Ричард Длинные Руки – властелин трех замков
Шрифт:
— Я лунатик, — сообщил я. — Ничего не помню. Прошлый раз, правда, половину города зарезал, всех женщин обесчестил, слуг перебил, а потом еще и дома подпалил… Пироманьяк я потому что! Это ко всем моим непревзойденным достоинствам.
Пес скалил зубы, брат Кадфаэль покачал головой.
— Все шутите, брат?..
— Да, кто-то пытался нас усыпить, как дрозофил. Я даже не понял, из-за кого.
— Наверное, из-за меня, — сказал брат Кадфаэль грустно. — Не все принимают веру Христа с великой радостью, не все…
— Не все, — согласился я. — Вот полабские славяне совсем не ликовали. Ладно, сейчас неудавшегося киллера ласково
Он спросил грустно:
— Брат паладин, ты в самом деле можешь вот так…
— Как?
— Убить человека, а потом идти завтракать?
— Дык аппетит только разыгрывается! — воскликнул я. — Это ж такой впрыск адреналина и желудочного сока!
В коридоре нас встретила хозяйская дочь, в руках огромный тюк, сказала, вытягивая шею:
— Уже встали? Ранние пташки! А мы вам одежку подобрали…
— Это вы ранние, — сказал я, — но какие молодцы… Быть вам монополистами в отельном бизнесе! Брат Кадфаэль, ты пока примерь, а мы с Бобиком закажем завтрак поплотнее. Ты знаешь, где нас найти.
Брат Кадфаэль смотрел на кучу одежды с недоумением.
— Это… мне?
— Не будешь же ты расхаживать и дальше в моей рубахе?
— Жадничать нехорошо, — сказал он с укором.
Я отмахнулся, мы с псом спустились на первый этаж, но перед входом в столовую нас перехватил хозяин. С опаской поглядывая на пса, он заговорил негромко, при этом заметно нервничал, приглушал голос и все время оглядывался:
— Человека, которого вы… никто не видел на постоялом дворе. Дудка у него непростая, такие уже находили в старых городах. Можно выдуть хоть туман, что скроет все на половину мили, хоть дождь, можно даже снег, что труднее… но никто не знал, что можно еще и разные запахи. Похоже, вас старались просто крепко усыпить, чтобы не то обокрасть, не то…
Он умолк, я кивнул, договорил:
— Либо что-то более кардинальное. Но будем считать, что мелкий воришка влез по стене и пытался нас обокрасть. Иначе отпугнем постояльцев, верно?
Он вздохнул.
— Ох, как верно! Вы и не представляете, ваша милость, какое это трудное дело — содержать постоялый двор.
— Догадываюсь, — сказал я. — Днем работаете, ночью строите менеджмент на следующий день?.. Ладно-ладно. Нам хороший плотный завтрак, харчей в дорогу, и мы отбудем.
В обеденном зале народу почти нет, по взмаху руки хозяина слуги торопливо накрыли скатертью тот же столик в помещении для чистой публики. Пес вздохнул и полез под стол. Хозяин поклонился, спросил:
— Ваша милость, харчей на сколько дней?
— Да чтоб хватило до ближайшего города, где будет гостиница. Учти только, что мой пес любит жареное мясо. Он вскинул кустистые брови, в глазах недоумение.
— Если еда с вашего стола не подходит вашей собаке, то не лучше ли… прогнать эту зажравшуюся скотину?
— Он мне дорог как память, — объяснил я. — Так что поторопись, брата Кадфаэля тянет на подвиги.
— А вас, ваша милость?
— Я у него в послушниках, — объяснил я.
Он ухмыльнулся:
— То-то и видно. Очень удобная позиция, кстати.
Глаза у него были хитрые, но лицо смиренное, он-де всего лишь слуга, а покупатель всегда прав.
— А ты не дурак, — заметил я.
— Вы тоже, ваша милость, — заметил он кротко. — И понимаете, что лучше вам уехать как можно быстрее. Клотар — человек злопамятный.
На стол снова
подали жареную птицу, мудро полагая, что кашу маслом не испортишь: если вчера понравилось, то и сегодня не откажемся. Правда, вместо гуся — жареные перепела, но зато столько, что я последнего доедал через силу, про запас, не оставлять же, и еще штуки три бросил под стол, где их ловил на лету пес и пожирал с великим энтузиазмом.Зал постепенно заполнялся народом, я уже готов был перейти к сладкому, когда появился брат Кадфаэль. Нарядный, в великолепной рубашке, заправленной в брюки из тонкой кожи, сапоги из кожи поплотнее, но выделанной так же тщательно, широкий пояс с кольцами для ножа и фляги.
— Это женщин красит отсутствие одежды, — заметил я, — а вот насчет монахов…
— Нехорошо, — сказал он с великим осуждением, в светлых, как речной лед, глазах стояла великая печаль, — у них не нашлось монашеского одеяния, представляете?
— По дороге купим у монахов, — успокоил я. — Неужели те, что на воротах, не поделятся с собратом? За деньги, конечно.
— Если за деньги, — спросил он грустно, — разве это дележка?
— Ладно, проехали, — ответил я. — Ешь, это постное мясо. Если я, паладин, говорю, что постное, то оно постное!
Глава 6
На первое нам подали горячую, чуть ли не кипящую, уху, дальше я терзал посыпанный горькой травкой большой кровавый кус мяса, а брат Кадфаэль старательно ковырялся в тарелке с овощами, где я заметил и несколько картофелин. Похоже, Колумб уж« побывал на континенте, где растут незнаемые в Европе картофель, помидоры, кукуруза и прочие заморские диковинки, брат Кадфаэль ест привычно, не удивляется, хотя раньше я, признаться, картофеля не встречал. Возможно, сказывается близость Юга?
В огромном помещении внезапно стало тихо. Я быстро поднял голову, по ступенькам в зал спускается крупный, очень богато, но без пышности одетый мужчина. Еще двое остались у дверей, а он направился к нам. Выглядит, наверняка им и есть, знатным и могущественным лордом: позолоченная кираса празднично блестит под красным бархатным камзолом, меч с богато украшенной рукоятью и в расшитых золотом ножнах висит на роскошной перевязи, она тоже украшена золотыми нитями и серебряным шитьем, брюки из тонко выделанной кожи, сапоги с золотыми шпорами, как же — рыцарь, но мое внимание приковало лицо: крупное, с квадратной нижней челюстью, суровые складки у губ, гневный излом бровей, холодные и слегка прищуренные глаза. Крупный зверь, определил я. И матерый, что значит, не набросится, как щенок.
Остановившись перед нашим столом, отвесил легкий поклон.
— Могу я присоединиться?
Я выразительно посмотрел на пустые соседние столы.
— Вообще-то в трактире мест достаточно. Но если почему-то жаждете посидеть именно с нами…
Я сделал паузу, он ответил сдержанно:
— Вы удивительно точны.
— Тогда присаживайтесь, — сказал я. — Сегодня я тоже добрый. К дождю, наверное.
Он еще раз поклонился, чуть-чуть, сел, красивым жестом передвинув перевязь, чтобы длинные ножны не мешали за столом. Брат Кадфаэль уже ковырялся в рыбе, отодвинув перепелов и овощи, на пришельца поглядывал кротко, без боязни и смущения, ведь все люди — братья, если по Адаму, это по матерям они разные: одни от Евы, другие — от Лилит, я отставил чашу и смотрел на рыцаря с ожиданием.