Ричард Длинные Руки – коннетабль
Шрифт:
– У меня такой амулет есть… и такой… Да, эти победнее… Ага, кое-что есть, есть… Ух ты, даже малахитник… Дурачье… Просто оскорбительно, какой легкой добычей они меня сочли.
Наконец она вытряхнула на землю содержимое мешков, сортировала, перекладывала, качала головой. Как я понял, самое ценное отыскалось в мешке Кривозуба, у других только еда, водяные кристаллы да еще амулеты, отпугивающие ядовитых насекомых. Джильдина, несмотря на боевое умение воина, показала себя крайне хозяйственной: сложила почти весь дроп в свой мешок, с трудом подняла, взвесила
– Леди Джильдина, – сказал я встревожено, – у вас открылись раны. Мне будет хреново, если откинете ваши благородные копыта… Странно, кровь у вас течет тоже красная. Я уж думал, голубая, как у осьминога.
Она посмотрела по сторонам, явной опасности нет, хмыкнула, но жилет сбросила. Солнце заиграло на не по-женски мышцастом теле. Разогретые схваткой могучие мускулы плеч вздулись, кровь сочится все медленнее, но рана при всей неглубокости длинная, на боку порез глубже, а на скуле только коричневая корка запекшейся крови.
– Вам надо лечь, – напомнил я, – расслабиться…
Легла она равнодушно, взгляд устремлен в небо, я вижу, как обдумывает что-то важное, ну там, как пройти через гряду или войти в Кольцо Королей, а здесь только ее тело…
Правда, когда я разминал ее грудные мышцы и очень уж переусердствовал в разогреве вторичных половых, сперва стараясь их нащупать на этих блоках мускулов, а потом не потерять, она поинтересовалась язвительно:
– Что, и там раны?
– Нет, – ответил я, – но чувствительные ниточки отсюда ведут и в другие места. Если тут размять, то раны быстрее зарастут и на плече.
Она прислушалась к своим ощущениям, я в самом деле потихоньку излечиваю раны и соединяю их края, на лице отразилось сомнение. Я читал в ее глазах, что чувствительно совсем в другом месте, но промолчала, вдруг уловив, что я не только дурак и новичок, но еще и самец. Мне почудилось в ее глазах великое сомнение при таком неприятном открытии. Все-таки самец, если он самец, должен быть крупнее и сильнее самки. Это у жаб или пауков самки крупнее, а мы вроде бы люди.
Внезапно она спросила настороженно:
– Что так смотришь?
Я смутился, пойманный на горячем, потряс головой.
– Да пустяки, не обращайте внимания, ваша могучесть.
– Нет, ты скажи, – сказала она настойчиво. – Что-то мне не понравилось, как ты смотришь.
Я развел руками, но спохватился и снова принялся разминать ей горы мышц.
– Простите, ваша мышцастость. Сам знаю, надо о подвигах думать, о Родине и сокровищах, но у вас глаза…
– Что? – спросила она быстро и провела ладонью по лицу. – Что у меня с глазами?
– Красивые, – сказал я со вздохом. – Как-то закат их подсветил, что ли? Бывает же так, прекрасные глаза, такие чистые и… э-э… лучистые, что ли, благодаря генетической случайности достаются такой…
Я умолк, она тут же спросила обманчиво мирным голосом:
– Какой?
– Сильной, – ответил я с подъемом. – Крутой, отважной, решительной, безжалостной! Которую назвать женщиной – грязно оскорбить.
Она озадаченно замолчала, глаза блеснули
напоследок звездным светом и укрылись под плотными веками. От длинных ресниц на шрамистые щеки пала густая тень. От постоянно красного неба даже тень выглядела багрово опасной, как отблеск адского пламени.– Так лучше? – спросил я.
Веки поднялись, открывая затуманенные глаза. Губы шевельнулись с такой натугой, словно я их сумел на время парализовать.
– Да, – произнесла она хрипло, – намного. Ты… молодец. Тебя хорошо обучили.
– Вот видите, леди, – ответил я гордо, – и дураки что-то умеют!
– Я ж говорю – обучили, – уточнила она уже сухо. – Так, надо уходить. Здесь очень опасное место. Выйдем во-о-он за ту гряду.
– Давайте хоть мешок понесу, – предложил я. – Он ваш, я просто помогу.
Она поколебалась, пожала плечами:
– Мешок не дам, но кое-что в твой переложу. Все дело в том, что человек иногда исчезает вместе с мешком. Тебя не жаль, а вот вещи дорогие…
– Я буду беречь мешок, – пообещал я. – Ценой своей ничтожной жизни.
Она кивнула, перегрузила часть дропа в мой мешок, я помог ей вдеть руки в лямки, она подвигала плечами, устраивая тяжелый мешок поудобнее, и тут же пошла, не дожидаясь меня.
Я поспешно ринулся вдогонку, мешок забросил за спину уже на бегу. Она, не оборачиваясь, бросила равнодушно:
– Сегодня увидишь Барьер.
– Ого, – сказал я взволнованно. – Наконец-то! А то еще те двое обещали…
Она посмотрела презрительно.
– Они лгали.
– Да теперь понял…
– Лучше поздно, чем… Но как ты надрался так, что не рассмотрел сам Барьер?
– А может, – предположил я, – меня не просто напоили, а еще какой-то гад наложил заклятие?
– Это скорее, – согласилась она. – Не могу поверить, что такой неженка по своей воле решился войти в Окольцованные Земли.
– Я хотел сюда, – возразил я, – но, наверное, меня еще и подтолкнули.
Она смерила меня внимательным взглядом.
– Вообще-то ты мог бы сойти за красавчика, – отметила она. – В какой-нибудь очень благополучной стране, о них много говорят здесь. В смысле, пересказывают россказни тех, кто прибыл с той стороны Барьера. И еще чувствуется высокое происхождение. Да, порода в тебе видна, видна… Недаром мой дядя говорил, что самая благородная кровь течет в дураках и комарах.
– Мне можно быть дураком, – сказал я и, видя ее недоумение, объяснил счастливо: – Вы же умная?
Она сморщила нос.
– Еще бы не быть умной, возясь всю жизнь с такими дураками!
– Ну вот видите, – сказал я довольно, – благодаря мне вы становитесь особенно умной.
Она посмотрела подозрительно, то ли я сказал, что сказал, но у меня честное лицо и правдивые глаза, и она только вздохнула.
– Знаешь, самая глупая может сладить с умником, но с дураком сладит только самая умная. Так что наупражнялась.
Глава 15