Ричард Длинные Руки – ландлорд

Следующая дверь оказалась, как и положено, на уровне пятого этажа. Я поколебался, но толкнул, дверь не поддалась, я толкнул сильнее, увы, явно заперто. Сильно разочарованный, но втайне обрадовавшись — все-таки герой, не устрашился запретной комнаты, — потащился выше. Раз ступеньки идут туда, значит, что-то выше есть, есть...

На уровне шестого этажа — еще дверь, тоже закрыто. Я поколебался, свою неустрашимость уже выказал, можно и вернуться, тем более геройствовать не перед кем, а нам всем желательны зрители, но как-то по инерции потащился дальше. На уровне седьмого — еще дверь, которую я тоже попихал без успеха, но... ступеньки ведут выше. Еще дверь там, где должен быть восьмой, ступеньки продолжают подниматься по винтовой, я начал опасаться, что этажей будет немерено, недаром же предупреждали насчет запретной комнаты... или запретного этажа... Совсем некстати мочевой пузырь напомнил, что я выпил не меньше кувшина вина. Пусть слабого, почти виноградный сок, но, увы, много...

Наконец ступеньки закончились, дальше почти полный мрак, я кое-как вгляделся, зрение почему-то отказывается приспособиться, с трудом различил ровную площадку, с трех сторон каменные стены, ни одной двери. Я постоял, не зная, стоит ли подниматься на последние две ступеньки, что-то ноги гудят, как будто бегом поднялся на сороковой этаж... И вообще эта тьма чем-то очень не нравится.

Вдали в полутьме вроде бы проступила фигура. Я поспешно вгляделся, однако тьма не рассеивалась. Я быстро оглянулся, за моей спиной ступени успокаивающе уходят по спирали вниз, там обычная тьма, что для меня не тьма, а здесь именно нехорошая темень, вздохнул и сделал два последних шага, поднимаясь на площадку.

Фигура проступила отчетливее, тьма раздалась в стороны, и фигура вышла из нее, как из складок тяжелого плаща: серебристая, сотканная из лунного света, полупрозрачная, я не рассмотрел отчетливо лица, но вроде бы мужчина преклонных лет, суровый и в доспехах старинной работы.

— Кто посмел, — проскрежетал он жутким голосом, — в эту ночь... в эти запрещенные места?..

— Вы кто? — спросил я.

— Я герцог Луганер, — прошептал зловещий голос. — Я здесь уже пять веков...

— Как здорово, — сказал я. — Мне повезло, что встретил вас, а не какую-нибудь даму! Было бы неловко спрашивать, где здесь туалет. Понимаете, был обильный пир, а меня понесло вот сюда...

Он покачивался в воздухе, призрачные ноги истончаются в двух ладонях от пола, но темные впадины вглядываются в меня, словно хотят вобрать мою душу.

— У вас крест на груди, — проговорил призрачный герцог. — Но вы даже не делаете попытки защититься, прочесть молитву.

— Зачем? — удивился я. — Разве вы враг?

— Все пугаются... и не зря...

— Вас? — еще больше удивился я. — Вы такой представительный красивый лорд, что мне стыдно за этих людей! Вами нужно любоваться! Не каждый сохраняет с годами такую осанку, такую стать, такие величественные жесты...

Призрак запнулся, словно ударился о невидимый силовой пузырь, его качнуло из стороны в сторону, наконец ответил замогильным голосом:

— Этажом ниже прямо в стене наклонный желоб. Догадываетесь зачем...

— Да, конечно! Благодарю вас. Он заканчивается не над головами... гостей?

— Выходит на ту сторону замковой стены...

— Спасибо! — сказал я горячо. — Просто огромное спасибо! Вы не уйдете, пока я?.. Я быстро, обещаю!

Когда я, застегивая штаны на многочисленные крючки, поднялся на этаж снова, призрачная фигура все еще колыхалась в дальнем конце коридора. Я потянул носом, не так уж и пахнет, в замке везде запах сырости, гнили и запустения, так что намекать не надо, не надо, герцог, я не очень-то смущаюсь естественных проявлений организма.

— Спасибо, — сказал я горячо, — вы меня просто выручили. Я человек чистоплотный, как кошка какая, и хотя никто не узнал бы, если бы я вот прямо здесь... но уж лучше дотерплю, домучаюсь до ближайшего туалета. А вам здесь не одиноко? Что-то держит? Я могу чем-то помочь?

Он чуть приподнялся над полом, то ли чтобы быть выше, это важно даже для привидения, то ли старался рассмотреть меня получше.

— Вы первый за все пятьсот лет, — прошептал он тем голосом, который я в ветреную ночь иногда слышу в трубе, — кто задает такие вопросы... Остальные же...

Я сказал торопливо:

— Да ну их, они же просто люди. А я из допущенных к тайнам жидомасонов. К тому же я из Корпуса Мира, по уставу просто обязан помогать неграм, зеленым, пингвинам, гастарбайтерам, беглецам из Черной Африки и всяким итэдэ. Думаю, и привидениям мы должны помогать, это входит в «итэдэ», под этим обычно понимается передача денег оппозиции разных стран и помощь в устройстве палаточных городков, но если смотреть шире, а мы всех призываем смотреть шире...

Его заколебало из стороны в сторону, словно потянуло сильным сквозняком, но герцог то ли удержался усилием железной воли, то ли вцепился в незримую для меня атомарную решетку мироздания.

— Я герцог Луганер, —. повторил он свистящим голосом, от которого по спине побежали мурашки. — Я здесь пятьсот лет... Зачем я здесь?.. Уже не помню...

— Постарайтесь вспомнить, — посоветовал я. — От этого зависит лечение... Во всяком случае, облегчит.

— Не помню...

— Ну хоть что-то?

— Я герцог Луганер...

Я развел руками.

— Это не так уж и много. Хотя, если быть оптимистом, то и немало. Если вы по каким-то причинам, забывая все, упорно твердили свое имя, то в нем, возможно, и скрыта разгадка?

Он повторил безнадежным голосом:

— Я герцог Луганер... Я здесь пятьсот лет...

Я сказал со вздохом:

— Дорогой и высокочтимый сэр! Я хоть и гость здесь, но считаю своим долгом помочь вам... если это будет нетрудно и по дороге. Я буду интересоваться вашим случаем. Как только, так сразу! Ну, вы понимаете.

— Благодарю вас, сэр...

Утренняя свежесть уже не свежесть даже, а холодрыга, напоминание, что лето закончилось. Я вскочил, лязгая зубами, торопливо оделся. Солнце уже высоко над крепостной стеной, часовые прохаживаются, искря железом, словно живые бенгальские огни. В окно тянет запахами жареного мяса на ореховом масле, доносятся конское ржание и грубые мужские голоса.

Пес бесстыдно дрыхнет, но едва я открыл дверь, как одним гигантским прыжком ухитрился оказаться в коридоре, едва не размазав меня дружески о каменный косяк.

— Свинья ты, — сказал я в сердцах. — Большая толстая свинья, что прикидывается собакой!

Он оглянулся и весело оскалил клыки. Встречные слуги автоматически кланяются, но при виде Пса все-таки прижимаются к стенам и замирают.

В нижнем зале не прерывается пир, разве что бывают пики и спады, слуги заученно ставят на столы мясо, рыбу, головы сыра, караваи хлеба.

За столом новых лиц вроде бы не прибавилось, хотя не уверен. У меня теперь вроде бы абсолютная память, вот только обращаться с нею я пока что не научился. Запоминаю только тех, с кем хотя бы перебросился парой слов, а все эти одинаково гогочущие и рвущие жареное мясо руками... ну все на одно лицо, хотя одежды у всех, как у попугаев, а гербы полны львов, барсов и драконов.

Я перешел уже к десерту, когда в зал вбежал молодой воин. Его раскачивало на ходу, кровь на лице и одежде.

— Карнолк!.. — прохрипел он. — Карнолк в деревне!.. Его подхватили, голова запрокинулась, кто-то совал ему кубок с вином, проливая на грудь, кто-то громко требовал лекаря, а граф Росчертский тут же воздел себя на задние конечности во весь огромный рост.