Революция 1917-го в России — как серия заговоров(Сборник)

Застрельщиками громких протестов в различных районах Туркестана выступали, несмотря на их малочисленность, русские рабочие, вокруг которых концентрировалась городская и сельская мусульманская беднота, мардикоры — т. е. батраки и разнорабочие. Эта специфическая черта революции 1905–1907 годов не имела аналогов в других регионах российского мусульманства. Даже те байско-клерикальные круги Средней Азии и национальная интеллигенция, что приняли то или иное участие в революции, играли за малым исключением гораздо более консервативную роль, чем их кавказские и поволжские единоверцы. Ни о каком свержении монархического строя они не помышляли, уповая на реформы при соблюдении законности.

Часть образованных казахов, которые были воспитаны в татарских, башкирских и иных мусульманских школах (группировались вокруг журнала «Айкап») пыталась направить протестную волну по пути пантюркизма. Другая их часть, получившая воспитание в русских школах и тесно связанная со службой в административном аппарате (группировалась вокруг газеты «Казак»), была против сепаратизма и стремилась всячески ослабить революционный порыв мусульманских масс. Кое-кто из её представителей примкнул к кадетской партии и даже входил в состав ЦК.

Такой же идеологический разброд наблюдался среди узбекских и таджикских интеллигентов. Несколько иное положение касалось джадидов в Бухаре и Хиве. Здесь по-прежнему господствовал реакционнейший деспотизм феодальной власти, сохранённой царизмом для облегчения своего управления окраинами империи. Джадидская интеллигенция выступала за ликвидацию средневековых норм и внедрение более прогрессивных буржуазных порядков. Работая в подполье, в условиях жесточайшего террора, бухарские и хивинские джадиды стремились перетянуть на свою сторону все недовольные элементы. Поскольку царь поддерживал эмирскую власть в Бухаре и ханскую власть в Хиве, джадиды были резко отрицательно настроены к российской монархии.

Важно, что наряду с буржуазно-националистической интеллигенцией среди казахов, узбеков и других местных национальностей уже после 1905 года развился очень тонкий, но перспективный слой интеллигенции, вышедшей из трудящихся низов (например, учителя начальных школ). Она встала в оппозицию не только к царизму, но и к буржуазно-байской интеллигенции, использовавшей религию в качестве рычага руководства мусульманскими массами.

Манифесты царя 1905 года, учредившие Государственную Думу, даровавшие подданным империи куцые, но неслыханные прежде права и свободы, были изданы под давлением «снизу». В этом давлении чисто исламская составляющая относительно невелика. Но и незаметной её назвать нельзя.

В том же году в Нижнем Новгороде состоялся первый съезд мусульман России, на который съехались более ста делегатов. (Всего удалось провести три съезда.) Там обсуждались политические, религиозные и светские проблемы. Одно из принятых решений гласило, что мусульмане будут законными средствами стремиться к их уравнению во всех политических, гражданских и религиозных правах с остальными россиянами. Съезд проходил под лозунгом сотрудничества с русскими либералами, и выдвинул лишь умеренные требования национально-культурного и гражданско-правового характера. И это в то время, когда «противозаконные» стачки, митинги, демонстрации, не говоря о восстаниях, сотрясали страну.

Царские каратели действовали решительно. Достаточно сказать, что только по приговорам военно-полевых судов было казнено свыше 1.000 человек. Общее число жертв столкновений с войсками доподлинно неизвестно, но в любом случае счёт идёт на многие тысячи.

Современники по-разному объясняли пассивность мусульманских слоёв населения. Одни отмечали, что мусульман удерживали от участия в народных волнениях крепкая дисциплина религии, трудолюбие, довольство малым, прирождённый фатализм. Другие напирали на якобы свойственный всем восточным народам консерватизм в убеждениях.

Сила догматов в исламе в самом деле велика. Обращаясь к массам, муллы неустанно предостерегали их от происходившей в государстве смуты, объясняя, что участие в ней есть деяние против религии. Установка, что аллах даёт власть, кому хочет, что человек, стоящий во главе государства, есть наместник и вассал Бога, что государственный порядок священен, оказывала огромное воздействие на мусульман.

Но уместно было бы провести сравнение со схожими событиями в Иране. Поведение российских мусульман было проявлением не слабости или неуверенности в себе, а скорее — политической инертности и отсутствием истинно народных вождей. Как показали массовые антишахские протесты, начавшиеся в конце 1905 года в Тегеране и подхваченные в других городах страны, мусульманские массы вполне могли организованно, с оружием в руках выступить против любого носителя власти. Ибо согласно той же коранической традиции правоверные вправе свергнуть любого правителя, который, на их взгляд, недопустимо вмешивается в сакральные сферы жизни, ведёт антирелигиозную политику.

Иные современные историки чрезмерно принижают революционную активность российских мусульман. Они делают упор на «мирный, реформаторский характер мусульманского общественного движения по сравнению с вооружённым движением, особенно у латышей, поляков, грузин, армян, финнов, евреев, а также черносотенцев…». Вносят в этот список и боевиков из числа «эсеров и большевиков». Встречаются такие выводы: «Без поддержки многомиллионного мусульманства невозможна была как устойчивость Российского государства, так и социальная стабильность в кризисные времена, в том числе в период первой русской революции».

Однако недопустимо отмахиваться от того, что в 1905–1907 годах были созданы азербайджанские отряды самообороны, что в нападениях на царскую полицию и войска участвовали абреки (все они были мусульманами за исключением абреков-грузин), что членами боевых дружин на бакинских нефтепромыслах наряду с русскими были мусульмане — азербайджанцы и выходцы из Дагестана…

Правда, организация татарских эсеров «Тангчылар» к излюбленному этой партией методу — индивидуальному террору — так и не приступила. Зато даже в самых глухих углах обширной империи у мусульман впервые возник интерес к общегосударственным вопросам, впервые наступило некоторое духовное сближение с различными политическими течениями русского общества. Если мусульман раньше можно было характеризовать как обособленный от российского общества социум, то их поведение в условиях политического кризиса 1905–1907 годов свидетельствовало, что начался обратный процесс. Как ни парадоксально, но он мешал и царскому режиму (нарушался принцип «разделяй и властвуй»), и сторонникам сепаратистской, пантюркистской линии (возникал державный патриотизм у инородцев, а не только у русских).

Сохраняя формальную приверженность «улучшенному» типу монархии — конституционной, парламентской, «Союз российских мусульман» выступал, прежде всего, за автономию в делах религии и за самоуправление на местах. В то же время в его программе было немало сходного с программами левых партий; это вызывалось стремлением идеологов мусульманства к сплочению и подчинению себе всех, кто относился к адептам ислама. Таким образом, общемусульманское движение стало развиваться преимущественно в культурно-автономистском направлении, что не отменяет фактов политического радикализма и соучастия в революционных событиях.

Разумеется, слияния с русским освободительным движением не произошло, т. к. мусульмане не всё могли в нём принять, не сумели подняться над тем, что противоречило традициям и постулатам, связанным с исламом. Наверное, прав был Гаяз Исхаки, когда писал в эмигрантской газете «Милли Байрак» (выходила в Мукдене, ныне Шеньян, на оккупированной японцами территории Китая): «Мы сможем выстроить свои отношения с русским народом, только дождавшись, когда империя рухнет». Этот антимарксист, имевший в виду уже не монархическую, а советскую державу, невольно высказал марксистскую точку зрения, согласно которой без ликвидации прогнившего самодержавного строя настоящие равноправие, взаимоуважение, дружба, солидарность народов и наций невозможны.