Ричард Длинные Руки — виконт

Они смотрели, медленно бледнея на глазах. Я незаметно напряг и распустил мышцы, едва не заорал от боли, ресурсы исчерпались, надменно смотрел на Валленштейна, когда он сказал уже не так резко:

— Кто выдал?

Я усмехнулся.

— Я же сказал, один из вас. А вы, герцог, догадайтесь.

Он повернулся к оставшимся двоим, те тяжело дышали и смотрели на меня с ненавистью. Герцог вскрикнул:

— Сэр Клаузенц, неужели вы?

Рыцарь помотал головой.

— Мне это зачем?

Герцог перевел горящий взор на Блэкгарта.

— Вы?

— Я? — удивился рыцарь. — Как будто я что-то получил бы…

Герцог вдруг взревел:

— Ты получил! Откуда это золотое кольцо?

Его меч блеснул, лезвие вошло в бок рыцаря легко, попав в зазор между стальными пластинами. Блэкгарт охнул, выронил меч и обеими руками ухватился за рану. Я засмеялся, покачал головой.

— Не тот. Вот этот в рогатом шлеме и рассказал нам все. Сэр Клаузенц, расскажите одураченному простаку, как мы все это красиво разыграли… А теперь этому дураку конец…

— Нет! — взревел герцог.

Клаузенц не успел открыть рот, как герцог нанес сокрушающий удар. Клаузенц закрылся щитом, тот разлетелся вдрызг. Лезвие ударило по шлему, но не рассекло, однако Клаузенц повалился навзничь. Я дождался, когда герцог нанес смертельный удар, перевел дыхание.

— Я же сказал, что не вам, герцог, со мной тягаться. Эти двое были вам верны, аки псы гавкающие, но… что сделано, то сделано.

Он тяжело дышал, опираясь на меч и едва не падая. Хрипы становились все надсаднее, он наконец обеими руками схватил шлем, с усилием содрал с головы и отшвырнул в сторону. Лицо исхудало, в глазах я увидел выражение загнанного зверя.

— Фильтры… — простонал он запоздало. — Ты знаешь такое слово?

Я отмахнулся.

— Это неважно, что я знаю побольше вас, сэр, и всего вашего шобла. Важно то, что сейчас всех альбигойцев режут, как свиней. Храм окружен, ни один не ускользнет, а внутри бойня!.. Это наш план, а не ваш, чтобы не вылавливать всех альбигойцев по королевству, а собрать в одно место, где и вырезать на фиг. Вы с самого начала были пешками… в наших руках, ессно. Там у себя вы ходите королями, кажетесь такими мудрыми своим козам и коровам…

Герцог побледнел как смерть.

— Этого… не может быть!

— Потому что не может быть никогда, — закончил я. — Знаете, герцог, я не обещаю вам женевских конвенций, но и вешать не стану… вот так сразу. Сдавайтесь.

Из развалин в нашу сторону спешили двое рыцарей-южан. Завидев герцога, они ликующе заорали, заспешили к своему сюзерену. Герцог поспешно подхватил шлем и надел. Пес предостерегающе зарычал. Я крикнул подбежавшей Фриде, чтобы держала Пса. Все трое южан ринулись со всем пылом, но я уже успел хотя бы наполовину восстановить силы, а их слишком потрясло крушение всех планов: двумя ударами поверг одного, отразил яростный натиск второго и всадил в сочленение между кирасой и наплечной пластиной острие меча.

— Сдавайтесь, — повторил я торжествующе. — Сколько вас было, дюжина?..

— Иногда один стоит больше, — прорычал герцог.

Годы упражнений и годы сражений не дали действовать вслепую: он осыпал меня таким градом умелых ударов, что я долго искал щель для моего меча. Герцог дерется безупречно, великий мастер, если не величайший. Я уже задыхался от усилий сдержать его натиск, как вдруг услышал слишком частое дыхание. Взмахи меча герцога как будто чуточку замедлились, я воспрянул и, несмотря на изнеможение, сам начал двигаться на пределе сил, осыпать встречными ударами.

Герцог перешел к обороне, я уже видел, что это не хитрость, в самом деле нет сил, но все равно осторожничал. И только когда уверился, что герцог едва держит меч, сильным ударом сшиб с него шлем. Герцог зашатался, опустился на колени. Я боковым ударом вышиб стальное лезвие из его руки. Меч зазвенел и упал рядом, я ногой отшвырнул в сторону.

Я услышал ликующий крик Фриды, громовой рык Пса. Герцог упал на бок, я пинком развернул его на спину, кончик острого меча коснулся обнаженной шеи.

— Вот и все, — прохрипел я. — Вы еще можете сохранить шкуру, герцог. Сдавайтесь!

Он лежал неподвижно, крупные капли пота катились по бледному изможденному лицу.

— А как же рыцарская честь? — прошептал он.

Я скривил губы.

— О какой чести говорит человек с Юга? Разве не экономика правит миром?.. А то и вовсе — фрейдизм и прочее нижепоясное? Сдавшись, вы получите шанс потом вернуться на свой сраный Юг живым и здоровым, а уцелевание разве не главное для южанина? Даже если здесь придется в дерьме ползать и дерьмо есть, но по возвращении разве не отмоетесь, не отожретесь?.. Еще и героем станете при вашем-то строе…

Он смотрел пристально, словно стараясь понять мои слова. Бледные губы шелохнулись.

— Что вы можете знать о нашем строе…

— Примитивные формации, — отрезал я, — изучены еще в младших классах… при монастырях, ессно. Ваша — примитивнейшая из примитивных, ибо нижепоясная. Хотя, признаю, очень живучая и цепкая, пронырливая и не стесняющаяся в средствах. А за нефть так вообще… Потому просто не сомневаюсь, что сейчас сдадитесь, примете сумму выкупа, которую изволю измыслить, ибо жизнь дороже любых богатств…

В его глазах что-то изменилось, после паузы проронил:

— У меня дома жена, две дочери. Я не могу лишить их средств к существованию.

— Думаю, сторгуемся, — ответил я холодно. — Я тоже понимаю кое-что в экономике. Даже в политической, хоть ее преподают в старших классах. Итак, сдаетесь?

Он прошептал:

— Да… Но будь я проклят, если когда-нибудь мог предположить, что доживу до такого позора!

— Мордой к земле, — скомандовал я. — Руки за спину!

Достаточно умело, словно всю жизнь вязал пленных, я сорвал с него перевязь и жестко стянул руки за спиной. Он с трудом повернулся, сел, на лице — искреннее изумление.

— Разве мало моего слова чести?

— Вы из другой формации, — напомнил я, — поклоняетесь Желтому Дьяволу. Вам насрать на слово, если не заверено юристами в двух экземплярах. И если не подтверждены санкции в случае нарушения. Я же сказал, в экономике разбираюсь!

На его лице проступило негодование, патетическое изумление, но вместе с тем я заметил нечто вроде уважения, словно я чаянно или нечаянно попал в самую точку: что стоит нарушить слово, данное противнику-дикарю? Все равно если бы наши заокеанские герои таким же образом ускользнули из вьетнамского или иракского плена! Дома еще и медаль бы дали за «военную хитрость».