Реванш. Трилогия

— Начнем с доклада товарища Уланова. — Павел Николаевич кивнул в сторону командующего Дальневосточным военным округом.

— На данный момент мы уплотняем патрулирование и усиливаем пограничную линию. Приграничные районы полностью перекрыты армейскими частями, ведем постоянное наблюдение с воздуха. — В голосе генерала Уланова явно слышались нотки превосходства, в кои-то веки армейцы берут на себя полностью ответственность за границу, оттесняя на задний план войска КГБ. — С момента объявления повышенной готовности с помощью армейских подразделений пресечены 189 попыток перехода границы. Все нарушители без задержания выдворены за пределы нашей территории…

Далее последовали доклады остальных военных. Смысл был примерно одинаков: граница на замке, усиленное патрулирование, в воздухе дежурят истребители, пограничные переходы перекрыты. Отмечалось, что на той стороне замечены большие скопления людей, видимо, беженцы.

На море ситуация сложнее. В результате прорыва нескольких судов из Японии на Курилах и Сахалине образовались лагеря беженцев.

— Ситуация была на грани взрыва. Пришлось в явочном порядке разрешить иммиграцию и выделить территорию под лагеря, — пояснил председатель Сахалинского облсовета Малютин.

— Я полностью поддерживаю Сергея Михайловича и готов разделить с ним ответственность, — поднялся начальник Владивостокского погранотряда контр-адмирал Охламонов. — Мы могли либо пропустить часть судов с беженцами и выделить им изолированные районы для проживания, либо просто топить огнем всех нарушителей границы.

— Никто никого не обвиняет, — мягким тоном произнес Шумилов. — Вы приняли неплохое решение, беженцы ни в чем не виноваты, пусть живут. Главное, чтобы не в ущерб и без риска заражения граждан СССР.

После рапортов губернаторов и генералов Павел Николаевич повернулся к Вячеславу Ивановичу Трубачеву.

— Что скажет Комитет? Касательно ваших научных разработок и аналитики.

— Сначала я хотел бы предоставить слово Андрею Олеговичу Майорову, директору Новосибирского НИИ микробиологии. — Трубачев повернулся к полноватому, круглолицему усачу, сидевшему между Рычковым и Владимиром Никитиным.

— Я раньше никогда не участвовал в работе совещаний такого уровня, — чуть запинаясь, произнес Майоров, поднимаясь с места.

— Ничего, привыкнете, — подбодрил его Шумилов. Ему, если честно, нравилось работать с учеными. Это совершенно другой склад ума, образ мышления, абсолютно не похожий на привычные тяжеловесные приземленные мысли и фразы хозяйственников. Полет фантазии и творческое воображение, в конце концов.

— С момента появления первых сообщений о новом заболевании наши специалисты работали в очагах распространения лихорадки Шилдмана. В Индонезии группа плотно сотрудничала с самим Аароном Шилдманом. — Речь шла об ученом, первым выделившем возбудителя заболевания. — На текущий момент институтом проведена огромная работа по изучению лихорадки. Симптоматика, течение болезни, способы передачи заболевания… — Слушали его молча, не перебивая. Говорил Майоров сбивчиво, видно было, что он чувствует себя не совсем уверенно. — Работа выполнена далеко не полностью. У нас еще много вопросов, требующих поиска ответов, но уже сейчас я могу отметить один факт: вирус, вызывающий лихорадку Шилдмана, несомненно, обладает модусом генетической избирательности.

— Что это означает? — удивленно поднял брови Шумилов.

— Вирус внедряется в клеточные структуры только носителей определенного генотипа и с большой долей вероятности безвреден для индивидов, лишенных определенного «маркера Ш». Я понимаю, это звучит дико, но…

— По информации из зараженных районов, вымирают целые города. Побережье Китая почти обезлюдело, это огромное кладбище, — перебил ученого Рычков.

— Подождите, пусть Андрей Олегович выскажется, — премьер вовремя остановил готовый разгореться диспут.

— Если говорить доступно, — Майоров покраснел, — вирус поражает предпочтительно монголоидов, негров и полукровок. В то же время он гибнет в организмах европеоидов. Я сам сначала не поверил, но факты — упрямая вещь.

— Охренеть можно! — грохнул маршал Андреев, выражая всеобщее мнение, затем смущенно добавил: — Извините, сорвалось.

Остальные отреагировали не менее эмоционально. Идея заболевания, поражающего только определенные расы, не укладывалась в головах и звучала абсурдно.

— В это трудно поверить, — повторил микробиолог, — но факты говорят сами за себя. По информации, предоставленной Вячеславом Ивановичем, большинство европейцев и белых американцев, находящихся на зараженной территории, не заболели. Никто из наших сотрудников консульств и диппредставительств не пострадал, то же касается и прочих европейцев.

— Информация устарела, — мрачно добавил Рычков, — в Токио умер наш сотрудник.

— Кто он по национальности? — быстро отреагировал директор Института Экспериментальной Истории и Социального Моделирования, знаменитый философ и мыслитель Сергей Перешугин.

— Не знаю. Кажется, из Сибири.

— Получается, большинству наших сограждан ничего не грозит, — облегченно вздохнул Владимир Отрогов, — это радует.

— Не все так просто, — включился в разговор Перешугин. — Впереди нас ожидает кардинальное изменение мировой политической карты, переориентация транспортных потоков, разрыв хозяйственных связей. Глобальная катастрофа ударит по всем, независимо от цвета кожи.

— Опять вы пророчествуете свой «Апокалипсис», Сергей Николаевич. СССР способен выжить даже в полной изоляции. Ваша «Теория катастроф» не подтверждается фактами.

— Ладно, давайте лучше решать, что делать с нашими гражданами-монголоидами, — вмешался Трубачев.

— Сергей Кожутдинович! — жесткий, пристальный взгляд Шумилова уперся в министра по чрезвычайным ситуациям Сергея Бойгу. Смугловатое лицо министра на глазах бледнело, многие вспомнили, что он только вчера вернулся с Дальнего Востока. Сергей Кожутдинович был смелым человеком, но в этот момент, когда до него дошло, как передается вирус и кого он поражает, ему стало не по себе. Оставалось только благодарить судьбу и шторм, помешавшие ему проинспектировать лагеря беженцев на Сахалине.

— Пожалуйста, не воспринимайте это близко к сердцу, но с этого момента вы в бессрочном отпуске. — Шумилов был неумолим, хоть и говорил мягким успокаивающим тоном.

— Постойте. Это еще ничего не значит. Я могу работать в Москве, в министерстве.

— В Москве вы тем более работать не можете. Это слишком опасно, в первую очередь для вас. Извините, но я не могу подвергать вас такому риску. Слишком ценный вы человек. — Разрозненные кусочки мозаики сложились в голове Шумилова в целостную картину.