Режим бога. 3-я книга

– Что за "трое урок"?

"Большой брат" качнул головой:

– Их на улице... с Давыдычем... ночью попытались ограбить трое... с ножами. Он их всех троих... Две челюсти и нос...

Снова повисло молчание. Леха немного помялся и пробасил:

– Ильяс! Там, действительно... Щелоков и Чурбанов приезжали... Не мешай... Пусть попробует.

Капитан хмуро откликнулся:

– Ты-то куда?...

– Давай по первому бою решать, - перебил Леха, - выбросим полотенце... если что...

Мрачный, как туча, Ретлуев вернулся через полчаса:

– Медосмотр еще раз надо пройти... в старшей группе...
– обращался он, исключительно, к Лехе - я для него существовать перестал.

"Да, и хрен-то с тобой... обиделся он... По фиг... главное - результат...".

Когда мы поднялись по лестнице на этаж выше, я, впервые, серьезно засомневался в успехе своей затеи... По этажу, кто в спортивных костюмах, а кто и с голым торсом, разгуливали такие молодые подкачанные "кабанчики", что я, на их фоне, смотрелся... никак. И ощутил себя так же...

– Тут еще олимпийский резерв...
– поспешил сообщить Леха, видя мое лицо.

"Бlя... уф! зато теперь знаю что такое "взмокшая задница"...".

Взвешивание и медосмотр прошли беспроблемно, лишь на оформлении возникла заминка, когда мужчина, с ветеранскими планками на пиджаке, спросил где мой паспорт:

– На оформлении, в милиции...
– ответил за меня Ретлуев.

– Что ж ты, Ильяс, своему спортсмену и не ускорил-то?
– усмехнулся мужчина.

– Нечего... Шестнадцать лет жил без паспорта и еще недельку потерпит... у нас председатель Совета ветеранов приболел... он обычно вручает...
– невозмутимо ответил капитан.

"Врёшь, прям... не хуже меня!".

Мужчина за столом понимающе покивал и внес меня в какие-то списки, постоянно сверяясь с листом бумаги, который ему передал Ретлуев.

– Первый бой сегодня... Ну, как очередь подойдет. Следите сами. Финал в воскресенье... Если пройдешь!
– хохотнул он, обращаясь уже персонально ко мне.

Я ответил кривой улыбкой...

...Ждать пришлось почти два часа... Их я провел на скамейке, со своей "группой поддержки". Центрального ринга я оказался недостоин. "Таким", как я, полагался тренировочный зал и три ринга в ряд, на которых отборочные поединки проходили одновременно. А так же стояли несколько низких длинных скамеек... для немногочисленных болельщиков.

К счастью, Клаймич где-то разыскал нормальный стул для деда. Впрочем, комфорт сыграл свою неоднозначную роль. Через час ожидания дед стал откровенно клевать носом. Всем остальным, вскоре, тоже стало скучно, и они больше разговаривали об общих проблемах, чем смотрели, на то, что творится на рингах.

Поглощен зрелищем был только я. И чем дольше смотрел, тем больше успокаивался и даже начинал ощущать осторожный оптимизм.

По сути, я впервые видел "современный" бокс, пусть и в исполнении подростков. В нашей районной секции, даже во взрослой группе, больше тренировались, чем боксировали. А спарринги с Лехой, тут Ретлуев прав, полноценными поединками, все же, не были.

Приведя всех нас в зал, сам капитан ушел к судейским столикам, и ко мне больше не подходил.

"И черт с ним!.. Мне нужен был доступ к турниру и я его получил. Принципиальный он!... Только все принципы и с Ананидзе испарились, и при одном упоминании Чурбанова... тоже...".

Леха посматривал на меня хмуро, но сидел рядом и постоянно бурчал в ухо, комментируя действия боксеров на ринге. Да, ребята там были гораздо здоровее, чем в младшей юношеской группе. Тут не поспоришь. Но... они были МЕДЛЕННЫМИ! И двигались как-то... архаично, что ли... Слишком классически!

Просмотрев пяток боев, я понял, что размер бицепсов моих соперников не должен вводить меня в сомнение, относительно собственных возможностей, поэтому оставшееся время, болтал с мамой, успокаивая ее и отвлекая.

Наконец, "момент истины" настал...

Под полное равнодушие зала, тихое мамино "с богом" и объявление диктором моей фамилии, я поднялся на ринг и полез под канаты. Поискал глазами "команду поддержки", побледневшее лицо мамы и взбодрившегося деда... Только Клаймич поднял руку и, с улыбкой помахал. Он, судя по всему, был во мне уверен...

"Ну, да... Впечатлен той разборкой с уголовниками!"

Леха скороговоркой проговаривал последние наставления "не торопиться и просчитать соперника", а, возникший из ниоткуда, Ретлуев предупредил: "После первого же нокдауна, выброшу полотенце!".

"Муdak!".

Моим соперником, в синем углу ринга, оказался здоровенький такой парняга, визуально, тяжелее меня и с солидными "банками" на руках. У меня таких не было. Я вообще, получившейся за лето фигурой, объективно, был больше похож на пловца.

Соперник представлял спортобщество "Буревестник" и был из города Фрунзе, Киргизской ССР. Я с трудом вспомнил, что в моем времени это будет невнятно обзываться "Бишкек".

На киргиза парень не походил ни капельки а, если и волновался, то по нему это заметно не было. Он, слегка кивая, слушал последние наставления своего тренера и, кажется, рвался в бой.

"Что-то начал очковать, может лучше мне съеб....ть?!", - поэтическая рифма пошла от самого сердца.

– ...приглядись, сломя голову не лезь. Руки выше, прощупай его защиту и вся активность во втором...
– неожиданно я осознал, что теперь наставления мне твердит уже Ретлуев.

Рефери пригласил на середину и прочитал нам "заклинание" про правила и честный бокс. Рукопожатие и по углам...

Гонг.

– Бокс!..

Планы поизображать из себя Джонса куда-то бесследно испарились. "Киргиз" пёр вперед, как танк, выбрасывая попеременно джебы и "двойки", а я только и мог, тупо подняв перчатки к голове, "бегать" от него по всему рингу. В итоге, до моей защиты долетели лишь несколько несильных ударов, но и сам я, за весь раунд, "ткнул" в перчатки соперника раза три, не больше. А заодно получил и замечание от судьи "за пассивность".

Гонг прозвучал неожиданно.

– Ты что делаешь?! Я же говорил прощупать его защиту... А ты, почти, ни разу не ударил!
– рычал на меня в перерыве Ретлуев.

"Что со мной? Хрен знает, что со мной... По-моему, растерялся от такого профессионального напора...".

– Вить...
– Леха перестал махать полотенцем, - ты же ударом мужика с ног можешь сбить... И мама вон сидит волнуется... Соберись!

Я посмотрел на трибуну, где сидела мама. Лицо уже не бледное, а белое... зубами закусила собственный кулачок, а глаза...