населением.

– Натовцы, мать их – сплюнул под ноги капитан – думаешь, с хорошей жизни тут стоим? Думаешь, оно мне надо и кроме денег ничего уже не вижу? А вы знаете, какая у меня зарплата? Эх…

– Не серчай капитан, просто жизнь такая. Не мы ее выбирали, ее выбрали за нас и вместо нас.

Капитан посмотрел на Самума, будто силясь вспомнить:

– Да… рыбак рыбака… давно ушел?

Особист неопределенно пожал плечами, а капитан вырубил надрывающийся магнитофон:

– Хорошие вы мужики, как я погляжу. Только денег вам не верну. Семью тянуть надо, да и их вон подкармливать, на казенной перловке только кожа да кости остались. Посидим, поговорим. А поговорить по душам не с кем: сталкеры смотрят как на прокаженного, для них я вроде бандита, хоть трясу на законной основе. Натовцы свысока поплевывают, за быдло считают, жуйку свою жуют.

– Нам идти надо – пытался увильнуть Брама, поглядывая в сторону сталкерского хуторка.

– Знаю – отмахнулся капитан сгоняя солдат и прутом выгребая из золы картошку – но полосу лучше ночью переходить.

– А ты не выболтал нам военную и государственную тайну? – прошипел путник перебрасывая картошку из руки в руку.

Капитан захохотал:

– Государственная тайна?! Да это такая же тайна, как натовская ПРО в Крыму или по линии Харьковской обороны!

Брама поперхнулся горячей картошкой и начал бить кулаком в грудь, смахнув выступившие слезы.

– Смазывать надо – критически заметил капитан, вытянув начатую бутылку «Хортицы» и щедро плеснул по кружкам. Один из солдат протянул было и свою, но получив свирепый взгляд, поспешил ретироваться за спины товарищей:

– Карпенко ты в наряде! Сталкерам до хуторка рукой подать – дойдут как по ровному и травинки не заденут. А на вас выползи вдруг из кустов хвойда, так вы и без сто грамм ее упустите, мажа в молоко!

Отчитав салагу капитан чокнулся и хукнув в сторону выпил. Водка была хороша, плеснула в желудок приятной волной и рассыпчатая, пахнущая дымом картошка с кусочком сала и зеленым луком была под нее самое то. Выпили еще, и вскоре тот подпер голову и зажурено глядя вдаль затянул «цвiте терен». Поняв, что данный источник информации безнадежно утерян, гости попрощались, и вслед еще долго звучал бархатистый голос капитана.

– Что же за жизнь у них тут такая? Ему бы, с таким голосищем, не в Зоне на КПП торчать, а в опере петь.

Особист пожал плечами и ускорил ход. Здесь аномалии почти отсутствовали, похоже, это привычный порядок вещей. Они просочились среди колышущихся трав и вскоре вступили на хутор. Все так же как и у них - только бурьян повыше, домов побольше, и не было старых, засыпанных землей и остатками кирпича воронок, оставшихся после танковой лавины Кречета. Очевидно, он получал иные приказы, если вообще был в Зоне в момент ее возникновения. Этим объясняется вполне приличный вид хуторка, с неприлично разросшимся бурьяном, который не сжигали лет десять. Подходить к сталкерскому гурту не стали, а сминая толстые, мясистые заросли крапивы направились к бункеру Бирюка. Тут начинались различия: в их мире дверь в бункер приемщика была влита в толщу железобетона и ходила на мощной гидравлике, здесь узкий лаз из рассохшихся досок и ржавого кровельного железа. Сквозь щели тускло светила маломощная лампочка, и, откинув скрипящую створку в крапиву, Брама шагнул в пахнущий лягушачьим духом лаз. Ступени оказались вполне ничего, противно скрипели рассыпаюшимся от сырости бетоном и вели в полутьму витой пригребицы. Пятачок перед дверями был просторнее, но выпрямляться во весь рост они не рискнули, в углах свисала бурая бахрома паутины и стекающих капель. Дверь была заперта, и Брама в сердцах пнул ее ногой.