Резидент разведки. Часть 4. Двойной агент

«Мы должны постараться любой ценой не позволить этому движению получить видимость законности, я говорю совершенно серьёзно. Я достаточно стар, и я помню, что случилось в 1960-е годы, когда левые вышли на улицы, и из-за того, что их поддержали средства массовой коммуникации, они смогли изменить политику страны. Мы не должны допустить этого!»

Как заявил представитель МИД России:

«Протестующие реализуют демократические права на свободу выражения мнения, свободу собраний и объединений, которые гарантируются основополагающими международными договорами и соглашениями, в том числе Международным пактом о гражданских и политических правах…»

Американский журналист и лауреат Пулитцеровской премии Крис Хеджес говорил, что:

«В рамках американской политической системы невозможно проголосовать вопреки интересам банковского капитала… Если мы не отнимем власть у корпораций, то нам придётся увидеть, как американское общество превращается в своеобразный неофеодализм… Если элита коррумпирована, если маразмирующей системе противостоит огромное большинство населения, поднявшееся на защиту своих интересов, то все системы контроля вдруг оказываются хрупкими».

Лаура, разумеется, всё своё свободное время посвящала социализму и социалистическому движению. Была невероятно возбуждена, и ею двигало социалистическое вдохновение. В какой-то момент у них пошли в ход даже ленинские лозунги.

Постепенно лозунги начали группироваться в общую идеологему, которую можно свести к словосочетанию «Уолл-стрит и большевистская революция». После этого уже даже самым бестолковым политологам во всём мире стало понятно, что протесты обречены.

Сенатор и Ричард сразу же охарактеризовали эти протесты примерно так:

«Сборище социалистов, коммуняк, капиталистофобов и разорившихся нищебродов, набравших кредитов на всю жизнь и требующих их списания. За такие лозунги надо наказывать. Они хотят, чтобы им подарили наши деньги».

Вильте очень интересовалась технологией выхолащивания и дискредитации протеста. Я имел больше возможностей по добыванию подобной информации и активно помогал ей.

Ещё на этапе подготовки к протестам в сообщество самых активных протестующих местным истеблишментом было внедрено много провокаторов и информаторов из числа тех же студентов. Внедрением занимались прежде всего службы безопасности банков и страховых компаний. Мотивации для вербовки предельно примитивные:

– списание части кредита;

– отсрочка кредита;

– или небольшие выплаты наличными (это практиковали в основном страховые компании).

Социалисты очень любили деньги, скорее всего, больше всего в жизни.

В связи с этим постепенно отдельные студенты начали использовать платформу протеста для:

– защиты прав геев и всех видов извращенцев;

– протеста против войны в Афганистане;

– продвижения легализации марихуаны;

– борьбы с экологической несправедливостью;

– и других возражений против множества других несправедливостей.

В процессе своего развития протестное движение на девять десятых потеряло контроль над своим имиджем и оттолкнуло большое количество людей. Постепенно людей, участвующих в протесте через социальные сети, начали делить на две категории:

– первая категория – люди, желающие полной свободы противоестественных сексуальных извращений и тому подобных грехопадений, демонстрирующих их психическую неполноценность;

– вторая категория – протестующие характеризовались как люди, склонные к нытью, неудачники-социалисты, жаждущие от государства на самом деле тех же денег, иной раз в виде благ и иных подачек, и всё это за счёт высоких налогов с тех, кто работает не покладая рук. За этими закрепилось мнение как о паразитической части общества, не желающей много и трудно работать, желающей жить за счёт других. Как итог – полное неприятие теми, кто много трудится, тяжело, но достойно зарабатывает.

Таким образом, первоначальные демократические цели социалистического протеста технологично и быстро размыли. На этом, естественно, не остановились и продолжили.

Банки очень быстро наняли подрядчиков, которые генерировали нужный контент в социальных сетях, где постепенно, но неуклонно начало нарастать недовольство протестующими. Постепенно сформировалась ситуация, когда достаточно было только кому-то известному призвать их выступить против «бездельников, неудачников и извращенцев» (как их там нарекли), как люди готовы были сами выйти на улицу и принять участие в разгоне недовольных социалистов.

Таким образом, против социалистов начали работать социальные технологии и социальная инженерия…

Этот процесс тоже был управляемым со стороны объединившихся местных элит, естественно.

Власти поняли, что скоро всё это может перейти в гражданские столкновения.

Но… гражданских столкновений не может и не хочет допустить ни власть, ни элита. Точнее, они не хотят столкновений в крупных размерах.

В случае серьёзной угрозы элиты проявляют полную солидарность.

Поэтому кто-то смог объяснить такому прямо совсем независимому и непонятливому судье необходимость отмены временного запретительного судебного приказа о разгоне протеста.

Разумеется, наши органы разведки не видели в этом движении ни малейшей перспективы, и мы изначально точно знали, чем всё закончится, о чём информировали своё руководство и по линии Вильте, и я по своей тоже.

Ни во время протестов, ни после них никто не обвинял Россию во вмешательстве.

Всё закончилось как-то очень мирно.

В любом случае задолго до событий на Украине под общим названием «Майдан» обе наших разведки отлично знали технологию подавления протеста в полном объёме. Всё держалось на разведке, агентуре, всех видах психологии и социальной инженерии и, самое главное, на деньгах.

Мы часто в это время общались с Лаурой. Это было необходимо, поскольку Ричард в этот период тоже начал с ней часто общаться, много советоваться по вопросам ведения дел, и в основном он внимательно прислушивался к ней. Мне нельзя было расслабляться, напротив, я почувствовал какие-то ещё не вполне определённые риски для себя. В любом случае отходить от бизнеса я не хотел.

Лаура общалась со мной вполне нормально, но чувствовалась некая небольшая натяжка между нами.

Это означало, что тема объяснения перед Лаурой насчёт одной моей просьбы всё ещё оставалась актуальной, и после того, как у неё закончилась деятельность по социалистическому активизму, мне критически важно было с ней объясниться.

Тогда, ранее, попросив Лауру поискать информацию на украинскую чиновницу Светлану и её близких родственников без объяснения причин, я породил в ней неоднозначные чувства. Начав сотрудничество со мной, Лаура, возможно, не понимала, что не только она будет реализовывать свои интересы, передавая мне информацию. Позднее она впервые наверняка поняла, что если даже не хочет что-то делать, то придётся, поскольку теперь уже от меня никуда не деться. Но меня категорически не устраивал такой силовой вариант взаимного сотрудничества. Нужно было как можно быстрее переломить эту ситуацию и создать максимально доброжелательные и добровольные взаимоотношения, при этом желательно поднять их на новый уровень взаимного доверия.