Рейс продолжается

Среди тех, кто эту операцию осуществлял, меня, конечно, не было. Это я вам так, доверительно сообщаю, не надо дальше распространять. Жаль, конечно. Но ведь не было меня и среди тех наших ребят, кого пристукнули. А мог же оказаться. Так что надо считать — повезло.

Я так и считаю.

А теперь вот в полной безопасности, поев, похлебав шампанского (за счет службы), пребываю на седьмом небе (в буквальном смысле).

Нет, нынешняя моя работа не такая уж плохая. Довезу голубчиков до Токио, сдам с рук на руки японским коллегам. Побуду пару деньков, пусть коллеги меня сводят в свои бани с массажем, покажут Осакусу с ее веселенькими ночными заведениями, у них там есть, что посмотреть.

И домой.

Дома тоже ждут всякие приятные дела.

Дело в том, что мы тут с одним моим коллегой нащупали неплохой бизнес.

Значит, так. Выслеживаем группу пушеров, не крупных, наоборот: чем меньше, тем лучше — начальство не заинтересуется. Выслеживаем. Это азбука профессии — во-первых, у нас информаторов, которых мы держим на крючке, хватает, потом на допросах у самих наркоманов кое-чего добиваемся. Надо их попридержать немножко, потом только покажи порцию — они тебе все на свете выложат (вот это как раз самое опасное, а то такое наговорят, что с ног собьешься, и все зря).

Конечно, это не очень законные методы, но в нашем деле, если придерживаться закона, далеко не уедешь.

Словом, выслеживаем мы группу пушеров, а они всегда собираются в каком-нибудь ресторанчике завалящем, в ночном баре или что-нибудь в этом роде. Устраивают там себе штаб-квартиру.

Наркоманы уже знают: если требуется «зелье», надо зайти в такой бар, и хозяин сам тебе скажет, к кому и как обратиться, где кого найти. У хозяина глаз наметанный — он наркомана сразу определит; а не уверен, так устроит проверочку, ну, там следы уколов посмотрит или на жаргоне поговорит, два-три вопроса задаст. Таким образом, хозяин заведения — как бы контрольная инстанция, без него новому клиенту до пушера не добраться.

А иногда хозяин служит даже передаточным звеном — ему оставляют товар для клиента, а клиент — деньги для пушера. Ну, естественно, получает за это свой процент.

И вот, выследив группу пушеров, мы их не замечаем — ну, заберем, доставим в управление и какой нам с этого толк? (иногда, конечно, производим аресты, чтоб начальство видело, какие мы старательные). Делаем по-другому. Приходим к хозяину, выкладываем фото, которые незаметно сделали, называем имена, даты, цифры, суммы, ссылаемся на показания арестованных наркоманов (иногда подлинные, чаще выдуманные) и смотрим на него невинными глазами.

И если он не дурак (а я что-то среди них ни одного дурака или непонятливого не встречал), то неожиданно проникается он к нам такой симпатией, что обязательно норовит сделать какой-нибудь подарок к Новому году, к национальному празднику, на рождество, пасху, день рождения (а дней рождения, как теперь выяснилось, у меня чуть не сотня в году).

Дарит золотые часы, золотой портсигар, малолитражку, ящики с шампанским, коньяком, виски, присылает на ночь бесплатно своих самых хорошеньких девочек, а коли уж совсем нет фантазии, то передает пакетики с деньгами.

Все зависит, конечно, от его возможностей, то есть от процента, который он получает от пушеров (и на чьи плечи, разумеется, переложит стоимость подарка). Тут уж, конечно, царит справедливость. Мы никого не грабим, мы все же честные люди и понимаем, что и у хозяев этих баров жизнь по нынешним временам не масленица.

(А потом: кто ж рубит сук, на котором сидит?) Так вот, как раз перед отъездом мы нащупали такое гнездо, такую аферу, такого кровососа — владельца сразу трех ночных баров, и так его прижали, что он поклялся всеми святыми подарить нам по квартире в лучшем доме на лучшем этаже с террасой и подземным гаражом.

Мы с другом прикинули — он еще дешево отделался. Ничего, годик подождем и снова заявимся с подойником… От нас не убежишь. Надо только смотреть в оба, чтобы другие не перехватили. Вы что ж думаете, мы одни такие в нашем отделе? Наивные люди! Да у нас каждый второй так же вот прикармливается!

Хотите я вам скажу, какое самое страшное несчастье для работников отдела по борьбе с контрабандой наркотиков?

Не знаете? Чтобы эта контрабанда прекратилась. Чтобы исчезли наркоманы.

Тогда нам придется жить на одно жалованье. А такой беды я и врагу не пожелаю.

Нет, основной жизненный принцип гласит: «Живи и жить давай другим!». А уж кто чем живет — воровством ли, контрабандой, это его дело…

Вот такие приятные философские мысли приходят мне в голову, пока я дремлю в своем кресле.

Ах, да! Та стюардессочка, что я приметил. Надо же начинать знакомство. А то, глядишь, скоро уже посадка в Москве, и там не заметишь, как до Токио долетел.

Встаю, иду туда-сюда. Она в конце самолета дремлет в кресле. Делать ей пока нечего. И вот удача — одна.

Сажусь рядом, спрашиваю:

— Скажите, скоро Москва?

Она спросонья сначала морщится, потом сразу надевает свою служебную улыбку. Бросает взгляд в окно, словно там километровые указатели расставлены. Глядит на часы.

— Через полчаса…

— И долго в Токио задержитесь? — спрашиваю.

— Как всегда, два дня, — отвечает.

— Потом обратно?

— Да.

— А отпуск-то у вас бывает?

— Конечно.

— Когда?

— Ну… когда попрошу, — она внимательно смотрит на меня, она уже поняла.

— На лыжах катаетесь?

— Конечно, — теперь она говорит уже другим тоном, — заключается коммерческая сделка.

— У меня в горах домик, — вру я, не моргая, — вот вернусь и съезжу недельки на две.

— Если б на недельку, — говорит она озабоченно, не замечая, что опережает события.

— Можно и на недельку, а то, знаете, так тоскливо одному в горах.

— Еще бы, я понимаю, — сочувствует она, — а поблизости какой-нибудь городок, кино?..

— Все есть, все — и кино, и дискотеки, и рестораны…

— Чудесно! — радуется.

(Ничего, уж когда дома встретимся, то придется тебе примириться с моей холостяцкой квартирой, тогда поздно будет спрашивать, где домик в горах).

— Как вас разыскать, когда вернемся? — спрашиваю.

Она дает мне номер телефона и безразличным тоном замечает:

— А то в Токио наскучаюсь…

Ну, уж это кукиш: в Токио пусть меня развлекают мои японские коллеги.

— Жаль, — говорю, — что у меня там свободной минуты не будет, но зато уж в горном домике…