Ричард Длинные Руки – граф

Рудольф и Бернард с топорами в руках встали по обеим сторонам рыцаря. Кони вздрагивали, звериный запах великана достиг ноздрей. Я тоже услышал, по коже побежали пупырышки. Только от этого запаха можно схватить инфаркт, в нем вся мощь зверя, ярость, жестокость, сокрушающая мощь, против которой бороться просто немыслимо.

Дрожа, я все же заставил коня приблизиться к воинам. Молот, казалось, заерзал в ладони от сильнейшего возбуждения.

– Вывози, – прошептал я. – Только на тебя надежда… Иначе мы пропали!

Размахнулся, швырнул изо всей силы, сжался, молил всеми фибрами ударить как можно сильнее, как можно сильнее…

Великан содрогнулся, как если бы в огромное высокое дерево с силой ударил скатившийся с горы валун. Дубину не выронил, но остановился, левой рукой ухватился за левую сторону груди, куда ударил молот.

Я подставил ладонь, шлепок, стало горячо, я размахнулся снова и крикнул:

– В лоб!.. В лоб мордоворота!

Молот из моей руки уже вырвался, как управляемый снаряд. На этот раз услышали глухой удар, треск. Великан содрогнулся снова, пальцы разжались, дубина выскользнула. Колени начали подгибаться. Дубина ударилась о землю так, что под ногами послышался гул, а затем рухнул и великан.

Земля дрогнула, качнулась, деревья испуганно затряслись, как трава под ветром. Я растопырил пальцы, рукоять смачно шлепнула по мозолям, я метнул снова. Так сказать, контрольный выстрел. Молот ударил вяло, я поймал на лету и, не вешая на пояс, осторожно пустил коня к поверженному гиганту.

Даже лежа, он был почти в мой рост на коне, достаточно рослом. Молот, как видно, угодил в середину груди, проломил, смял, как пластилин. Вмятина такая, что и позвоночник, наверное, тю-тю, раздроблен в муку. Торчат обломки костей, а густые алые ручьи текут широко. Под великаном уже широкая лужа, а будет озеро. Он смотрел с бессильной яростью, крошечный мозг еще жив, но сердце уже перемешано в жидкую массу с обломками костей, не крупнее его зубов.

Толстый, как скальная плита, лоб расколот. Вмятина такая, словно в стену бункера угодила крылатая ракета. Кровь хлещет ручьями, заливает глазную впадину и стекает на землю.

Ланзерот оглянулся, в прорезь шлема я видел вспыхнувшие яростью глаза. У рыцаря был такой вид, что сейчас ринется и проткнет меня копьем, Бернард ухватил его за руку, что-то сказал, а мне крикнул:

– Дик!.. Твой молот… твой молот…

А Рудольф заорал ликующе:

– Дик!.. Да если даже это нечестивый молот, но… лишь бы довезти мощи!.. А там освятим!

«Хренушки, – подумал я. – А если превратится в обычный молот? Нет, уж пусть лучше останется колдовским…»

В небесах как будто прозвучал смешок. Я быстро вскинул голову. Облака превратились в темные рваные тучи. Их несло пугающе быстро, а в самой середине синего неба туча сворачивалась в странном водовороте. Она уже стала похожей на спиральную галактику, только эта туча вращались все быстрее и быстрее. Снова я ощутил на себе чужое внимание, будто меня рассматривали в капле воды через мощный окуляр.

Повозка неслась с невиданной прытью, потом замедлила ход, остановилась. Показалась принцесса, взобралась на свою лошадку. Асмер что-то кричал ей, но она развернулась в нашу сторону и погнала галопом.

Бернард проехался вдоль туловища великана. В глазах нашего силача было изумление, он все крутил головой, пожимал плечами и чесал в затылке.

– Какая жалость, – сказал он наконец, – что нельзя взять с собой хотя бы голову! Я бы повесил ее на стену… ну, у Рудольфа. У меня тесно. И ходил бы к нему смотреть.

– А мне жить на улице? – спросил Рудольф.

Принцесса закричала издали:

– Вы… как-то сумели? Хвала Господу!.. Я уже думала…

Ланзерот нахмурился, сказал быстро:

– Все, уходим. Погоня настигает. Мы не знаем, сколько еще продержится Зорр. Дай Бог, чтобы мы успели… Уходим!

Голос рыцаря стал жестким, неприятным. Все послушно повернули коней в сторону повозки. Ланзерот понесся впереди.

Когда порядок движения восстановился, Бернард подъехал ближе, сказал негромко:

– Дик, я даже не думал… не мог себе представить, что твой молот может завалить такого зверя!

– Откуда мы знаем, – сказал я досадливо.

Он удивился:

– Что?

– Что это зверь, – сказал я с досадой. – Может быть, он шел из леса на рыбалку! А мы напали. Сами звери…

Я заметил, что полог повозки чуть приоткрылся, оттуда на меня смотрит, как на говорящую рыбу, принцесса. В глазах недоумение, хорошенький ротик приоткрылся. Бернард хмыкнул, Рудольф заржал как конь. Принцесса в беспомощности обернулась назад в темноту повозки.

– А что вы скажете, – услышал я ее голос, – отец Совнарол?

Я подъехал вплотную, принцесса опустила полог, но я услышал в повозке визгливый голос священника:

– Все, что не есть создание Божье, – Его враги!.. Господь наш создал зверей, гадов и птиц, но не великанов! Великаны – от блуда ангелов Марута и Харута с дочерьми человеческими, так в Святом Писании. Так что истреблять их всех – дело богоугодное!

Бернард посмотрел в мою сторону, поинтересовался:

– Отец Совнарол… а что говорит Святое Писание, если богоугодное дело творится нечистым орудием? Ведь молот демонов… гм… не наш, не наш! А мы – истинные сыны церкви! Я, к примеру, уходя в поход, прошу благословение не только себе, но и своему оружию.

Тишина настала неприятная. Полог откинулся, священник выглянул рассерженный, бледный, щурился от яркого света, а на меня посмотрел с явной неприязнью. Бернард крякнул, сконфузился, умолк. Священник сказал со злостью:

– Да, этот молот – нечистое орудие… И руки, что его держат, нечисты!.. Но не нам дано угадывать замыслы Создателя. Я же смиренный слуга церкви. Если доберемся до Зорра, то этот человек предстанет перед судом святой инквизиции!.. И наши мудрые и непогрешимые отцы решат как его судьбу, так и судьбу этого… этого орудия.

Меня пробрал озноб, все мы хорошо знаем из школьных учебников, что такое инквизиция. Так что еще на подходе к Зорру хорошо бы удрать в те королевства, в которых, как сказал странный проповедник, живут умом. Или сразу же по прибытии в Зорр, пока не попал в бархатные руки инквизиции, что предпочитает наказывать без пролития крови, то бишь на костре…

Горы придвигались все ближе и ближе. А пока мы проехали еще три города, преданных огню. Последний еще дымился, воздух полон отвратительно сладкого запаха разлагающейся человеческой плоти. Разжиревшие вороны уже не взлетали на ветки, разве что на черные основы печей, пепел покрыл черную землю и обуглившиеся кости, но, к удивлению, следующий город оказался цел. Даже деревни вокруг него уцелели. Когда мы выехали на дорогу, увидели подводы, людей, как конных, так и пеших.