Ричард Длинные Руки – виконт

Я перевел дух, во всем теле медленно испаряется онемение от страшного удара. Зайчик фыркнул и мотнул гривой.

— Спасибо, — шепнул я и погладил по шее, — если бы не ты, меня бы вышибло как кеглю…

Герольды протрубили в трубы, маршал объявил победителя. Я все еще покачивался в седле, перед глазами то расплывается, то медленно фокусируется, слуха достигли заключительные слова:

— …честь выбрать королеву красоты предоставляется сэру Ричарду де ля Амальфи!

Я повернул коня в сторону королевской ложи. Молодой красивый рыцарь из королевского окружения, гордясь оказанным ему доверием, принял из рук короля Барбароссы золотой венок, сбежал к ограде и протянул мне.

— Сэр Ричард, — сказал он почтительно, — возложите этот венок к ногам той дамы, которую сочтете достойной быть королевой красоты этого турнира!

Я кивнул, молча протянул копье, он повесил венок на кончик. Это по-нашему, мелькнула мысль. А то выбирают на этих продажных конкурсах каких-то уродин, чьих-то дочек или любовниц, смотреть противно.

На трибунах настала полнейшая тишина, когда я тронул коня и поехал вдоль ограды, всматриваясь в лица женщин. Они все как одна выпрямлялись, стараясь, чтобы грудь повыше, а талия поуже, кто-то смеется во весь рот, демонстрируя ровные белые зубы и свои возможности, кто-то умело вспыхивает румянцем и старательно смотрит мимо меня, кто-то откровенно делает глазки, а то и бросает обещающие, даже многообещающие взгляды, кто-то больше выставляет напоказ драгоценности…

— Не ошибитесь, сэр Ричард! — весело крикнул сэр Смит. — Я бы на вашем месте присмотрелся к верхней площадке!..

— Да, там несравненная Ульрика, — поддержал другой издевательски.

— При чем здесь Ульрика, — негодующе вскричал сэр Смит. — Я имел в виду Дердилию!

Борьба лоббистов, подумал я понимающе, вот когда все это началось, а я грешу на демократию. Когда я проехал мимо королевской ложи, лицо короля вытянулось: как же так, разве не он женился на самой красивой женщине на свете? Я проехал и мимо ложи Эсфиреллы, а она, как поговаривают, втрое богаче самого короля, проехал мимо сестер Эстер, красавиц, из-за которых уже погибло на дуэлях несколько доблестных рыцарей…

Я уже собирался протянуть венок первой попавшейся красотке, уж больно оттягивает венок копье, как вдруг словно током ударило. В самом конце в окружении трех рыцарей сидит женщина, при виде которой в груди болезненно заныло. А рядом мужчина в шелковой шапочке, черная повязка закрывает один глаз, обезображенное лицо, однорукий…

— Барон Гендельсон! — вырвалось у меня. — Господи… Лавиния!

Я протянул копье, венок соскользнул ей на колени. На трибунах некоторое время стояло недоумевающее молчание, затем зазвучали трубы, маршал объявил громко:

— Королевой красоты избрана… леди Лавиния, супруга доблестного графа Гендельсона!

Я смотрел на Гендельсона с чувством, которое сам не сумел бы определить даже с помощью Зигмунда Фрейда и Ламарка.

— Так ты уже граф?

Он ответил хриплым прерывающимся голосом:

— Рад тебя видеть, сэр Ричард… Да, король Шарлегайл пожаловал… А ты все такой же герой…

Я соскочил с коня, перепрыгнул ограду и бросился к ним наверх. Обостренный слух уловил, как Барбаросса сказал брюзгливо:

— Последняя схватка явно вышибла из головы этого рыцаря последние мозги!..

Лавиния побледнела как смерть, в ее глазах — любовь и мука, я опустился перед ней на колени, припал губами к ее холодной и безжизненной, как мрамор, руке. Пальцы чуть дрогнули, Лавиния старается высвободить руку. Я с трудом, словно держу на плечах горный хребет, поднялся, повернулся к Гендельсону.

Я запомнил его самодовольным и жирным бароном, наглым и толстомордым, но сейчас рядом с Лавинией маленький скукоженный человечек в шелковой шапочке и с черной повязкой на глазу. Одет по-прежнему богато, но подвернутый пустой рукав приковывает внимание, лицо изуродовано шрамами, а та половина, где повязка, — сплошной рубец на рубце.

Он улыбнулся мне беззубым ртом, губы серые и навсегда в корочке от страшного огня.

— Шарлегайл послал меня с поручением… Из меня плохой посланец, но я рассказал Лавинии и всем, как ты вытащил меня, и король счел, что один мой вид устыдит колеблющихся воинов… словом, Зорру нужны отважные рыцари. Карл снова собирается обрушиться всеми силами. Нам дорог каждый человек, который прибудет на помощь.

— И ты надеешься получить помощь здесь?

Он двинул плечами.

— Если рыцари готовы проливать кровь… просто так, то неужто откажутся пролить за правое дело?

Я промолчал, Гендельсон не знает, что имитаторы всегда заметнее, чем герои. Молодые крепкие парни мечтают стать актерами или каскадерами, которые сыграют героя, но ни в коем случае не стремятся стать героями. Мохамед Али струсил пойти в армию, тогда шла война во Вьетнаме, но охотно подставлял лоб под удары на ринге. Все-таки там за каждую зуботычину получает по миллиону долларов, а во Вьетнаме получил бы разве что медаль за отвагу, а кому это нужно, пусть конгресс засунет ее себе в задницу. Наши супермены до свинячьего писка страшились попасть в армию, а то не дай бог пошлют в Чечню, зато бьются за контракты в футбольных клубах страны, мечтают стать шоуменами, клоунами, диджеями, гордятся своей экстремальностью, когда прыгают с парашютом с моста или скачут на велосипеде перед старушками у подъезда.

— Дай бог, — произнес я, — чтобы тебе удалось. А вы, леди Лавиния…

Она коротко вздохнула, проглатывая комок в горле, ее взгляд был прям, но только я видел, что в глубине ее глаз.

— Я с мужем с той же целью, — проговорила она. — В Зорре знают леди Алевтину как дочь короля Джона Большие Сапоги, а их род всегда был неистовыми воителями против Юга. Я надеюсь поговорить с нею, рассказать, что сейчас в Зорре, объяснить, как мы надеемся на поддержку королей христианского мира…

Голос ее становился все тише, мы оба говорим не о том, что думаем, что чувствуем. За спиной у меня звучали трубы, герольды что-то выкрикивали, наконец пришел сам король Барбаросса и возложил венок на голову леди Лавинии. На меня посматривал с явным раздражением, мол, слишком уж ты, братец, рыцарственен, если избрал королевой жену своего старого боевого друга, дабы сделать ему приятное.

Похоже, на трибунах тоже так поняли. Даже леди Сесиль сперва метнула на меня ревнивый взгляд, но увидела, что разговариваю с Гендельсоном, что-то поняла по-своему, по-женски, и даже заулыбалась, что меня встревожило больше, чем ее скоротечное недовольство.

— Сэр Ричард, — сказал Барбаросса высокомерно, — сегодня вечером я даю в своем дворце пир по случаю бракосочетания. Вы, как победитель турнира, приглашены принять в нем участие.

Я ответил с поклоном:

— Благодарю, Ваше Величество, но я человек простой, неиспорченный. К тому же — сторонник здорового образа жизни. Хоть и не трезвенник, но все же непьющий. Почти.

Его брови поползли вверх, в глазах недоумение, что быстро начало уступать место гневу.

— Вы отказываетесь от моего приглашения?

— Со всем уважением, — ответил я и поклонился. По-моему, чересчур низко, он почему-то оценил это как новое оскорбление, побагровел. — Мы, люди гор и степей, не в своей тарелке среди чемпионов застолий и возлияний. Умоляю освободить меня от такого счастья! А моим местом осчастливьте рвущихся за ваш стол…

Он грозно сдвинул брови, отрезал, как топором отрубил: