Ревизор: возвращение в СССР 33
Шрифт:
— Ну, всё. Приняли Мишку в племя, — проговорил удовлетворённо я. — Уже не один гулять будет. Все Данченко спокойнее будет.
Пока мы пялились в окно, во дворе показалась Галия и, конечно, не смогла пройти мимо. Тоже поздравляла и обнимала Иду… Якову досталось от неё комплиментов, судя по его смущённой реакции. С приходом жены обстановка на площадке изменилась, женщины начали улыбаться, смеяться. Наконец, она, как будто почувствовала мой взгляд, подняла глаза на наше окно и помахала нам, радостно улыбаясь.
— Какой сегодня день хороший, — озвучила мама мои мысли.
Москва.
Полковнику Воронину передали отчёт офицеров, сопровождавших советскую делегацию в Румынию и сигнал на жену Ивлева от майора Белоусова. Эта фамилия была уже на слуху у полковника, часто встречалась в отчётах прослушки.
Ознакомившись с материалами сопровождавших делегацию офицеров и сравнив их с сигналом Белоусова, Воронин сделал вывод, что родственники «Скворца» по мужу передали через жену Ивлева подарки в Союз.
Таможня ничего запрещённого в чемоданах Ивлевой не обнаружила, — рассуждал Воронин. — А на нет и суда нет. Были бы у меня родственники за рубежом, и я бы при выезде такой оказией воспользовался. Правда, если бы у меня были родственники за рубежом, меня бы в КГБ на работу не взяли…
Галия, добрая душа, всех к нам позвала. Женщины тут же на стол накрыли. Ксюша с Иваном к нам присоединились. Ахмад маму пришёл искать и тоже у нас остался. Настоящий праздник получился.
В какой-то момент Яков отозвал меня поговорить. Понял, что тема какая-то деликатная, и пригласил его в кабинет.
— Говорят, Костин отец помог нам с Мишкой? — спросил он. — Я Костю спрашивал, а он отмахивается. Надо же отблагодарить его как-то? Ты же его знаешь?
— Яков, не думаю, что это хорошая идея, — с сомнением покачал я головой. — В таком деле, когда касается детей, материальная благодарность совсем неуместна… Вы же сделали большое, хорошее дело. А Костин отец вам просто от души в этом помог… Какие тут еще подарки?
— Ты прав, материально благодарить здесь неправильно… — тут же энергично закивал головой Яков, — О, придумал! Я ему тогда лучше контрамарки передам!
— Это можно, — улыбнулся я, и мы направились в большую комнату обратно за стол.
Контрамарки пусть передаёт. А больше ничего не надо. Не говорить же человеку, что генерал Брагин не столько им помогал и Мишке, сколько о приёмной внучке своей беспокоился, чтобы у неё её детдомовский друг был рядом. Может, я и не прав, но в любом случае, уверен, что супруги Данченко ничего генералу не должны.
Тут раздался звонок телефона, настырный, междугородний.
— О! Это наверняка Славка! — воскликнул я, высматривая Эмму.
— Ответьте Святославлю, — услышал я в трубке и протянул её Эмме, только попросил её, чтобы потом мне дала с другом поговорить.
Не стал стоять над душой, дал ей спокойно поговорить, вернувшись в кабинет. Вскоре она позвала меня.
— Здорово, дружище! — одновременно заорали мы в трубку и рассмеялись. — Ну, что скажешь, Слав, насчёт предложения Эмме перебраться на работу в Москву? — спросил я.
— Я ей сказал соглашаться, — тут же стал серьёзным Славка. — Надо реализовываться и не бояться. Как ты мне и говорил еще в Святославле. А потом доказал
на собственном примере, что все это работает, не пустой треп был. Привёл ей тебя в пример, кстати. Она рассказывала вчера, какой у тебя ремонт в квартире!— То есть, пусть принимает предложение Министерства обороны? — уточнил я.
— Конечно. Мы разберёмся тут как-нибудь со стариками и мальчишками… Герман поможет… Мне служить полгода осталось. А потом я и сам в Москву ехать планирую. Паш, присмотри за ней, пожалуйста! Помоги, чем сможешь.
— Разумеется, одну не бросим на произвол судьбы. Я везде с ней пройду, всё узнаю и проверю.
— Спасибо, дружище. Я твой должник! Я дембельнусь, придумаю что-нибудь…
— И тебе поможем, — рассмеялся я. Мы попрощались, я положил трубку и повернулся к Эмме, которая не стала, как я, уходить, а слушала весь наш разговор.
Она смотрела на меня, насупившись, и скрестив руки на груди.
Кажется, начинается второй акт пьесы «Москва, я боюсь тебя», — подумал я. А что, мне можно такими категориями мыслить, я без пяти минут состоявшийся драматург…
Глава 8
Москва. Квартира Сатчанов.
— Ты себе список, кому и сколько какой плитки нужно, надеюсь, оставил? — спросил тесть Сатчана. — Или отдал ливанцам?
— Оставил, конечно. Ливанцам только список артикулов и общее количество отдал. Зачем им фамилии? Это не та информация, что стоит за рубеж отдавать.
— Молодец, правильно мыслишь! Значит, так. Поедешь по этому адресу, там склад. Тебе покажут, что твоё. Возьми вместительный грузовик и побольше грузчиков, чтобы долго там не светиться. Шустро все чтобы погрузили, и уехали. Раздашь плитку по списку, соберёшь деньги и отдашь их мне. Кстати, Князев свою плитку уже забрал.
— А деньги он вам сдал? — сразу уточнил Сатчан.
— Нет, он ждёт, когда ты ему посчитаешь, сколько он должен.
— А, кстати, как мне цену посчитать?
— Прибавь вот к этой сумме, что мы отдали Минздраву за лекарства, процентов пятнадцать… Нужным людям и армейцам…
— А вы, разве, не плиткой с ними рассчитываться хотели?
— Поверь, тебе лучше не знать, что да как. Меньше знаешь, лучше спишь, — ответил тесть и Сатчан покорно кивнул. — Твоё дело плитку развезти по списку, собрать со всех деньги и отдать их мне.
— Хорошо, Николай Алексеевич, всё сделаю.
Москва. Квартира Ивлевых.
— Ну, что ты смотришь на меня, как Ленин на буржуазию? — спросил я. — Ты же сама всё слышала…
— Я не поеду в Москву одна. Я буду Славу ждать, — упрямо заявила Эмма. — Поговорила с ним сейчас и поняла, что в Святославле я его вижу, как минимум раз в неделю, а то и чаще. А в Москве как? До самого дембеля расстаться придётся?
— Ты что же, думаешь, что дашь своё согласие и тебе сразу же на новую службу выйти придётся? — удивился я. — На оформление, переезд, перевод в другое учебное заведение тоже время надо. Всё лето будешь этим заниматься… У вас опекунство на детей сейчас на ком? На тебе или на Германе до сих пор?