Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
«Учитель!» — мысленно закричала она, однако все произошло очень быстро. На пути к Та-Дюлатару в кровати спал третий житель домена — не замеченный ею прежде седой бородатый старик. Нэфри швырнуло к нему, вдавило, втиснуло в его тело, а светящаяся паутинка опутала ее собственную…
Под нею разверзлась пропасть, на дне которой кружили миллионы миров… и она сорвалась в нее.
«Явись! Явись! Помоги мне, Учитель!» — в последний раз вспыхнуло сознание.
Бездна закрутилась, поглотив свою жертву.
3. Ставок больше нет?
— Флайеропорт города Москвы поздравляет вас с прибытием! Удачного вам дня! — мягко проговорил женский голос в наушнике.
От неожиданности
Где сон, где явь? Что происходит?!
Она в тихом ужасе смотрела на странно одетых людей с будничными лицами и заспанными глазами. Очередь к выходу из флайера двигалась быстро, и первые пассажиры уже покинули салон.
Девушка огляделась — не забыла ли что-нибудь из вещей. Дед, разумеется, встретить ее забудет, но это и к лучшему: ей все равно нужно еще выполнить мамино поручение.
«Странный город»… — оказавшись на скользящей платформе перрона, отстраненно подумала Эфимия и сразу же встрепенулась, напугав попутчиков: — Кто здесь?! Эй?
На нее посмотрели, как на сумасшедшую, и два человека даже слегка отодвинулись в сторону. События сна грузно напирали на реальность, не давая опомниться. Эфимия чувствовала себя коржом торта, на который выдавливают тяжелый сливочный крем. Никогда раньше ей не снилась архаика. Она вообще не слишком любила историю, в отличие от своей мамы, которая обожала старину, искренне считая классикой все, что могло иметь отношение к прошлым тысячелетиям, будь это даже какая-нибудь древняя расческа или сушилка для фужеров. Этот сон должен был присниться ей, а не Эфимии, которую он попросту озадачил и выбил из рабочего ритма. Из-за него даже Москва казалась ей каким-то урбанистическим монстром, а голова кружилась, кружилась, кружилась. И это еще только Москва, а не сумасшедший многоярусный Нью-Йорк, родной город Эфимии!
Кто-то подслушивал ее мысли. Кажется.
В небе сияла голографическая проекция земного шара, вокруг которого летал изящный белый голубь с оливковой веткой в клюве — главная достопримечательность Москвы. Ночью эмблема освещала город, днем привлекала взгляды приезжих. Ее запустили в эксплуатацию семнадцать лет назад, в год рождения Эфимии, вскоре после окончания Зеркальной войны. Тогда безумный монах-фаустянин, Иерарх Эндомион, ненавидевший «мир скверны», возжелал исправить все по своему разумению, не поступаясь ничем ради великого дела. Это была первая общегалактическая война, а врагами оказались двойники людей Содружества, благодаря фаустянам явившиеся из иной вселенной, из альтернативной реальности, где, как и тысячу лет назад, воевали, убивали и ненавидели друг друга. Они перенаселили свой мир и истощили Землю, с поверхности которой природа так и не выпустила их в большой космос. Не имевшие аннигиляционного гена, эти существа, по расчету Эндомиона, должны были смести со своего пути неподготовленных к такому повороту событий «биороботов» — так он называл все население обитаемой Галактики. Но мятежный Иерарх ошибся.
Когда уже казалось, что война проиграна и Содружество пало под ударами зеркального врага, включился иммунитет. Словно огромный единый организм, общество начало бороться с запущенной стадией коварной болезни. И, по сути, опухоль сожрала саму себя. Хотя потерь было много и у жителей Галактики. Очень много…
…Платформа вынесла пассажиров в распределитель — огромный павильон под радужным куполом, откуда люди уходили уже самостоятельно, выбирая нужное направление и ныряя в «рукава», заканчивавшиеся посадочной площадкой на городской транспорт.
Эфимия замерла в восхищении. Она смотрела на мир другими глазами, и ей чудилось, что она в сказке. На взлетном поле почти бесшумно стартовали в небо легкие длинные и узкие конусы — флайеры. Всюду разъезжала непривычная техника, словно материализовавшаяся
из фантазий писателей-футурологов. Вместе с людьми преспокойно расхаживали машины-роботы и биокиборги, но никто не обращал на них внимания. Нигде ничего не валялось, всюду царили чистота и порядок, а если и случалось что-то неожиданное — как, например, у той девочки, случайно уронившей на пол мороженое, — тут же рядом оказывался небольшой аппарат, подчищавший пятно.«Я сплю?»
Люди и «синты» шли по своим делам, не замечая худенькую темноволосую девушку в спортивном комбинезоне, с серым рюкзачком-минимизатором за плечами и растерянным выражением светло-карих глаз. Лишь некоторые дети выкручивали головы, приглядываясь к стереоаппликациям на ее одежде. Там было к чему приглядеться…
Эфимия встряхнулась и поняла, что в своей задумчивости потеряла счет времени. Угу, вон отбыл флайер в Австрию, а это значит, что уже четыре часа пополудни. «Что же я стою?» — и она двинулась к нужному «рукаву».
Снаружи ощущался продирающий весенний холодок: двадцать третье марта, самое начало оттепели, а она одета так, как одеваются сейчас в Нью-Йорке!
Эфимия нащупала в кармане пластинку терморегулятора и слегка ее сжала. Выпущенное в прослойку комбинезона вещество-катализатор спровоцировало химическую реакцию, в результате которой одежда приобрела температуру в тридцать семь градусов по Цельсию.
Кое-где в городе еще лежал снег. В Звягинцевом Логе, куда ей предстояла поездка, этого снега наверняка было еще больше. Эфимия тихонько хихикнула, вспомнив мамину надпись на подарке для подполковника Буш-Яновской: «С юбилеем, старушенция! Полсотни лет — не шутка! Держись!»
«Кто такая Буш-Яновская?»
Эфимия чуть не подпрыгнула.
— Так! — сказала она вслух. — А ну-ка, кто бы ты ни был, зверь лесной, чудо морское, брысь из моей головы! Мне даром не нужны эти твои псионические эксперименты! Развелось вас, гениев-недоучек! А ну кыш из моего сознания, иначе тобой займутся!
Ничего не произошло, никто не ответил, но непонятный фон пропал.
— То-то вот! Развлекайся со своими одноклассниками, пока тебя не погладили против шерстки!
Выпустив пар в безлюдном месте, девушка тряхнула тяжелым пучком длинных волос и отправилась к платформе, где обычно парковались такси маршрутом в западную часть города.
Не то чтобы Эфимия испытывала страх перед псиониками — не могла же она, в конце концов, бояться собственных мать и деда, а заодно мать своего парня! Скорее она перед ними пасовала, потому что удалась в отца и, как ни бились с нею мама и дед Калиостро, результатов не достигла. Но девушка хорошо знала, на что способны псионики и как может проявиться их вторжение. Если, например, оно происходило во сне, то объект наблюдения ощущал чей-то пристальный взгляд, мог даже смутно различить глаза или складывающееся из сновиденческих образов лицо наблюдателя. Если же псионик был сильным и не считал нужным маскироваться, то объект мог почувствовать его и наяву, испытать определенные эмоции в зависимости от того, с каким намерением велась слежка. Но надо быть совсем уж неопытным и при этом безумно сильным, чтобы затмевать сознание реципиента, вмешиваться в ход его мыслей и владеть эмоциями. Или… или это не пси-атака? А что-то другое?
Что ж теперь, звонить в местный спецотдел с жалобой: мол, я такая-то, учусь на мета-социолога в нью-йоркской Академии, только что заметила ментальный взлом со стороны неизвестного умельца — будьте добры перетряхнуть все население планеты в поисках сама-не-знаю-кого.
Такси плавно завернуло в ее сектор. Эфимия назвала адрес Буш-Яновских, села на заднее кресло и решила подремать еще, а заодно проверить, не повторится ли попытка воздействия на ее память. Студент на каникулах чувствует краткий миг свободы куда ярче, нежели кто бы то ни было.