Рейд

Знание, что я на периферии отчаянной и исторической битвы, не утешает. Особого рвения отдать свою жизнь за Внутренние Миры я не испытываю.

Один мудрец когда-то сказал, что трудно сосредоточиться на осушении болота, торча по самую задницу среди аллигаторов.

Танниан станет героем из героев.

Не важно, победит он или падет в бою. Он будет неуязвим для стрел правды. Что бы я ни написал, его это не тронет. Всем будет все равно.

– Есть что-нибудь из штаба? – спрашивает командир. На ответ вполне хватило бы времени.

Тродаал делает рукой жест подождать, он что-то слушает. Делает кислую мину.

– Командир…. дают только подтверждение приема. Ответа нет.

– Черт с ними.

Старик ругается без особой горячности. Он не удивлен.

– Идем на спасательную станцию Альфа Девять Ноль.

Тут же врубаются двигатели малой тяги и работают всего пару секунд. Уэстхауз идет медленно. Нельзя оставлять за собой слишком явный нейтринный след.

Слухи расползаются по кораблю – скоро нам будет чего поесть.

***

Прошло восемь часов. После короткого сдвига в гипер было только несколько слабых поправок двигателями малой тяги – обходили астероиды. Теперь же Уэстхауз пустил главный двигатель. Надо снижать собственную скорость.

– Хорошо следи за красно-белыми вспышками, – говорит мне командир. – На радаре скалу можно и не опознать.

– Дистанция – сто тысяч, командир, – докладывает Тродаал.

– Прекрасно. Сколько еще идти, мистер Уэстхауз?

– Два часа до следующего включения главной тяги, командир. Всего часа три.

– Хмм. Продолжайте.

У меня уже слюнки текут. Эдак мы долго будем красться.

***

Тяга отключена. Приближаемся к спасательной станции. Я ловлю случайные проблески ее огнен в ответ на наши сигналы.

– Командир, этот камень кувыркается.

– Черт возьми! – Он наклоняется над моим плечом. – Так и есть. Хотя не очень быстро. Замерь скорость.

Потихоньку приближаемся. Астероид крутится не так быстро, как мне показалось. Просто огнен на нем несколько. Примерно оборот в минуту. Поперечник, по докладу Берберяна, больше двухсот метров. Вращается с биением.

Еще ближе, и я вижу причину его странного поведения.

– Дистанция? – запрашиваю я.

– Что? – переспрашивает Яневич.

Я ставлю максимальное увеличение.

– Сколько до этого проклятого астероида?

– Берберян! – рявкает Яневич. – Расстояние?

– Девятьсот тридцать километров, сэр.

Старпом обходит меня сзади.

– Что такое?

– Что-то тут не так.

Я тыкаю пальцем в большую глыбу, когда вращение выносит ее на свет. Яневич задумчиво хмурится. К нам присоединяется командир. Я спрашиваю:

– Можем пощупать низкоэнергетическим пучком?

– Берберян. – командует Старик. – Переходите в импульсный. Канцонери! Подключитесь к радару. Хочу посмотреть альбедо. Мистер Ухтха-уз, полная остановка, если вас не затруднит.

Он покидает нас, по-обезьяньи лезет во внутренний круг.

Еще триста километров остаются позади, когда Уэстхауз останавливает корабль. Мы обмениваемся тревожными взглядами.

– Что это такое, сэр? – спрашивает Рыболов.

– Точно сказать не могу. Будто какой-то корабль на этом камне.

Появляется командир.

– Радарное альбедо слаборазличимо, – говорит он. – Мертвый корабль не выделяется на фоне железо-никелевого астероида.

Он пялится на экран. Ответов там нет.

– Нам бы осветительные ракеты.

– Если бы они собирались стрелять, мы бы уже знали, – говорит Яневич.

– Может быть. Откройте дверь!

Стоя у люка в оружейный отсек, он говорит мне:

– Перематывай пленки.

Через минуту Пиньяц двадцать секунд проверяет астероид лучом низковаттного лазера.

– Это корабль, – говорю я Яневичу. – Притом не наш.

Он смотрит, как я прокручиваю запись.

Судно похоже на вывернутую наизнанку фарфоровую чашку, метров тридцать – сорок в диаметре. Снова появляется командир. Вид у него озадаченный.

– Никогда такого не видел. Перешлите это Канцонери. Канцонери! Идентифицируйте этого типа.

Через минуту Канцонери говорит:

– Это десантно-высадочный модуль, командир.

Мы обмениваемся изумленными взглядами. Десантный модуль? Для высадки войск вторжения на планету?

– Что он здесь делает? – бормочет Яне-вич. – А что мы теперь будем делать? – добавляет он, повернувшись к командиру.

Старик смотрит на экран Рыболова.

– Тродаал? Есть что-нибудь из штаба?

– Переговоров много, но для нас – ничего, командир.

Командир связывается с оружейным отсеком.

– Мистер Пиньяц, жесткий пучок в эту болванку. Мистер Уэстхауз, приготовьтесь удирать.

Проходит несколько секунд, и Пиньяц стреляет. Летят пылающие обломки. Часть основания становится вишневой, затем блекнет. Посадочный отсек не отвечает.

Мы снова смотрим друг на друга.

– Спускайтесь потихоньку, мистер Уэстхауз, – говорит Старик.

***

Два часа растущего напряжения. Ни высадочный отсек, ни спасательная станция не откликаются. Сейчас мы в двадцати пяти километрах. Модуль заметно поврежден. Днище всмятку. Канцонери говорит, что удар и придал астероиду вращение. Все равно непонятно, что тут делает этот модуль. До Ханаана далеко.

Очевидно, экипаж отсека прибыл сюда с теми же намерениями, что и мы. Обе воюющие стороны пользуются чужими спасательными станциями.

Уэстхауз говорит, что может приспособиться к трепыханиям астероида. Но работа – пока не удастся каким-то образом заякориться – будет тонкой. Я спрашиваю командира:

– Какой смысл? Можно же пройти рядом, хоть посмотреть, стоит ли овчинка выделки.

Он хмыкает и удаляется. Я смотрю на Яне-вича, на спину командира, снова на старпома. Он показывает мне скрещенные пальцы. Тоже видит разложение, которое сдерживает только командир.

Беспокоит меня командир. Он чертовски близок к краю. Если у нас тут ничего не выйдет, он может сломаться. Все наши беды падают на его плечи, несмотря на то что слишком многое зависит не от него.