Револьвер для адвоката

В три утра меня наконец-то пустили к своему клиенту. В сопровождении медсестры и пристава я попал в палату интенсивной терапии, где лежало тщедушное тело Андре, подключенное к целому арсеналу аппаратов, трубок и капельниц.

Я стоял у изножия кровати и смотрел, как медсестра проверяет приборы, а потом откидывает одеяло, чтобы взглянуть на повязки, полностью закрывавшие торс Андре. Верхняя часть тела была слегка приподнята, а рядом с его правой рукой я заметил пульт, позволяющий регулировать наклон кровати. Левое запястье было пристегнуто наручниками к боковине кровати. Хотя заключенный еле-еле цеплялся за жизнь, его страховали от возможности побега.

Отекшие глаза Андре были полуоткрыты, но ничего не видели.

– Он… он выкарабкается? – спросил я.

– Все покажут первые сутки.

– Спасибо.

Похлопав меня по руке, сестра вышла из палаты, оставив полицейского на пороге. Я подошел к двери и стал ее закрывать.

– Дверь закрывать нельзя, – отреагировал пристав.

– Уверен, что можно. Я адвокат, а заключенный – мой клиент.

– Он без сознания.

– Не имеет значения. Конституция США гарантирует право на личную консультацию. Хотите предстать завтра перед судьей и объяснять, почему вы не обеспечили человеку – который сам теперь является жертвой преступления – неотъемлемое право посовещаться со своим адвокатом?

В окружном полицейском управлении всех выпускников академии сначала определяют на два года в подразделение, которое занимается охраной находящихся под стражей. Молодой человек передо мной выглядел, самое большое, года на двадцать четыре и, возможно, был еще на испытательном сроке. Я знал, что он уступит. Так и вышло.

– Ладно. У вас десять минут. Предписание врача.

– Ясно.

– Я все время буду рядом.

– Отлично. Так мне намного спокойнее, – съерничал я и закрыл дверь.

40

На следующее утро судья Лего первым делом вызвала адвокатов защиты и обвинения в свой кабинет. Вместе с Форсайтом пригласили и Лэнкфорда, чтобы он кратко изложил судье, что известно по поводу нападения на Андре Лакосса. Конечно, Лэнкфорд преподнес все как случайный акт насилия, что между заключенными не редкость.

– Вероятнее всего, произошедшее будет квалифицироваться как преступление на почве ненависти, – заметил он. – Ведь мистер Лакосс – гомосексуалист. Нападавший уже осужден из-за убийства и сейчас обвиняется еще в одном.

Судья задумчиво кивнула.

Крыть мне было нечем, Сиско так и не обнаружил связи между Патриком Сьюэллом, подозревавшимся в нападении на Лакосса, и Марко или Лэнкфордом. Мой ответ прозвучал неубедительно.

– До конца расследования еще далеко. Я бы не стал пока делать опрометчивых выводов.

– Уверен, все выводы будут обоснованы, – парировал Лэнкфорд.

Прежде с лица Лэнкфорда не сходила неодобрительная ухмылка. Сейчас ее не было, и я посчитал это начальным симптомом происходивших в нем изменений. Он понимал, что замазан. А если нападением, как я полагал, они пытались устранить обвиняемого и тем самым закрыть дело, то потерпели поражение.

– Ваша честь, – начал Форсайт, – учитывая тот факт, что жертве потребуется время, чтобы поправиться, обвинение просит об аннулировании процесса. По правде говоря, альтернативы я не вижу.

Судья кивнула и перевела взгляд на меня:

– А вам такое решение кажется целесообразным, мистер Холлер?

– Нет, ваша честь, ничуть. Но пусть мистеру Форсайту ответит моя коллега, мисс Аронсон. Она лучше подготовилась. Я же всю ночь провел со своим клиентом в больнице.

Судья дала слово Дженнифер, и та представила превосходнейшие и неожиданные доводы против аннулирования процесса. С каждым предложением я все больше и больше гордился тем фактом, что отобрал ее в свою команду. Однажды, сомнений нет, она разобьет меня в пух и прах. Но пока эта девушка работала вместе со мной и демонстрировала высший пилотаж.

Ее аргументация строилась на трех пунктах. В самом начале она заявила, что аннулирование процесса нанесет ущерб обвиняемому. Сослалась на стоимость выстраивания линии защиты и продолжение заключения для Лакосса, на материальные потери, которые это повлечет, и на очевидный факт, что команда обвинения уже познакомилась со стратегией защиты, и аннулирование процесса позволит им взять все увиденное на вооружение и выйти на следующий процесс более подготовленными.

– Ваша честь, такое решение не является справедливым, с какой стороны ни посмотреть, – добавила она в заключение.

На мой взгляд, аргументация была уже достаточно хороша, чтобы взять верх. Но Дженнифер добила еще двумя пунктами. Она сослалась на расходы налогоплательщиков, которые неизбежно повлечет за собой новый процесс. А в итоге сказала, что наилучший способ провести работу по отправлению правосудия – дать процессу зеленый свет. Последние два пункта были особенно сильны, поскольку затронули тайные страхи Лего. Судейская должность выборная, и ни один судья не хочет, чтобы его конкурент или газета выявили растрату денег налогоплательщиков. А «отправление правосудия» намекнуло, что судья волен принять любое решение.

– Мисс Аронсон, – сказала Лего после того, как Дженнифер представила свои доводы, – ваши аргументы обоснованы и убедительны, однако ваш клиент находится на больничной койке в отделении интенсивной терапии. Вы же не предлагаете привести туда присяжных? На мой взгляд, суд в данном случае оказался в затруднительном положении, из которого есть только один выход.

– Ваша честь, – продолжила Дженнифер, – на наш взгляд, стоит продолжить дело и без обвиняемого, предварительно посоветовав присяжным не принимать во внимание его отсутствие.

– Это неслыханно! – выпалил Форсайт. – Мы добьемся обвинительного приговора, а судебное решение отменят по апелляции ровно через пять минут. У обвиняемого есть право предстать перед обвинителями.

– Его не отменят, если обвиняемый сознательно отказался от права явиться в суд, – сказала Дженнифер.

– Здорово, конечно, – саркастично заметил Форсайт, – но ваш клиент лежит без сознания в кровати. А у нас тут ждут и маются присяжные.

Я полез во внутренний карман пиджака, вытащил отказ, который раздобыл в медицинском центре прошлой ночью, и протянул его через стол судье.