Реверс

И вдруг – остановился. Сделал стойку, как на дичь, приглушенно зарычал.

На тропинку из кустов вышли двое.

В черном.

– У тебя есть выбор, – сказал один из них по-оннельски.

– Переоделись, самозванцы? – сквозь зубы выцедил Рафаэль. По-видимому, он знал, кто перед ним.

– Как и ты… охотник, – был ответ. – Отдай нам этого человека и уходи. Тогда не тронем.

– Идиоты. В кого вырядились? Старец вас на кол посадит.

– Не твое дело. Считаю до трех: раз…

Одним движением сбив Макса с ног, Рафаэль сдернул с плеча двустволку, и оглушительный выстрел просто снес одного из черных с тропинки. Из второго ствола Рафаэль выстрелить не успел.

А оставшийся черный, короткой очередью отправивший Рафаэля в небытие без возврата, не успел закрыть рукой горло, когда Лакки взвился в воздух.

Зато сумел пустить в дело нож.

Взвизг собаки, булькающий горловой хрип черного, несколько секунд возни – и все кончилось. Макс постоял возле умирающего пса. Он ничем не мог помочь. Есть какая-то несправедливость в том, что умирают самые верные существа, защищая самое дорогое, – умирают, сжав зубы на горле врага. Нет в смерти никакого величия, но оказалось, что встречается смерть, достойная уважения. А Рафаэль – разве он не был таким же?

Макс постоял и возле Рафаэля. Пули распороли ему грудь и живот – Рафаэль умер сразу. Через минуту перестал дышать и пес.

Уходя, Макс еще долго оглядывался – пока ветки окончательно не скрыли следы жуткой и непонятной трагедии. Он шел в Тупсу, ничего другого ему не оставалось. Он по-прежнему был соринкой в бушующем потоке и по-прежнему не понимал направления и смысла его течения.

Поток щадил соринку – только это он и заметил.

Но почему?

И всегда ли так будет?

И чем все это кончится?

Слишком много вопросов для маленькой соринки. Плыви. Не думай.

Плохо быть мыслящей соринкой…

Глава 6. Стриптиз-проводник

Чего Сергей терпеть не мог, так это писать. В далекие школьные годы добрая – бывает и такое чудо – учительница русского языка и литературы внушала ему, как и другим оболтусам: тренируйтесь хотя бы на школьных сочинениях! Пусть странный жанр, пусть даже никчемный, но это только с виду! Умение складно собирать слова в предложения всегда пригодится. Нет, добрая учительница не надеялась, что кто-нибудь из ее учеников выберет тернистую стезю писателя, ее аргументы были проще и приземленнее. Следователь, говорила она, поднимет себя на смех, написав в протоколе что-нибудь вроде «невменяемая жена трупа произвела укушение подозреваемого и нанесла ему один побой по лицу». А сколько деловых бумаг приходится сочинять служащему! Даже слесарь порой вынужден писать заявления и объяснительные. И уж конечно, все пишут письма…

Никаких писем Сергей не писал, если не считать электронной почты, блога и болтовни в чате, возить авторучкой по бумаге не любил и даже не уважал стукотню по клавишам, если она требовала размышлений о том, куда вставить глагол и как закруглить деепричастный оборот. Старания доброй учительницы пошли прахом.

Но сейчас, потея над отчетом, он хотя бы пользовался клавиатурой, а не скрипучим и рвущим бумагу стальным пером, как в Центруме! Да еще требующим периодического макания в чернильницу!

Ужас. Палеолит. Хотелось спросить, почем на здешнем рынке идут каменные топоры.

Разумеется, Сергей этого не сделал. К чему дразнить гусей?

Но сильнее всего раздражало то, что на столе в кабинете особиста – так Сергей назвал про себя типа, которому его сдали с рук на руки, – стоял раскрытый ноутбук!

И почему-то не пытался прямо на глазах превратиться в мерзкую слизь.

После подробнейшей объяснительной, кое-как нацарапанной скрипучим пером, задержанного дважды сфотографировали анфас и в профиль – сначала современной цифровой камерой, затем громоздкой деревянной конструкцией с объективом на гармошке. Потом деловито сняли отпечатки пальцев.

После чего нашли переводчика. Нашли, паскуды! Оный переводчик болтал по-русски куда лучше задержавших Сергея пограничников, понимал написанное и довольно редко затруднялся в значении того или иного слова.

И начался ужасно долгий и ужасно нудный допрос. Теперь Сергей тщился вспомнить вопросы особиста и свои ответы, дабы занести их в отчет. Сказано было: излагать как можно подробнее.

Ничего себе отчетец по командировке! Тут нужен Лев Толстой с его умением писать длиннейшие романы. Сошел бы и Дюма-отец. Или хотя бы прилежный ученик доброй учительницы, а не Сергей Коханский с его несчастным трояком в аттестате.

На втором часу мучений в дверь комнаты просунулась Ева:

– Ты как, в порядке? По клавишам попадаешь? Вчера, извини, ты шатался, как после литра водки. И, кстати, несло от тебя, как от козла.

– Христос тоже потел от страха, – парировал Сергей. – Да и солнце в той пустыне такое, что…

– Да уж, морда у тебя красная, – согласилась Ева. – Я тебе крем дам, смажешь. Только нос, конечно, все равно облупится.

– Лишь бы не отвалился… Слушай, а нельзя надиктовать всю эту муру на диктофон?

– Нельзя. Таков порядок. Но ты можешь проговорить все это вслух – если хочешь, расскажи мне, – а потом сразу запиши. Легче будет.

– У тебя что, нет никаких дел?

– Сегодня – никаких. – Ева выглядела довольной. – Сегодня мы празднуем. Именинник – ты. Так что не теряй времени, а то начнем без тебя. Родион говорил, что рассказывать ты умеешь, так что валяй начинай.

– Значит, так… Для начала особист показал мне паяльную лампу и спросил, знаю ли я, что это такое. Я ответил, что знаю… дрогнувшим голосом ответил, это было нетрудно.

– Верю. А дальше?

– И все. Больше мы к этому предмету не возвращались. Пошел деловой разговор. Потом я незнамо сколько сидел на нарах за решеткой – проверяли они меня, что ли?

Ева кивнула.

– Они всегда так делают. Пугнуть – пугнут, но не более того… конечно, в том случае, если ты им раньше не попадался. А это они, конечно, пробьют по базе. Со связью в Центруме дела не блестящие – главным образом телеграф и искровое радио, – отсюда и большой срок… А покажи-ка татуировку.

Сергей показал. Черно-синий кружок на правом запястье нисколько не болел, но выглядел зловеще.

– Свести-то ее можно, нет?

– Считается, что нет. На самом деле очень трудно, но можно. Но татуировка – это для них так, первичный отличительный признак. Если ты не давно известный законопослушный «челнок», тебя проверят по полной программе. На это, конечно, потребуется время.

Ева усмехнулась – наверное, вспомнила что-то свое.

– В сущности, погранцы по-своему неплохие ребята, зашоренные только. Попадешься снова – тебе не понравится, хотя и тогда еще до пыток дело не дойдет. Но если ты им здорово намозолил глаза…