Революция

– Но я не занималась никакими специальными уроками, – возразила Юлия, нервно теребя ручку сумки.

Из глубин сознания поднималась ужасающая мысль, к ней и подводил де Пре: она пробудила в себе особые дарования, позволившие принять сигнал беды от Федора… Нет, не может быть! Надо мыслить здраво.

– Согласен. Значит, ваш талант неотшлифован и проявляется спорадически, под влиянием эмоций, вызванных сильными переживаниями о судьбе нашего друга. Но ровно в той же степени вероятности эти чувства вызовут видения, галлюцинации. Силу самовнушения недооценивать нельзя.

– Намекаете: я схожу с ума?

– Увольте! – рассмеялся де Пре. – Более здравомыслящую мадемуазель, чем вы, найти сложно. Договоримся так: я отправлю поручение нашему резиденту в Мюнхене… Да-да, это величайший секрет Сюрте. Наличие резидентур в крупнейших городах Рейха – государственная тайна. По правилам я должен застрелить вас, чтоб ее не разгласили.

– Вы шутите?

– Ничуть. Правило-то есть. Стрелять не собираюсь и даже не потребую за это поцелуй, – директор откровенно веселился. – Но дам поручение собрать максимально полную информацию о Клаусе Вольфе в Мюнхене. Он там под этим именем?

– Да. Мерси, маркиз…

– Мерси – немножко мало. Мне подсказали, что выделены ассигнования на первую сотню танков «Фалькон», что составляет сто тысяч франков роялти для его изобретателя.

– Чек на десять тысяч франков вас устроит?

– Конечно! Приятно иметь такого очаровательного и обязательного партнера как вы, мадемуазель Жюли. Должен вам заметить, что у Кошкина прекрасный вкус, – он согнал улыбку с физиономии и добавил более деловым тоном. – С крупнокалиберными митральезами дело обстоит сложнее. Пока заказаны для танков «Фалькон» и сотня на сошках – для испытаний в пехоте и для кавалерийских тачанок. Авиаторы от митральез отказываются, жалуются, что вес велик. Но я надеюсь на лучшее. Оревуар, мадемуазель!

* * *

Рогов переложил последний лист фотостатической копии и позвал Куликова.

– Миша, ты видел? Как думаешь, кто все это нарисовал?

Куликов придвинул стул и подсел к столу Рогова. Тот зажег электрическую настольную лампу под абажуром – над Тулой сгущались сумерки.

– Что тут думать… Он!

– Но почему только сейчас?! Почему первыми эти наброски увидели французы?

– На каждом листке – штемпель Генштаба. Будешь в Петрограде, заскочи на чаек к Брусилову и спроси его по-свойски: с чего это наш друг шлет депеши с того света не на Родину-матушку, а куда подальше?

Рогов фыркнул и задумался. У Парижа есть фора. Судя по многочисленным пометкам на французском, их конструкторы изучали идеи, заложенные в пулемете «Фалькон», самым пристальным образом. Мощная штучка! «Хорошо, что они – союзники, а не противники наши», – подумал Рогов.

– Миша! – сказал вслух. – Очень подробные наброски. Стиль – точно Федора. Многое с указанием размеров. Освоим быстро.

– Странно, что автоматика основана на работе ствола с коротким ходом. Похож на американский «Браунинг», но тот сделан под обычный винтовочный патрон. Помнишь, когда ручной пулемет создавали, Федя газоотвод буквально с пеной у рта отстаивал.

– Было… – Рогов, еще раз глянув на общую компоновку, почесал глаз тупым концом карандаша и заключил: – Давай ничего не менять. Раз короткий ход – пусть остается. У Федора какой-то особый нюх на оружейные системы. Все угадывал! Разве что мы предложили ему деревянный приклад к пистолету-пулемету поставить. Ну так для броневиков и бронепоездов военные с металлическим заказали – чтоб меньше места занимал в тесноте под броней.

– Если бы не секретность, – Куликов чиркнул ногтем по штемпелю Генштаба, – рассказал бы я дома, что от Феди пришел привет…

– Нет, это будет жестоко, – покачал головой Рогов, и Куликов согласился.

На завтра они намеревались собраться вокруг самовара – на чашечку и рюмочку чая. Лучше не тревожить домашних такими новостями.

Собрались. Алевтина Григорьевна и Полина Александровна, жены офицеров Тульского оружейного завода, известие о смерти Федора в свое время приняли близко к сердцу – будто умер кто-то из родных. Не из тех, о ком поначалу скорбишь, на сорок дней и годовщину приносишь цветы на могилу, а потом усопший занимает в памяти не более места, чем покойный государь-император: жалко, но не расстраивает.

Федор по-прежнему присутствовал на каждом семейном чаепитии. Незримо, но ощутимо. И вот вроде бы в прошлый раз договорились не вспоминать, не бередить рану… А Полина Александровна, сев за фортепиано, перебрала несколько аккордов, вспоминая мелодию, и вдруг запела его любимую:

Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала. В расплавленных свечах мерцают зеркала…

В гостиной Роговых повисла мертвенная тишина. Кажется, даже дышать перестали.

Полина Александровна продолжила и спела романс до конца. Не сорвала аплодисментов, все молчали, пока Алевтина Григорьевна, промокнув уголок глаза платочком, не прошептала: «Федя-то как хорошо его пел…»

Тут словно прорвало – точно Федор заходил сюда буквально вчера, хоть это было еще до Германской войны. Они вспомнили каждую его фразу, каждую песню, а пел он их много. И ведь все были совершенно незнакомые. Он сыпал шутками и анекдотами, воистину неисчерпаемыми… Не только золотого сердца, но и золотого ума был человек, и никто с этим спорить бы не стал.

– Как про Красную Шапочку хорошо рассказывал! – пропищала Наташа, дочка Куликова. – Встретила Красная Шапочка в лесу волка и достала револдвер», – она развела руки и с выражением «ну что тут поделаешь» и добавила: – Трудно жить в деревне без «Нагана».

Мама наклонилась, обняла ее, вроде бы смеясь, а из глаза выкатилась горючая слеза.

Вернувшись к столу, помянули. Выпили стоя.

– Пусть земля ему будет пухом, – выдохнула Полина Александровна.

– Покурим? – шепнул Рогов Куликову. Когда они вышли на балкон, поделился наблюдением: – Видел вымаранные места на французских примечаниях? Но в одном месте разглядел, что французы называют пулемет «Митральеза «Фалькон».

– Что ты хочешь сказать?

– Фалькон по-французски – сокол. Помнишь возлюбленную Федора – Юлию Сергеевну Соколову?

– Еще бы! Вздорная вертихвостка, бросившая его ради какого-то княжича. Не подозревала, что Кошкин сам получит тот же титул. Представляю, как потом локти кусала! Почему ты ее вспомнил?

– Федя придумал этот пулемет еще до войны. Но чувствовал: не примут в Военном министерстве. Зачем крупный калибр, если обычная пуля убивает человека и тяжело ранит лошадь? А вот с появлением аэропланов и бронемашин, для которых винтовочная пуля слаба, а из пушки попасть затруднительно, новый пулемет Кошкина – находка. Верю, что конструкция выдержит испытания. Нужно лишь подобрать марки сплавов для ствола, коробки и пружин. Обрати внимание: в задании сказано сделать его с сошками, на колесном станке и на шаровой опоре для броневика. Универсальный! То есть у Брусилова умные люди сообразили: для крупного калибра есть своя область применения. Большая!