Ричард Длинные Руки – граф

– Святой Георгий, – ответил он совсем тихо, но глаза медленно открыл. – Георгий Победоносец, Егорий Храбрый, Юрий Пламенный… сейчас его называют по-разному, на всяких языках и наречиях, но тогда он был простым офицером в Риме… Был такой город, столица всех столиц, центр мира, где началось гниение, где Сатана обрел полную власть, и лишь немногие чистые души воспротивились Злу. Георгия казнили лютой смертью, но он остался верен истине, добру, чести… Теперь он на быстром, как молния, коне водит небесные войска против орд демонов. А его старые доспехи остались в Риме, откуда их выкрали, увезли в наши тогда еще края и спрятали в горном ущелье…

Я удивился, спросил осторожно:

– И что, до сих пор там лежат?

– А что тебя удивляет?

– Ну, не поржавели…

– В те времена железа почти не знали, – пояснил епископ. – Доспехи и даже оружие делали из меди, а потом из бронзы. Но теперь это не простые доспехи, ибо прикосновение святого человека преображает даже вещи.

Я покачал головой.

– В это поверить трудно. Господь не дозволяет совершаться чудесам.

Он сказал совсем тихо, я едва расслышал, но в слабом голосе чувствовалась крепость железа:

– Разве эта крепость не обрела добавочную мощь, когда в нее доставили мощи святого Тертуллиана?

Я возразил:

– Это другое дело!

– Да? – переспросил епископ. – Так вот, на ком будут доспехи святого Георгия, того не коснется Зло… Более того, он послужит защитой всем, вблизи. А уж как послужит, понимай сам…

Я перевел дыхание, епископ говорит разумно, но явно путает меня с кем-то. Забыл, как называется это психическое расстройство, но у престарелых это сплошь и рядом.

– У меня другая проблема, – сказал я, переводя разговор. – Дважды я встречал в этом путешествии человека… если он человек, который смущал мой ум и душу рассказами о тех странах, которые захвачены, как мы называем, Злом. Но там живут, как он сказал… и я почему-то верю, богаче и счастливее. И мне очень захотелось побывать в тех странах!

Епископ выслушал, лицо постарело еще больше, хотя это трудно было представить, а мешки под глазами налились жутким лиловым цветом. Я снова увидел, что говорю с очень старым и очень усталым человеком, которому довелось принять на плечи больше, чем он в состоянии вынести.

– Тот… прав, – ответил он тихо.

Я вскричал испуганно:

– Святой отец! Как можно? Мне чудилось временами, что со мной говорил сам Сатана!

– Так оно и было, – ответил епископ тяжело. – Так оно и было.

– Но как же, – растерялся я. – Как вы можете говорить, что Сатана прав?

– Потому что он прав, – сказал епископ надтреснутым голосом. – Разве не зришь, что в житейском мире верх одерживает тот, кто живет умом, а не сердцем? Что преуспевает тот, кто отвернулся от Бога и принял соблазны дьявола?.. Что живущий сердцем смешон?

Я прошептал в ужасе:

– Святой отец… Хорошо же ты меня утешил! Так что же делать, если Зло побеждает в нашем собственном доме?

– Стиснуть зубы, – ответил епископ, – и… держаться. Господь не оставит нас.

Я уронил голову. Смешным или простоватым выглядеть не хотелось, а таким смотрятся все, кто старается жить сердцем: чисто, честно, соблюдая правила чести, благородства, рыцарства, воздерживаясь от свойственной простолюдинам грубости и похоти.

– Держаться, – повторил я. – А до каких пор?

Священник поднял голову. Я понимал, что он видит. Юноша смотрит на него чистыми, честными глазами. Сказать, что держаться надо всю жизнь, это ужаснет любого. Сказать, что продержаться надо год, – ужаснет такого вот юного, ибо для него год – вечность, в то время как для него, старого, годы летят, как опадающие по осени желтые листья.

– Ты видишь, что Зло сильнее, – ответил епископ негромко. – Да и все это видят. Потому люди слабые… а точнее – простые, охотно становятся на его сторону. Простые люди всегда ищут сильного, чтобы встать под его руку, под его защиту. И так было всегда… Но ты не заметил, что, несмотря на свою беспомощность, непрактичность, неумение приспособиться к жестокостям жизни, Добро все же побеждает?

Я пробормотал:

– Не понимаю. Как, сталкиваясь с жадностью, похотью, обманами и предательством – Добро может уцелеть?

Епископ сказал почти властно:

– Укрепись духом, сын мой. Несмотря на все победы Зла… во все века и во всех странах и народах, мы все-таки есть? Ты не можешь не сказать, как мы все еще есть… ведь Зло безжалостно? И будь у него силы, оно бы уничтожило нас всех? Как добро, честь, благородство, верность – так и самих носителей этих понятий? Подумай над этим.

Я успел ощутить холодок, небо распахнулось, я в стотысячную долю секунды успел поклясться, что выдержу, не сокрушусь под ощущением нечеловеческой мощи, и звезды разбежались в стороны, в пустоте возник, как краеугольный камень мироздания, величественный храм, стены сложены из массивных глыб серого гранита, но я прошел сквозь них, как через силовое поле, душа замерла от ощущения величия места и собственной ничтожности, я успел увидеть исполненные суровости колонны, поддерживающие свод, высокие окна, похожие на перевернутые остриями кверху рыцарские щиты… Окна из цветных стекол чистых тонов: ярко-красные, синие, зеленые и оранжевые, никаких оттенков, на гладкий паркетный пол падают цветные тени, свод расписан аллегорическими фигурами, а впереди, по дорожке между рядами простых деревянных кресел…

Меня выдернуло обратно в тот мир, как рыбу, заглотнувшую крючок. Я схватил воздуха, сердце бешено колотится, поперхнулся, ибо новый воздух ни к чему, видение посетило снова лишь на долю секунды.

Епископ проговорил медленно:

– Сын мой… тебе было видение?

– Если бы я мог понять, – прошептал я, – что я зрел… Слишком огромно… Отец, как мне вернуться?

Епископ долго думал, голос его прозвучал почти нерешительно:

– Рискну предположить… только предположить, что тебя вызвал в этот мир именно дьявол. Если хочешь, чтобы я назвал имя, изволь – сам Сатана.

Я отшатнулся:

– Но зачем?

– Не знаю… Не знаю. Но одно несомненно… чтобы совершить подобное, нужна Высшая Мощь. А она есть только у самого Господа Бога и… у Сатаны.

– Но почему это не дело рук… другой стороны? – спросил я. Я все не мог назвать Бога. – Или кого-то из его ангелов?

Он покачал головой.

– На этот раз не поверишь ты…

– Я готов поверить всему.

– Ты не поверишь, – повторил он, – но у тебя нет…

– Чего нет? Второй головы?

– У тебя нет… ангела-хранителя!