Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
– Но они не покидали пределов королевства! – сказал он с надеждой. – А если успеть на корабль и оказаться… гм… к моменту… в водах королевства Сен-Мари?
Я подумал, покачал головой.
– Вряд ли рок так уж соблюдает демаркацию границ. Да еще в океане. Простите, граф… меня обманывают глаза?
Он посмотрел на меня, потом проследил за моим взглядом.
– Нет, ваша светлость. Это церковь.
– Господи, – вырвалось у меня. – Первая церковь, что я увидел!
– Здесь?
– В Вестготии!
Он смотрел с сомнением.
– Есть еще… сам видел. Только не помню, в чьих землях. Хотите войти? Но
Я сказал счастливо:
– Получить поддержку! Помощь.
Я соскочил на землю, Зайчик сразу же замер, как статуя, а граф долго старался закрепить повод за низкий камень. Я пошел ко входу, трава уже почти скрыла вымощенную плитками дорожку, наконец за спиной послышались торопливые шаги.
Он шел за мной, растерянный и недоумевающий, что и понятно, я же неистовый воитель, стратег, повелевающий массами войск, умелый захватыватель крепостей, замков и городов, от такого как-то не ожидается рвение в посещении храмов с их тягучими и непонятными ритуалами.
Я переступил порог церкви с сильно бьющимся сердцем и надеждой. Здесь меня ждет незримая поддержка, здесь будет наш якорь, за который можно уцепиться и начинать строить демократическое правовое государство церкви с сильной инквизицией и властными структурами.
Внутри светло и чисто, воздух прохладный, пахнет благовониями, душистыми маслами, сандаловым деревом. На дальней стене огромная мозаика из цветного стекла, все, как водится, из чистейших красок, никаких полутонов, только пурпур, аквамарин, изумруд, радостная оранжевость – еще не пришло политкорректное время смешивать и доказывать, что нет добра и зла, а есть круто перемешанное говно, именуемое человеком.
Стена разделена на две половинки, одна собрана почти вся из пурпурных стеклышек, другая из серебра и небесного аквамарина, я ускорил шаг и наконец-то различил одинаковые по размерам гигантские изображения двух… ангелов, у обоих сверкающие нимбы вокруг голов, у обоих за спинами роскошные крылья, только у того, что в пурпуре, – огненно-красные, а у серебряного – белее лебяжьих, хотя по форме очень похожи.
У того, что на красной половине, крылья… как у гигантской летучей мыши, только что вынырнувшей из ада летучей мыши. И усмешка у красного ангела зловещая, в то время как у серебряного – скорбящая и всепрощающая.
Я замедлил шаг, остановился.
– Граф, – спросил я чужим голосом, – как такое возможно?
Он посмотрел по сторонам, потом на меня, снова мазнул взглядом по стенам.
– Ну… наверное, – произнес он без уверенности, – как-то да… а что, собственно, не так?
– Это же церковь, – сказал я со сдержанным негодованием. – Как можно? Здесь что, служат Богу и дьяволу?
Он развел руками.
– Раньше так и было.
– Почему?
Он посмотрел на меня, в смущении отвел взгляд.
– Ваша светлость, я религию вообще недопонимаю, но здесь, как я слышал от стариков, когда-то старались проявить справедливость.
– Справедливость?
Он указал на фигуры.
– Равны по росту, на обе пошло одинаковое количество цветных стекол. Ни одна ни выше, ни ниже. Их даже сделали очень похожими друг на друга, потому что оба ангелы! Только один на небе, другой низвергнут. Мне тоже кажется, что так… гм… честно. Как бы по-рыцарски.
Я ощутил холод внутри, с такими аргументами не сталкивался, спросил глухо:
– И
потому в эту церковь больше никто не ходит?Он поправил:
– Уже ни в одну церковь не ходят. Служить дьяволу проще, а чтобы ему служить, вообще не надо ходить куда-либо.
– Вы считаете это правильным?
Он пожал плечами.
– Я считаю, воспитывать надо детишек. А взрослые знают, что им делать.
Я повернулся и пошел к выходу. Что-то говорить и убеждать бесполезно. Буду выглядеть как мракобес и дурак, не понимающий, что человеку с детства хочется свободы, никому не подчиняться, наконец-то дождаться взросления, когда мама уже не требует, чтобы мыл уши, а отец не сможет командовать, что и как делать. Наконец-то вольная воля… а церковь требует подчинения всю жизнь? От рождения до смерти? Да пошла она!..
Никто не хочет признавать, стучало в голове, что человек должен учиться всю жизнь. И чем больше у него будет знаний, тем меньше свободы…
Граф догнал меня уже за церковью, я слышал его торопливые шаги, но не обернулся.
Он сказал с сочувствием:
– Ваша светлость, вы зря так…
– Что?
– …реагируете, – пояснил он. – На самом деле и в такую церковь никто не ходит. А ходят по большей части к гадальнице.
– Бабке-гадалке?
Он посмотрел с недоумением.
– Какой бабке? Весьма почтенная дама. Из очень уважаемой семьи. И древнего рода. Хотя теперь она из-за своего нечестивого занятия и считается простолюдинкой.
Я вздохнул:
– Да, все запущено, здесь христианский конь и не валялся. Подумать только, к гадалке!
Он покачал головой, лицо потеряло рыхлость, потвердело, а взгляд стал острее.
– Ваша светлость, она в самом деле… Еще ни разу не ошиблась!.. Не все к ней ходят, большинство просто боится правды, но вы, я уверен, не испугаетесь?
Я отмахнулся:
– Ни одна гадалка или предсказательница не в состоянии ничего предречь настоящему христианину.
Зайчик тряхнул гривой, едва я поднялся в седло, повернул голову и посмотрел с вопросом в глазах. Я не успел ответить, граф сказал твердо:
– Ваша светлость, вам просто необходимо побывать у нее!
– Почему?
– Хуже не будет, – сказал он упрямо, – а польза может быть огромная. Вы же теперь герцог, на ваших плечах ноша стала еще больше.
Я вздохнул.
– Пришлось усвоить. Ладно, поехали. Где она живет?
Глава 16
Гадальница обитает, как я понял из его рассказов, не в башне и не в лесной избушке посреди темного-темного леса, а на перекрестке трех дорог. Между моим отныне замком и двумя крупными деревнями. Домик у нее самый заурядный, с небольшим садом, курами, козами. А еще оттуда близко к лесу, где собирает травы.
Граф послал вперед мальчишек предупредить, дескать, ее изволит посетить сам герцог, пусть будет на месте, и чтобы все быстро и без лишних движений.
Молодец, отметил я, быстро схватывает, что мне нужно и какой линии стоит придерживаться.
Дорога привела к домику почти сразу – аккуратный, небольшой, опрятный. Оставив коней под охраной Бобика, мы перешагнули порог. В ноздри ударил густой и пряный аромат растений, взгляд уперся в пучки высушенных корешков вдоль стен, связки трав, веток омелы, кувшинчиков больших и малых с настоями и отварами.