Ричард Длинные Руки – вильдграф
Шрифт:
– Мне повесил его на шею Гегоо, – сказал я, – великий вождь аянбек. Мы здорово выпили в тот день и вообще подружились. Огры – замечательные парни! И никто не тащил меня за шиворот… Разве что потом, когда огрихи гостеприимно приглашали меня разделить с ними постель…
Пальцы Игогондра ослабели, яростное дыхание над головой стало тише. Я оглянулся, Каменное Копыто медленно качает седой головой, глаза все еще преисполнены подозрения.
– Это не просто подарок, – проговорил он. – Я как-то в молодости бывал у огров… Это знак принадлежности к вождям. Все огры, что встретятся
– Правда? – приятно удивился я. – Спасибо, что растолковали. А то я уже собирался сунуть его в мешок поглубже. Ну, как всегда с подарками, которые ни к чему.
Каменное Копыто повторил:
– Так почему он тебе его дал?
Я подумал, предположил, морща лоб:
– Скорее всего за то, что я такой умный, красивый, мудрый и удивительно скромный. Нет?.. Тогда… за мое поразительное чувство юмора? Ах да, вы не знаете, что это такое… правда, вы не одни такие мудрые, и среди людей иногда встречаются на каждом шагу, плюнуть некуда… гм, может быть, за такой пустяк, как Рыбный Рог?
Каменное Копыто спросил угрюмо:
– Что это?
Я объяснил охотно:
– В него как дуданешь, так в небе птица падает замертво, а обалделая рыба косяками прет к берегу! Ограм так понравилось, так понравилось… почему-то. Представляете, обрадовались подарку, как дети. А всего-то рыба, подумаешь! Правда, там приплывали и кальмары, и всякие прочие тунцы.
Каменное Копыто сделал Игогондру знак, тот немедленно выпустил меня и даже поправил воротник на моей рубашке.
– Сядь с нами, – пригласил Каменное Копыто.
– Окажи нам честь, – добавил Чуткие Уши.
Игогондр остался у входа, но теперь смотрел на меня с великим почтением. Каменное Копыто и Чуткие Уши переглянулись, Каменное Копыто скривился, но заговорил так, словно мы продолжали кем-то неуклюжим и бестактным прерванный разговор:
– Да, мы слышали, армия кочевников то ли разгромлена, то ли почему-то отказалась идти в глубь Сен-Мари. Словом, вернулись в Гандерсгейм. Но из наших кентавров, что соблазнились богатой добычей и ушли с ними, никто не вернулся.
– Вечная память героям, – сказал я. – Они пошли в чужие земли отстаивать свои национальные интересы, честь им и хвала!
Кентавры скорбно помолчали, отдавая мысленно должное павшим, Каменное Копыто тяжело вздохнул и сделал знак почтительно слушающему Игогондру.
– Вели подать еды и вина.
Я осторожно напомнил:
– Я вообще-то сена не жру. И даже не ем. Пусть там и цветочки.
Каменное Копыто отмахнулся.
– Да сена и мы не едим. Хотя ячмень иногда потребляем… Как ты насчет жареных куропаток?
– Прекрасно, – воскликнул я с энтузиазмом. – Жареные куропатки – что может быть куропатнее? Вы живете, как короли!
Чуткое Ухо сказал с лошадиной гордостью:
– Да, мы хорошо живем. Если бы не проклятые тролли…
Я сказал с горячим сочувствием:
– Всем что-то да мешает! Нам, к примеру, комары. Вам – тролли. Полного счастья не бывает просто.
В шатер двое молодых кентавров внесли на подносах вино в медных кувшинах. Я думал, что эти лошади что-то перепутали, но следом
явились еще моложе, эти уже с куропатками и прочей жареной дичью, пахнуло свежеприготовленным птичьим мясом.Мы с Чутким Ухом выждали, пока Каменное Копыто возьмет первым, а он нарочито подзадержался, проверяя нас на социальность, а когда взял куропатку и разорвал ее пополам, тяжело вздохнул.
– Позже дошла весть, – сказал он мрачно, – погибли все до единого, хотя в такое никто так и не поверил.
Я взял было тоже куропатку, но так печет пальцы, что положил на стол, чтобы развести руками и скорбно вздохнуть, потом выждал чуть, осторожно взял и впился в нее зубами.
– Понимаю вас, – сказал я с набитым ртом. – Горько верить, что гибнут даже за правое дело! Но такое почему-то случается. Бьем не только мы, что вообще-то правильно и законно, но бьют и нас, что ни в одни ворота не лезет!
– Мы в их гибель не верим, – сказал Чуткие Уши. Он ел медленно, аккуратно, словно уже на похоронах. – Просто не верим.
– А зря, – сказал я. – Кентавры сражались доблестно, потому и погибли. Если бы сдались, победители бы их отпустили. Еще и дали бы по прянику. Людям с красными крестами на белых плащах нравятся гордые и красивые кентавры.
– Они не могли сдаться, – сказал Чуткие Уши горестно. – Лучше благородная смерть, чем бесчестье!
– Красивая смерть, – поддакнул я.
– Героическая, – робко добавил от двери Игогондр.
Он посматривал на стол, глотал слюни, но сойти с места не решался.
– Кто теряет честь, – продолжал Каменное Копыто сурово, – сверх того уже ничего потерять не может.
– Истинно, – поддакнул я снова и вздернул подбородок, не забыв выпятить нижнюю челюсть. – Зело!
Чуткие Уши проговорил скорбно:
– Вот только с ними погиб цвет нашего племени, от чего мне до сих пор горько и больно…
Я на минутку опустил почти обглоданную птичку на стол. Кентавры смотрели серьезно, я сказал терпеливо:
– Крестоносцы – это не кочевники. Если приходят, то остаются. Строят крепости из камня, откуда их уже не выбить. И те земли становятся отныне крестоносьими… Но это грустная тема, хотя на самом деле не грустная, но мы любой прогресс воспринимаем настороженно и перемен не любим… даже если потом и довольны. Я по дороге увидел поле битвы! Ваших доблестных воинов полегло немало, хотя, конечно, гнусных троллей вы побили, побили… Но ведь главное – победа! Одна на всех, а за ценой не постоим, верно?
Все трое угрюмо проревели в один голос:
– Верно! Никакие жертвы не велики, если за нашу кентаврью честь и наше кентаврье достоинство. Мы лучше погибнем все до последнего жеребенка, но храм не отдадим.
– Последняя победа, – сказал я с сочувствием, – будет самая великая! Вас меньше, чем троллей, но вы не отступите и будете сражаться красиво и доблестно, пока не поляжете все до единого. И останетесь жить в легендах и песнях, как благородный народ, образец для подражания. Вам даже припишут что-нибудь еще высокое, как облагораживаем инков и ацтеков, хотя еще те кровожадные твари были, но у вас и так все достоинства на месте… А что за храм такой?