Ричард Длинные Руки – рауграф

Последним явился сэр Альвар в сюрко серого цвета, пристежные рукава котты разного цвета: правый синего, левый – зеленого, в то время как штаны с точностью наоборот, я не стал рыться в памяти, стараясь вспомнить, что это значит, сказал бодро:

– Сэр Альвар, вы как всегда чувствуете, когда Родина и Отечество нуждаются в вас! Да что там Отечество, кому оно нужно, сейчас на вас смотрит весь цивилизованный мир! И ждет, соответственно, да.

Он прищелкнул сапогами в воинском приветствии, шпоры издали приятный малиновый звон, это вместо поклона, в таких роскошных покоях это должно выглядеть шуткой.

– Кого рубить? – спросил он бодрым голосом. – Могу послать своих людей, хотя коней трудновато на третий этаж… но мы все сумеем с таким сюзереном!

На него смотрели серьезно и без улыбок, зато я широко растянул уголки рта, мол, понял-понял, но тут же сделал серьезное лицо и сказал деловито:

– Мы должны обустраивать жизнь в городе не только мечами, но и мудрым правлением. Так ведь?

– Так, – ответил он кисло. – Ну да, конечно. А как же… Я вот все мечтаю, как обустроить…

– Прекрасно, – сказал я. – Раз уж проснулись так рано и уже как огурчик, то вот вам первое задание… Что я хотел… ага, с въезжающих в город телег плату взимают по конским головам, а это не совсем справедливо.

Он смотрел непонимающими глазами.

– А как изволите? – спросил наконец. – По человечьим?

Я отмахнулся:

– Да какая разница? Что конская, что человечья, разве так важно? Я их вообще не отличаю. Надо – по стоимости товара.

Лица придворных вытянулись, то ли не поняли, то ли не одобряют. Сэр Альвар поскреб затылок, переступил с ноги на ногу, а на лице отразилась благородная задумчивость.

– По стоимости…

– Ну да, – подтвердил я. – Один везет пару глиняных горшков на продажу, другой – полный воз дорогих шелков! А пошлина у них одинаковая.

Он проговорил медленно:

– Сэр Ричард, но кто сумеет справедливо определить стоимость товара?

– Да пусть сам хозяин подводы и определяет, – решил я. – Кто лучше его знает, что везет?

Он покачал головой с сомнением, но приказ есть приказ, кивнул и отбыл. Граф Ришар за нашими спинами перебирал на стене украшенные драгоценными камнями мечи короля, я должен быть опоясан чем-то соответствующим, коротко засмеялся.

– Это вы так боретесь с теми, кто приходит к вам утром помогать с туалетом?

– А что, – спросил я бодро, – плохо придумано? Сразу двух зайцев одним камнем.

– Ну, – сказал он, – мне кажется, здесь вы промахнулись, сэр Ричард. Купцы – такие жуки…

– А мы? – спросил я.

К полудню, разобравшись с делами, я сам подъехал к городским воротам и понаблюдал. Весть о новой форме налога моментально разлетелась между торговцами, я хмуро наблюдал, как быстро все наглеют, с каждой телегой все больше занижая стоимость ввозимого товара..

Я хмуро усмехнулся, эти хитрецы еще не знают, с кем имеют дело, тронул коня и подъехал ближе. Начальник стражи, сэр Форестер, немолодой обедневший рыцарь из отряда графа Зольмса, как раз унылым голосом спрашивал очередного торговца, сколько собирается получить за свой товар на рынке Геннегау. Тот, блестя веселыми глазами, ответил приподнято, со скорбным лицом, но веселым голосом, явно рассчитанным на наблюдающих за ним других торговцев:

– Одну серебряную монету, клянусь!..

Сэр Форестер сказал упавшим голосом, едва не скрипя зубами от бессилия:

– За сорок вьюков драгоценного шелка?..

– Да, – ответил торговец бодро. – Времена такие ужасные, цены падают…

Форестер буркнул:

– С тебя тогда и брать нечего.

Со всех сторон заржали, торговец воскликнул:

– Я по доброте душевной заплачу медную монету, хотя это и в десять раз больше, чем нужно за такой товар.

Форестер, смирившись, готовился принять монету, я пустил коня вперед и сказал громко:

– Стоп-стоп!.. Как хорошо, когда товаров так много, что продаются за бесценок!.. Богатая у нас страна, хорошо живем! Говоришь, рассчитываешь получить на рынке всего одну мелкую серебряную?

Торговец поспешно поклонился:

– Да, ваша светлость!.. Истинно так.

Я повернулся к угрюмому начальнику стражи:

– Сэр Форестер, вы не рады? Странно… Помогите доброму человеку! Освободите от тяжелого дня распродажи на рынке. В смысле купите для государственных нужд! Товар пусть сгрузят тут же, вот свободное место. Продадим позже…

Сэр Форестер мгновение смотрел оторопело, потом лицо озарилось хищной радостью. Он кивнул своим молодцам, те мгновенно ухватили коня под уздцы, у рыцаря серебра не нашлось, но один из рядовых ссудил командиру, тот злорадно сунул монету оцепеневшему торговцу, а сам стал выше ростом, усы поднялись концами кверху, смотрит орлом.

Я сказал громко:

– Сэр Форестер, отныне вы вольны сами покупать для государственных нужд товары, понятно? Тем самым поможете приезжим купцам быстрее распродаться и снова вернуться за новыми.

Сэр Форестер едва не прослезился от счастья, наконец-то этим гадам покажет, вытянулся, голова его в поклоне упала на грудь.

– Будет сделано, ваша светлость!.. Я им помогу, со всем рвением помогу!.. Век будут помнить мою доброту… и вашу мудрость.

Я милостиво улыбнулся и повернул коня. Свита последовала за мной, оживленно шушукаясь. Я перехватил восторженный взгляд стражников, все из местных, вот так и завоевываем сердца сенмаринцев, не мечом, а понятными для всех торговых людей контрприемами.

Во дворец возвращаться тошно, я проинспектировал уходящие в Брабант отряды, дал отеческие наставления, стараясь выглядеть старше и мудрее, свернул к собору.

Ворота распахнуты, я услышал тихое пение, соскочил на землю и пошел как можно более неслышно. В соборе пусто, только на хорах десятка два мальчиков в одинаковых белых одеждах, а перед ними медленно поводит руками лохматый человек, то поднимая, то понижая голоса.

Я остановился, голоса удивительно нежные и чистые, не зря это называют ангельским пением. Если ангелы в самом деле вдруг бы запели, вряд ли их голоса звучали бы лучше. Я остановился и слушал. С моей мохнатой и заскорузлой души сперва начала опадать шерсть, все быстрее и быстрее, а потом и чешуйки, что у всех нас нарастают за годы взрослой и такой беспощадной жизни. Я стоял так, превратившись в слух, даже не знаю, как долго. Мне кажется, в моих глазах даже появились слезы, во всяком случае, жжение я ощутил, хотя по щекам, конечно, струйки не бегут, мы же мужчины, а герои скупы на слезы.

– Вам нравится, сэр Ричард?

Я вздрогнул, словно застигнутый голым перед толпой хохочущих женщин. Отец Дитрих так же тихо подошел со спины и смотрит с пониманием.

– Не то слово, отец Дитрих, – ответил я. – Я вообще не нахожу слов. Это нечто нечеловеческое…

– Мы все бываем лучше человеков, – ответил он кротко. – Жаль, это так редко. И это ангельское пение… способствует.

– Отец Дитрих, – проговорил я осторожно, – простите за дерзновенный вопрос…

– Говори, сын мой, – произнес он. Умные глаза сверкнули настороженно, он подобрался и смотрел с ожиданием. – Обычно пустяки тебя не волнуют.