Реверсивный самоубийца

Кацура, естественно, любезно принял Ами, впрочем, всё равно удивившись её визиту.

— Я могу тебе чем-то помочь, Ами-тян?

— Вы можете послать Лео-куна к моему потомку и Герою, Кацура-сан?

Бог Ремесла выпучил глаза на фиолетоволосую девушку.

— Я не до конца понимаю…

Богиня Любви устало покачала головой.

— Им нужна какая-то сдерживающая сила, Кацура-сан. Только Лео-кун сможет составить им конкуренцию! Я вас очень-очень-очень прошу!

— Это может быть довольно опа… — Бог Ремесла уже думал что-то сказать, но потом встретился с умоляющим взглядом Богини Любви. — Ладно, ладно! Только не смотри на меня так, Ами-тян. Ты разрываешь моё сердце…

Богиня Любви счастливо улыбнулась.

Теперь-то она сможет выдохнуть и сосредоточиться на том, чтобы следить за Киром-доно! В конце концов, теперь у неё было уже целых две последовательницы, что крутились рядом с Киром.

А там, где последовательницы Богини, поблизости и сама Богиня…

Глава 45

Я был где-то в лесопосадке. Разглядеть что-либо не получалось, пространство плыло и искажалось, но я точно мог сказать, что был на той самой площадке, где когда-то гулял с рыжей бестией, которая по итогу низвергнула в самые глубокие недра мироздания. Было в этом что-то философское и глубинное, наверное: переосмысление своего места в жизни, аллегория на переживание первого негативного опыта отношений, или…

Поморщился.

Мне ли не похер?! Не с моими мозгами сидеть и философствовать, только голову лишней хренью забиваю.

— Приехали… — пробормотал я детским голоском.

Было странно полностью осознавать себя ребёнком. Мир перед глазами был неприлично большим, сам я был маленьким, слабым ребёнком. С координацией беда, говорить тяжеловато, кулак едва-едва сжимался. Я слишком привык к тому, что был абсурдно сильным, скажем так. Контраст получается неприлично большим.

Ещё и в груди что-то покалывает.

Сука.

В прошлый раз я лишь видел со стороны обрывки воспоминаний. Сейчас же я оказался непосредственным участником происходящего, и не сказать, чтобы мне это нравилось.

— Хрен с тобой, — сплюнул я, что в исполнении совсем уж мелкого шкеда смотрелось скорее потешно, чем злобно. — Идём гулять!

Зелёный парк, несмотря на то, что был смазанным, всё ещё был полон деталей. Он не был пустым, по нему ходило множество людей со смазанными лицами. Здесь были горки и качели, песочницы и самые обычные классики, нарисованные кем-то небрежно мелом. Они были расположены неприлично близко друг к другу, наводя меня на мысли, что в реальность всё было немного не так.

Я попытался заговорить с людьми, но они никак не реагировали. Даже прикоснуться не получалось: фигуры рассыпались, что странно, песком. Обычные фантомы, цель которых просто дополнить картинку.

Первым, что я сделал, это пошёл качаться на качелях. Чисто спонтанное желание, которому не было смысла противиться. Всегда нравились качели. Уже и не вспомню, когда последний раз в них садился. Два метра роста и не самые субтильные кондиции тела усложняли опускание жопы в столь незамысловатый аттракцион, а на больших качелях особо и не покатаешься. Разве что, идти на аттракционы «для взрослых», но…

Это ведь совсем не то.

Сам не заметил, как широко улыбнулся, начав раскачиваться на качелях всё сильнее и сильнее. Они сильно скрипели и, казалось, в любой момент могли сорваться, что веселило меня только больше. Сердце в груди билось быстро-быстро, боль усилилась, что я, впрочем, без всяких проблем игнорировал.

Мне было слишком весело.

…что-то какой-то странный трип…

После качелей несколько раз спустился с горки. Я понимал, что горка совсем небольшая, но для моего мелкого тела она казалась достаточно большой, чтобы принести мне новую порцию веселья. На душе было удивительно хорошо и спокойно.

При этом, словно в насмешку, в груди всё продолжало сжиматься и скручиваться. Боль постепенно становилась сильнее. Вопреки этому, я продолжал резвиться и веселиться, совсем как обычный ребёнок. У меня было понимание, что всё это происходит сознательно, и что это не очередной сон, а нечто большее. Конкретно в эту секунду мне совсем не хотелось задумываться над происходящим — лишь отдаться этому странному потоку.

После горки я побежал в песочницу. В ней как раз было небольшое ведёрко с лопаткой. Начал лепить замок из песка, поражаясь тому, насколько он был податливым.

Песок был вроде бы и влажным, из-за чего прекрасно лепился, а вроде бы и зыбким. Он не был мокрым. Меньше, чем через минуту уже построил настоящий песочный замок, чувствуя небывалый прилив гордости за себя.

— Красотень, — улыбнулся широко я.

Кажется, у меня были не все зубы. Некоторые шатались.

Гадость.

После песочницы побежал к классикам. Здесь-то моё хреновое состояние и дало о себе знать в полной мере: я не мог нормально прыгать. По всему телу, начиная от груди, расползалась такая боль, что хотелось упасть и закричать. Это была совсем не приятная «прохлада», нет…

Холод. Он струился по всему телу, и особенно холодным было моё сердце. Чувствовать натуральную льдину в груди, мягко скажем, было неприятно. И всё же, я продолжал упорно прыгать по цифрам, получая удовольствие от незамысловатого развлечения. Это было весело, и мне было плевать на то, что это были обычные классики.

Ребёнку много и не нужно. Взрослый же отличается от ребёнка намного меньше, чем какой ребёнок может подумать.

После того, как я наигрался в классики, площадка потеряла для меня интерес. Захотелось просто прогуляться, с чем у меня были определённые сложности. И дело было даже не в боли. Точнее, не только в ней.

— Ох, мать… — пробормотал я, вновь сжав кулак.

По своей текстуре он начал напоминать тот самый песок, из которого я лепил себе замок.

Разжав кулак, принялся на солнце разглядывать свою ладонь. Она пропускала сквозь себя свет и напоминала человеческую с каждой секундой всё меньше и меньше. Поддавшись интересу, дунул на руку. Та, к моему шоку, рассыпалась на бесчисленные частички энергии, похожей на песок.

Всё моё тело стало каким-то зыбким, что, впрочем, меня почему-то особо не смущало. Льдина в груди казалась намного более противоестественной, чем то, что происходило с моим телом.

— Пойду-ка я, всё-таки, прогуляюсь, — принял единственно верное решение.

Остановился, дотронувшись ещё целой рукой до зыбкого горла.

С моим голосом было что-то не так. Теперь это был даже не голос шкеда, а какая-то непонятная херня. Мой голос стал шелестом листьев деревьев, порывом ветра и тем самым зыбучим песком.

Кажется, сознание уловило звук морского прилива.

Ноги меня куда-то вели. Пусть я и гулял по парку, но меня тянуло строго в одно место. Уже вскоре удалось понять, куда.