Ричард Длинные Руки – ландлорд

— Ну, правда это или нет, — ответил он, — но, когда герцог Гугелай полностью окружил войско барона Тезера, а потом истребил, виконта не нашли ни среди убитых, ни среди попавших в плен. И точно так же при Клемансо, когда отряд барона Утрехта попал в засаду. Погибли все, но ехавший с ними виконт ухитрился ускользнуть. Люди Утрехта клянутся, что виконт превратился в вихрь и пропал. Барон был в бешенстве, не поверил, но, знаете ли, столько раз виконт ускользал из ловушек, что... гм... Я развел руками.

— Что ж, я не удивляюсь, что он старается помалкивать о своем... умении. Пользоваться пользуется, но... помалкивает. Так ты не забудь про завтрашнее утро.

— Вам приготовят все лучшее в дорогу, — заверил он.

Я метался по комнате, натыкался на стены, а когда на дорогу выскочил стол, я с грохотом опрокинул его и в ярости ударил вдогонку ногой.

Сейчас и леди Беатриса точно так же мечется, заламывая руки, пытается понять, как же поступить правильно. Беда в том, что «правильно» зависит от уровня понимания правильности самим человеком. Для простолюдина это совсем не то, что для рыцаря, тем более для паладина.

Как должен поступить на моем месте человек с психикой простолюдина — это понятно, я родился и жил среди них, только у нас они назывались демократами и общечеловеками. Как должен поступить рыцарь — тоже понятно, рыцарь отличается от простолюдина прежде всего отвагой и верностью королю, а гребет под себя не хуже любого простолюдина, разве что тот гребет мелочи, а рыцарь — земли, замки, королевские милости.

Паладин в отличие от рыцаря служит не королю, а идее. Если для рыцаря естественно в перерывах между битвами с драконами и спасением принцесс уходить в загулы и предаваться разврату, то для паладина это немыслимо в силу его верности идее. Над ними и тогда смеялись те, кто сейчас ржет над людьми идеи, над людьми честными, верными слову, сохранившими благородство души.

Во времена рыцарства пели и говорили о паладинах тогда было понятно, почему отказался трубить в рог Роланд, хотя баски окружили со всех сторон, но сейчас, в эпоху тотального простолюдинства с его приматом желудка и гениталий, паладины стали чем-то вроде инопланетян, а на их место вышли простые и понятные рыцари короля Артура: крепкие и отважные ребята из простого люда, умеющие победить дракона и вырвать из его лап принцессу, чтобы торопливо жениться на ней и жрать-жрать-жрать в три горла.

Я помню, как в детстве читал «Неистовый Роланд» Ариосто, долго плевался, потому что хотя там звенят мечи, ржут кони и совершаются подвиги, но Роланд влюблен в красавицу Анжелику и носится за нею, как влагалище-страдатель и клитороман, а это уже не паладин, потому что паладина невозможно представить влюбленным в простую женщину, которая ходит срать, подтирает жопу, красится и выщипывает брови! Паладин, который ради любви бросает службу стране, — это уже не паладин, а простое говно, то есть просто один из стада, для которого немыслимо подняться выше по своему уровню. В смысле, его можно сделать хоть герцогом, хоть королем, но говном все равно останется.

В детстве я был в восторге от романа Кретьена де Труа «Эрек и Энида», где рыцарь Эрек, женившись на Эниде, забросил щит и меч, проводил время в любовных утехах, пил и ел в три горла, занимался хозяйством, а вечером спешил в постель молодой и красивой жены. Но сама Энида устыдилась, что такой славный рыцарь прилип к ее юбке, начала укорять его, и Эрек, опомнившись, снова вооружился и сел на боевого коня, после чего отправился совершать подвиги.

Ему было хреново, когда пришлось выбирать между сладкой едой и теплой постелью в объятиях молодой женщины, с одной стороны, и трудной дорогой сражений с другой, но он сумел отказаться от сиюминутных земных радостей, доступных как простолюдину, так и любому животному, в пользу вечных и высоких радостей служения Высокому.

Да, у него был выбор: остаться в роскошном замке, наслаждаться покоем и благополучием, принимать верных вассалов и жаловать им земли, пить, жрать и трахаться, но он выбрал путь защиты слабых, помощи униженным , путь борьбы со злом...

Ладно, я не Эрек, не Роланд и не Персиваль, но и у меня есть нечто выше, чем остаться здесь жить-поживать, хотя придется сердце свое разорвать пополам... оно уже и так обливается кровью, перед глазами то этот проклятый виконт, то...

Стены поплыли перед глазами, я услышал возбужденный гавк, кое-как повернулся, держась за стену. Пес нервно переступает с лапы на лапу посреди комнаты и смотрит на меня багровыми глазами, шерсть дыбом, но хвост поджал.

— Я схожу с ума? — спросил я. — Уходи, а то покусаю...

Он отступил на шаг, потом сел и взвыл жалобно и тоскливо. В глазах отразилась мука, собаки чувствуют, что у хозяина на душе, с удесятеренной силой. Сейчас Бобику намного хуже, чем мне, я опустился перед ним на колени, обнял за голову и начал шептать, что все хорошо, утром уедем, а время все лечит...

Горячий язык вылизывал мне лицо, убирая слезы, растушевывая боль.

— Пойдем, — сказал я, — пойдем отсюда. А то и ты со мной тут рехнешься.

Но только вошли в главное здание, я услышал веселый смех. Леди Беатриса и виконт, который Франсуа де Сюрьенн, идут, почти прижавшись друг к другу. Он тискает ее руку и пожирает хозяйку глазами. У меня сжались кулаки, кровь ударила в череп, едва не взорвав голову, а перед глазами быстро-быстро промелькнули картины, как бью его ногой в промежность, как зверским ударом ломаю челюсть, как он ползает, пытаясь спастись от моих ударов, а я иду следом и подбрасываю его пинками в воздух.

Они подошли ближе, виконт бросил на меня победный взгляд. Я видел в его глазах, как он в хозяйской спальне будет мять и щупать ее грудь, ее тело, как навалится на нее, сопя и отдуваясь, задерет ее ноги себе на плечи. Перед глазами потемнело, я с усилием изобразил улыбку, надеюсь, получилась, хотя морда наверняка бледная, как у мертвяка, коротко поклонился и хотел идти дальше, но леди Беатриса произнесла очень веселым голосом:

— Сэр Светлый... Если вы собираетесь утащить в постель мою Элизабель, то она отпросилась на недельку в деревню...

— Какая досада, — пробормотал я.

— Сочувствую, — сказала она, — но, к счастью, остались Сюзанна, Кэтрин и Жанета.

Ее взгляд сказал мне, что если я откажусь вот сейчас от этих молоденьких самочек, то и она отправит виконта восвояси. Но не потому, что я откажусь от ее служанок, а просто так, отправит его — и все.

— Спасибо, леди Беатриса, — ответил я с поклоном. — Кого порекомендуете?

Она запнулась, виконт глупо заржал и сказал напомаженным голосом:

— Я рекомендую Сюзанну. Нет-нет, я ни-ни, но граф Росчертский рассказывал.

Я неотрывно смотрел на леди Беатрису.

— А кого рекомендуете вы?

Бледная, она вздрагивала, как тоненькое деревцо на ветру, в глазах предательски заблестело. Она вскинула гордо подбородок, чтобы слезу не выронить, сказала четким аристократическим голосом:

— Это ваш выбор, сэр Светлый. Вы в нем вольны.

— Да, — проронил я глухо, — жаль, что выбираем большее, чем женщину для постели... или мужчину для той же цели.