Революция

– Получила бы от доверенного лица, естественно. Сообщив ему, что достигнута договоренность.

– И что же нам помешает узнать у вас адрес того самого лица и написать от вашего имени, что русское правительство в восторге от предложения?

– Только то, что за мной установлено наблюдение. Если я буду под принуждением, придет неправильный шифр. Кроме того, я должна послать телеграфическое сообщение, вставив особое слово… Подробности вам ни к чему. Вынуждена с вами попрощаться, господин полковник.

– Обождите! – встрял француз. – Покойный Федор Кошкин оставил крайне любопытный оружейный проект. Подробности я не знаю, но имею основания доверять его гению. Он желал, чтобы это оружие принадлежало Франции и России. Но коль с вами, граф, невозможно договориться, я обладаю полномочиями сделать предложение мадемуазель Соколовой от имени французского правительства. Она передаст документы нам. Разумеется, с обещанием помощи в снятии денег и справедливым роялти за изобретение. О ревуар, месье полковник.

Он встал, за ним Юлия Сергеевна.

– Не спешите! – бросил Игнатьев напоследок. – Дайте мне сутки. Я свяжусь с вами.

У выхода из ресторана маркиз помог Юлии сесть в служебный автомотор. Машина отвезла ее к гостинице.

На прощание сказал:

– У нас у всех сутки на размышление. Доверяйтесь Сюрте или действуйте на свой страх и риск, без нашей защиты. В какие-то кардинальные подвижки со стороны русских за столь короткий срок я не верю. Одно только донесение в российский Генштаб и получение ответа займут гораздо больше времени. Я оставлю охрану.

Он галантно приподнял шляпу и ушел, уверенный, что завтра доиграет партию, потерянную для Игнатьева. Но де Пре не знал, на что способен российский резидент.

Глава 9

Ботанише Гартен в Берне, находящийся на Альтенберграйн, 21, относится, наверно, к числу самых мирных, можно даже сказать – умиротворяющих мест в столице кантона. Возможно, так он выглядит из-за контраста с окружающим рукотворным ландшафтом, каменным и совершенно не зеленым.

Чтоб глотнуть воздуха без запаха крови и горелого пороха, а таких ароматов наверняка с лихвой хватит в будущем, Троцкий пригласил Федора именно сюда, в Ботанический сад. Со сметой расходов революционер принес подробный, детально проработанный план. Конечно же, не сверстанный за день или за два. Чувствовались месяцы размышлений.

Листая бумаги в толстой папке, Федор видел, что по мере развития событий на фронте и рабочих волнений в самой империи Троцкий вносил множество изменений. Добавлял страницы, что-то вычеркивал или поправлял. Прежнее намерение использовать российского бунтаря, лишь чтобы установить связь с германскими еврейскими кругами, недовольными растущим антисемитизмом и готовыми выступить передаточным звеном для денег радикальным социалистам, постепенно улетучилось. Именно Троцкий смотрелся наиболее подходящим кандидатом на роль организатора рабочего восстания. Друг уверял: если в его реальности Троцкий справился, то и это его воплощение не должно упасть кривым носом в грязь. Вот только после победы революции нужно что-то сделать. Этого новоявленного наполеона ни в коем случае нельзя оставлять у руля власти. Германия станет агрессивным рассадником «перманентной революции». И кайзера Вильгельма на фоне троцкистского режима будут вспоминать как тихого пацифиста.

– Ситуация благоприятствует, герр Клаус. Возмущение рабочего класса дополнительной мобилизацией и продолжающимися известиями о смертях на фронте растет, – заливался соловьем Троцкий. – В Гамбурге – блокада и настоящее восстание. Генштаб снял с фронта полк и боевых магов на усмирение. Пока восстание не утопили в крови, нужно, чтобы полыхнуло в других местах. В Мюнхене, Ганновере, Дюссельдорфе, в самом Берлине и, как бы ни было это трудно, в Кенигсберге.

– Поясните.

– Охотно! – Троцкий положил котелок и трость на скамью. Они сидели между двух оранжерей с розами. Казалось, их аромат достигает скамьи через стекло. Но от речей революционера несло запахом пожара и дыма. – Напомню, что Германия – это лоскутное одеяло из княжеств, объединенных вокруг Пруссии. Война ничего не дает ни князьям, ни их подданным. Она – сугубо демонстрация мощи Вильгельма, дань его амбициям. Один мой знакомый психоаналитик утверждает, что еще и дань комплексам – кто-то обидел Вилли в детстве. Мать или отец. Теперь он, повзрослев и дорвавшись до власти, мстит всему миру. Не учитывает, что рабочие того же Мюнхена более чувствуют себя жителями Баварии, нежели «великого» Рейха. Если бы враг напал на Баварию – это одно. А идти умирать за интересы державы их не вдохновляет. Конечно, ордунг, приказ… Нам остается объяснить, что Вильгельм не вправе отдавать приказы, ведущие к массовой гибели подданных.

– Как это сделать?

– Вы увидите это в смете расходов. Пропаганда – наш главный шаг на первом этапе. Деньги нужны, чтоб десятки ораторов из числа самых левых социал-демократов ездили по стране, агитировали против войны, требовали специального заседания Рейхстага по вопросу о мире с Францией.

– Понятно. Сумму уточните. Но одна только агитация…

– Не даст энергичного взрыва, герр Клаус. Нужен повод для возмущения. Как убийство рабочего полицией в Гамбурге. Тут возникает трудность: враг тоже учится. Активистов будут задерживать, но не убивать.

Федор отложил папку. Слушать карбонария было даже полезнее и интереснее, чем читать.

– Как вы преодолеете эту трудность?

– Сейчас расскажу о том, что не доверишь бумаге, – Троцкий поправил пенсне и выпалил: – Активистов будем убивать мы сами и сваливать на власть. Полиция начнет отрицать, но ей не поверят. Наоборот, отрицание повлечет рост возмущения. Я планирую похищение людьми в штатском, на глазах свидетелей, Розы Люксембург и Клары Цеткин. Позже женщин найдут убитыми. Манерой вести себя похитители должны напоминать полицейских – столь же бесцеремонных и самоуверенных. Скажете – дорого? Зато привлечем настоящих профессионалов, которых не поймают и не изобличат. А через несколько дней после убийств станет уже не до выяснения истины – Германия вскипит.

– Он это всерьез? – спросил Федор у Друга и, получив подтверждение, заключил: – Настоящий упырь!

О ликвидации двух соратниц-коммунисток Троцкий говорил примерно с тем же накалом эмоций, что и кухарка о разделке рыбы для приготовления кошерного блюда рыба-фиш. Чувства прорвались, когда он заговорил о практической реализации восстания.

– В каждом из этих городов ждут своего часа повстанческие рабочие комитеты. Как только митинговая стихия выльется в открытое неповиновение властям, комитеты должны организовать толпу. Выдать оружие, подчинить единому командованию, разбить по отрядам, поставить задачи. А задачи эти таковы: блокировать почту, телеграф, банки, железнодорожные вокзалы, в Гамбурге – порт. Еще казармы военных частей. Среди солдат проведут агитацию, и она подействует – там принудительно одетые в шинели рабочие и крестьяне, не желающие воевать.

Троцкий перевел дух и продолжил.

– Как только будет захвачена власть в городах и телеграф, восстание координируется по всей стране. Князья сосредоточатся на попытках задавить восстание у себя. На судьбу Берлина и целостность империи в такое время им будет наплевать. Образуем высший орган рабочей власти – рабочий конгресс, парламент… На горящем здании Рейхстага напишем наши имена! И от имени конгресса объявляем об одностороннем выходе из войны с Францией, освобождении всех земель, захваченных ранее.

– Победа?

– Нет, герр Клаус. В этом уравнении остается одна неизвестная переменная. Она может оказать решающее влияние на события. И обратить наши успехи в прах. Кайзер. Он – самый сильный боевой маг планеты, в одиночку стоит дивизии. Практически неуязвим. Раньше не выходил к митингующим и бастующим, хоть способен без чьей-либо помощи разогнать десятитысячную толпу. До поры до времени избегал личного участия в расправах, сберегая репутацию «отца» для каждого германца. Пока он жив и свободен, революция не победила.