Рейдовый батальон

Выпитая водка углубляла морщины и увеличивала их число на помятом лице, добивала желудок и печень. А Голубев все пил и жаловался на последствия желтухи и тифа.

– Ну, ладно, я пошел обратно, грусти в одиночку, – вздохнул прапорщик и скрылся в тумане.

С его уходом я задумался. Послезавтра ночью Новый год. Надо хоть как-то отметить его. А чем?

– Владимиров, Дубино! Компот мы сварить способны?

– Способны. А зачем? – спросил «одессит».

– Новый год! Выпьем компот в двенадцать ночи.

– Лучше б водки или самогонки, – вздохнул Владимиров.

– Тебя, «наркоша», «гражданка» быстро сломает с твоими взглядами на жизнь. В Новый год пьют шампанское. При его отсутствии пьем компот.

Бойцы нашли алычу, сушеный виноград, на деревьях висела перезрелая айва. Сахар собрали из пайков. Будет компот!

Дубино грустно посмотрел на бак с компотом и вздохнул.

– Може, брагу сделать?

– Васька, дома в деревне будешь брагу и самогон гнать, а здесь – компот. На войне трезвость – норма жизни солдата!

Сержант вздохнул и побрел к костру.

Среди ночи меня разбудил ехидный голос ротного:

– Спишь опять?

– Нет, брожу по кишлаку!

– Шутишь, ну-ну. Шути. Через полчаса снимаемся. Сначала прохожу я со взводом, затем – Голубев, а потом после нас уходишь ты. Понял?

– Понял. Чего ж не понять. Куда идем? Домой?

– Скажут, когда выйдем из «зеленки». Тишину ночи растревожим шумом техники, как бы засаду нам «духи» не организовали на выходе. Хорошо хоть то, что сейчас три часа ночи и уходим на предельной скорости, перехватить не должны.

– Зам. комвзвода! Буди солдат, только тихо! – принялся я тормошить сержанта.

– А, шо! Товарыш лейтенант, «духи»? Напали? – сонно запричитал Дубино.

– Нет, все в порядке, просыпайся скорее.

Сержант Дубино понемногу приходил в себя, начинал соображать.

– Нэ напали? Тады шо?

– Тады-тады, туды-сюды. Уходим через полчаса. Солдат буди без криков, тихо-тихо. Собрать шмотки – и к машинам. Один дозорный на крыше. Как техника пойдет мимо нас, тогда и мы заведем машины, пусть дозорный быстро спускается, на мою БМП садится.

– Поняв, поняв. Усе поняв.

– Ну, раз «поняв», командуй, «бульба»!

Взвод зашевелился. Хорошо, что уходим, а то «духи» наверняка Новый год испортили бы обстрелами. А так домой, дома лучше праздновать.

Мимо нас, растревожив ночной сон кишлака, помчались БМП. Вот ротный прошел, вот ГПВ проехал на машинах, мы рванулись следом. Наконец застава, на этот раз пронесло – без засады. Не останавливаясь на посту, уходим к дороге и дальше в поле, к КП полка. Артиллерия сразу начала обрабатывать «зеленку», прикрывая наш отход.

Офицеры забрались к ротному на его БМП. Поздоровались, переглянулись и засмеялись очень дружно.

Очень уж Недорозий выглядел ошарашенным, взъерошенным и напуганным. Тяжело быть взводным после тридцати пяти.

– Ну как, Серега? Понравилось? – спросил Острогин.

– Да в общем-то ничего, но могло быть и лучше, главное – почище. Да и народ встречает не ласково, нет теплоты и дружелюбия.

– Ну ничего, вернешься в ЗабВО, там тебе будет и дружелюбие, и взаимопонимание, – улыбнулся Сбитнев. – Ребята, идем домой пить шампанское?

– Неужели командир? – спросил Недорозий.

– Идем. Только чуть позже. Ты, Серега, пока только туристом ездил на БМП и в грязи чуть-чуть повалялся. Теперь твой турпоход переходит в новую фазу. В новые острые ощущения. Идем в горы в район Ниджараба. Это рядом, совсем рядом. Горы невысокие. Прикрываем с высоты ущелье, в кишлаках будут работать десантники.

– Ни хрена себе! – крякнул Острогин. – Новый год в горах, в снегу! Бр-р-р! Я, как южный человек, протестую! Я не выдержу. Сколько издевательств, и сразу все одновременно! И подрыв, и горы снежные!

– Ладно, Серега, живи. И помни мою доброту! Останешься с техникой и с техником, а я покомандую твоим взводом, – сказал ротный.

– Хороший каламбур, он мне нравится так же, как и твоя идея. Я буду мысленно с вами, ночами не спать, за вас переживать, страдальцев.

– Во, гад! Уже издеваться начинает. А как его взвод без него? – поинтересовался я. – Может, я броней порулю. Еще ни разу не сачковал, все время на себе кого-нибудь тащу да за взводных работаю.

– Не переломись, Ник! – похлопал меня по спине Острогин. – Мы тебе памятник при жизни поставим, стихи посвятим, а если что, то и песню о тебе, герое, сложим.

– Шутки в сторону, – оборвал ротный. – Солдатам обязательно взять спальные мешки, шапки, теплые вещи, рукавицы! В горах ночью будет дикий холод, вершины в снегу. Я – с первым взводом, замполит – со своим взводом.

– Не со своим, а со вторым.

– Хорошо, со вторым. Недорозий – с третьим, ГПВ идет со мной. Пулеметчиков ПК отдаю во взводы. Радуйтесь! Занимаем всего три высоты.

– Радуемся, радуемся, – воскликнул я. – Твоя щедрость великого и могучего султана безгранична!

– Идем от предгорья и до задачи пешком. Нам дают миномет.

– О-о-о, боль наша невероятна, грусть наша безмерна. Надеюсь, мины взводы не несут? – осторожно поинтересовался я.

– Несут! Несут до моей задачи, оставляют вместе с лентами к «Утесу» и АГС и идут дальше, все дальше и дальше. Радуйтесь!

– Серега не умеет, а Остроге все равно. Доволен я один. Радуюсь!..

– Ники, хватит радоваться. Иди к замполиту полка и не вздумай сказать, что командуешь взводом. А то нажалуешься, а мне втык будет за это.

– О-о! К замполиту… Заряжаться энтузиазмом и интузазизмом. Воодушевляться и потом воодушевлять. Наполниться бредом по самое горло и затем излить его на вас, канальи.

– Иди, иди. Да поскорей возвращайся. А то без обеда останешься, – напутствовал Острогин.

У штабного БТРа стояла группа офицеров, которых уже инструктировал Золотарев. Я подошел последним и тут же получил нагоняй.

– Товарищ лейтенант! Вы остались за замполита батальона, а опаздываете! Донесения вовремя не подаете, информации об обстановке не сообщаете! Списки отличившихся за батальон отсутствуют!

– Да у нас замполиты батальона почему-то все меняются, а я все время за них. Почему так?