Ревизор Империи

…Над головой тихо шумел вентилятор, и в такт ему шумел за окном весенний дождь.

— Вы довели меня до белого каления… Почему это называют долгом? Это нарушение всякого долга, в том числе и супружеского… Если я к утру не отойду, скажите стюарду, чтобы принес завтрак в постель, — негромко произнесла Эмма без сердитых ноток в голосе.

— У тебя талант любить.

— Мне двадцать восемь и красота скоро увянет.

— Не увянет.

Виктор провел рукой по телу Эммы, она слабо сопротивлялась, и не препятствовала этому движению.

— Будешь загорать и заниматься спортом.

— С моей спиной? Разве только в горах.

— Далась тебе эта спина… — Виктор перевернул Эмму на живот, не обращая внимания на ее протесты. — Спина как спина. Ты неплохого сложения.

Эмма попыталась повернуться обратно, приподнявшись на локте; Виктор положил руки на ее талию, слегка сжав. Она протянула ладони вниз, стремясь освободиться от объятий, но Виктор лишь крепче держал ее стан.

— Хватит, — сказала она, в изнеможении отпустив руки, — не хватало еще синяков на боках. Переверните меня обратно.

— Привыкай.

— Вам не кажется, что мы перенеслись куда-то в будущее? Где все позади. Вы обратили внимание, какая тишина? И дождь. Я чувствую его запах. Он прибил к земле угольный дым с варшавских заводов и теперь пахнет луговыми цветами и липовым цветом. Я потеряла целую жизнь. Как хочется начать ее сначала. С чистого листа, с запаха мяты и ванили, со скошенного сена на лугу и теплого ветра. С солнца, что играет на реке у зарослей рогоза. Как хочется все изменить…

— Мы летим, чтобы все изменить.

— Вы верите, что в России когда-нибудь будет, как в Швейцарии?

— Попробуем. Никогда не поздно попробовать.

23. Два шага до коммунизма

Ослепительно синее небо с редкими клочками облаков проплывало под дирижаблем. Синее небо, ярко — зеленые холмы, расчесанные под гребенку террасами, сверкающие белые скалы, игрушечные дома серо — булыжного цвета с красной черепицей крыш.

Вот она, Швейцария.

Из остатка путешествия Виктор запомнил воздушную панораму столицы Германии. Второй день ушел на перелет Варшава — Берлин — Париж; в последний они прибывали уже затемно, а стартовали часа в четыре утра, так что Эйфелевой башни из окна увидеть так и не довелось. На третий день около полудня их ждала посадка в Цюрихе. В остальном эти полтора дня круиза напоминали медовый месяц.

Эмма просто поразительно переменилась. Перед Виктором была чуткая, нежная и хрупкая женщина, на лице которой была написана какая-то трогательная искренность и беззащитность. По привычке она продолжала называть Виктора на "вы" даже в самые бурные моменты их путешествия, позволяя, тем не менее, обращаться к себе на "ты".

— Вы никогда здесь не были? — спросила она Виктора, любуясь из иллюминатора прилепившейся к горному склону деревушкой.

— Никогда.

— Здесь есть интересный обычай. Когда ремесленник выучится, он обходит пешком всю страну — Швейцария не больше нашей губернии. Он обходит села и города, видит другие порядки и ремесла, и, возвратясь домой, пытается применить все лучшее из того, что видел. В пути он знакомиться с такими же путешественниками, и они помнят друг о друге всю жизнь, и если где-нибудь, в самом забытом уголке, случается беда, все люди, вся Швейцария готова прийти на помощь. Путешественники рассказывают о своем походе детям и те, с малых лет мечтают вырасти и точно так же отправиться в путь, побывать в других краях, увидеть других людей, а затем вернуться под крышу родного дома.

— Коммунизм практически? Теперь ясно, чего Ильич здесь поселился.

— Отчасти вы правы. Здесь грамоту знают даже самые бедные. При острой нехватке земли люди не знают голода. Многое из того, что в России делает власть или богатые меценаты, здесь делают сами обыватели, объединяясь в общества и союзы. Здесь очень много союзов — профессиональные, стрелковые, союзы по благоустройству улиц и парков, союзы народного образования. Швейцарцы сами, по доброй воле, создают пожарные команды, выбирают начальников, изучают пожарное дело и тренируются, чтобы при случае быстро и умело бороться с огнем. Если вы поживете здесь, то придете к выводу, что государства вообще не нужны — все, что делают чиновники, могут выполнять по доброй воле сами обыватели, если в них есть обычаи дружбы и сознание необходимости подчиняться друг другу ради общей цели. Коммунистические идеи не придуманы революционерами. Это веками сложившийся образ жизни народов, который не смогла разрушить даже буржуазная жажда наживы.

— И как же она не смогла разрушить? Государство-то буржуазное?

— Народ смог добиться, что правительство сократило рабочий день до десяти часов. Детский труд запрещен, женский ограничен, на фабриках должны быть санитарные условия. Если заводчик хочет создать фабрику, он должен составить о ней положение, которое утверждает правительство, и сами рабочие могут высказать о нем свое мнение…

"Да тут, однако, почище социализм, чем у нас в России… А как же интересы бизнеса? Как же инвестиции?"

— …Потом, здешние рабочие живут не только платой за наемный труд, а часто имеют огородик и кустарное производство.

— Так это почти как в Бежице.

— Здесь пошли дальше. Многие мануфактурные работы фабриканты дают на дом крестьянам, чтобы они имели заработок в межсезонье, а иные даже ставят крестьянам станки.

— Интересный способ развития малого и среднего бизнеса… А в Бежице Тенишева гимназию открыла, школы, больничку. Приют устроила. Сейчас развивать будут, литейный завод с микрорайоном строить.

— Вас удивит, но в Швейцарии уже везде так. Есть школы для детей, а для младенцев открыты ясли и детские сады. Есть бесплатные ремесленные школы. Благотворители открывают народные университеты, где рабочим читают лекции профессора в вечерние часы.

— Так значит, наверное, и у нас могли бы жить, как в Швейцарии? Губернию обходить, к гражданскому обществу приучаться…

— Вряд ли великие державы когда-нибудь дадут России такую же спокойную жизнь.

— То — есть, все дело в спокойной жизни?

— Ну конечно. Чтобы люди смогли договориться, найти разумные правила, нужно время. Вы слышали о коровьем праве?

— Здесь даже у коров есть права?

— Ну, почти… Альпийскими пастбищами владеют общины, и крестьяне в общине договариваются держать столько скота, сколько может прокормит пастбище. На корову начисляется мера земли, на козу четверть меры, и так для всякой домашней скотины…