Ричард Львиное Сердце: Поющий король

Тем временем от Саладина не поступало никаких вестей, сенешаль Жан де Жизор куда-то запропал, а в Тире внезапно скончался герцог Бургундский. Естественно, поползли слухи о том, что его убили ассасины и что убийцы были наняты Ричардом Львиное Сердце, который поклялся прикончить Гуго де Бургоня, если тот осмелится вновь появиться в Святой Земле. Между англичанами и французами нарастало ожесточение, грозившее тем, что война, пылающая ныне на берегах Сены, Сарты и Луары, может загореться и здесь, в Леванте.

В конце июля пришло известие о том, что войска Саладина стремительно двигаются по направлению к Яффе, и явно не для того, чтобы любезно обниматься с крестоносцами. В это время, не дожидаясь перемирия, которое почему-то казалось всем уже давно решенным делом, рыцари, особенно из числа тех, кто приобрел в Святой Земле кое-какое имущество, спешили на корабли, плывущие в Дуррацо и Константинополь, Геную и Марсель, Венецию и Мессину. Никогда еще под рукой у Ричарда не оставалось столь слабого воинства. Но делать было нечего, и, быстро собрав то, что можно было собрать, король Англии погрузился на корабли и двинулся к Яффе по морю.

Саладин полностью отплатил Ричарду коварством за коварство. Его войска захватили замок Беренгарию, окружили Яффу, взяли главный вход в город и готовились к решительному приступу на цитадель. Промедли Ричард еще хоть сколько, и участь Яффы была бы решена в пользу египетского султана. Но король Львиное Сердце явился как раз вовремя. Первого августа его корабли подошли к берегам Яффы. Сам Ричард стоял на носу переднего легкого энека, нетерпеливо хватаясь за рукоять своего Шарлеманя и покрикивая:

— Скорей! Скорей! Ну держись, Саладин! Сейчас ты у меня примешь христианство! Мой меч будет твоим крестным отцом!

Господь смилостивился над Ричардом, подарив ему еще одну победу над Саладином. Когда энек приблизился к берегу, Ричард, не дожидаясь причаливания, первым прыгнул в воду, окунулся с головой, но выбрался и, мокрый, страшный, злой, излучающий во все стороны отвагу, бросился в бой, кипящий под стенами города. И, зараженные его неуемной смелостью, крестоносцы спешили с кораблей на берег и врубались в битву с остервенением. Оттеснив сарацин от цитадели, они принялись очищать от них город и окрестности. И тут король Львиное Сердце был впереди всех. Уже верхом на своем огненном Фовеле он скакал по улицам Яффы и рубил жестоко во все стороны, сея и сея смерть, а сам оставаясь неуязвимым, будто бог войны.

— Йибли Салах-ад-Дин! Йибли Салах-ад-Дин! [140] — кричал он диким голосом, сгорая от жажды разрубить пополам того, которого он так возлюбил во время этого похода. Но вместо Саладина ему приходилось пока довольствоваться убийством его воинов. Он сбился со счету, скольких сарацин довелось отправить ему на тот свет или покалечить. — Вот вам мое крещенье! Вот вам мой Христос! — кричал он, обезумев от схватки, от неиссякаемой жажды истребления неверных. И он и Фовель оба были перепачканы кровью, но когда битва окончилась, Ричард все еще не насытился убийством, душа его кипела, а рука готова была еще и еще рубить и колоть.

140

Дайте мне Саладина! Дайте мне Саладина! ( араб.)

— Сегодня вы были подобны взбешенному льву, истребляющему стадо газелей, — сказал барон Меркадье. — По-моему, вы готовы были убивать своих, когда не стало вокруг сарацин. Не так ли, ваше величество?

— Ты прав, эн Гюи, — вздохнул Ричард, отдавая наконец меч оруженосцу Люку, чтобы тот мог отчистить Шарлемань от крови. — Я чувствовал, как во мне все больше разгорается некое смертоносное начало. Еще немного, и мне бы и впрямь стало все равно, кого крушить. Фух-х-х!.. Ну что, отбили Яффу?

— Отбили, государь!

— А Саладина они мне так и не дали. Неужто он оказался трусом?

— Да вообще, ваше величество, не слыхано, чтобы он впереди всех рубился с врагами, подобно вам. Напрасно вы равняли себя с ним. Ваше величие сродни величию Александра Македонского, который всегда сам принимал участие в битвах, а не отсиживался за спинами своих воинов.

— Увы, Меркадье, не всегда победа достается самым смелым, а величие порой бывает там, где холодный расчет превозобладает над горячим сердцем, — вздохнул Ричард. — А ты, Фовель, выглядишь так, будто загрыз стадо ишаков.

Последние слова вызвали взрыв хохота среди стоящих поблизости рыцарей.

Все начиналось сначала. Ни о какой отправке в Англию не могло быть и речи. Обосновавшись в Кафарлете, Ричард опять затосковал. Сердце его теперь уже рвалось на берега Сены и Луары, ибо он видел, что здесь Бог не дает ему воинского счастья. Но терзала и мысль о том, что Бог испытывает его терпение и, быть может, в конце концов произойдет его львиный прыжок на Иерусалим, коему суждено стать удачным…

В этих терзаниях король Англии пребывал до среды, когда наступил канун праздника Преображения Господня [141] и когда Саладин, имея значительное превосходство в численности своих полков, снова предпринял попытку взять Яффу приступом. В тот день Ричард чувствовал себя прекрасно, как всегда случалось с ним, если его ржавчина начинала отступать. Войска Саладина ворвались в город, где завязалось основное сражение на подступах к цитадели. И снова Ричард на своем Фовеле находился в самой гуще, там, где предоставлялась наилучшая возможность лишиться жизни. И снова меч его окрашивался кровью, приводя в трепет врагов, которые давно уже знали, что Мелек-Риджарда Альб-аль-Асада невозможно убить в честном бою.

141

6 августа.

К концу дня сарацины были выбиты из Яффы. Подсчет убитых не мог не привести их в ужас, ибо они потеряли в пять раз больше, чем крестоносцы, и на добрую треть сократили численность своего войска. Теперь следовало ждать, что они начнут длительную осаду города.

А в самой Яффе крестоносцы праздновали победу, славили Преображенье Господне и Ричарда Львиное Сердце, подарившего им радость своими смелыми и умными действиями и распоряжениями.

— Неужели все только начинается, эн Гюи? — спрашивал Ричард у Меркадье. — Я не хочу! Мне надоел Левант! Мне надоел Саладин, хоть бы он тоже заржавел!

На другой день в Яффу приплыли скандинавские корабли. Подданные королей Швеции, Норвегии и Дании горели желанием сражаться с Саладином, а узнав о двух блистательных победах Ричарда, они в восторге готовы были принести ему омаж. Эти смешные шведы, датчане и норвежцы явились к нему с дарами, пели песни, сочиненные в его честь, пытались даже говорить с ним по-французски или по-английски, а он удивлял их знанием арабского. От чрезмерного упоения встречей с Ричардом бедняги настолько перепились, что предлагали ему в пользование своих жен, падали под столы, расшибая себе носы и затылки, и заблевали весь Кафарлет. Одному из них, шведскому барону Ингварю, Ричард даже дал по лбу, когда тот стал доказывать, что Беренгария не вполне подходящая пара для короля Англии, что ему нужно жениться на гордой и суровой северянке. Правда, потом сам же Ричард и прикладывал к окровавленному лбу шведа полотенце. На другой день стало известно, что Ингварь уплыл из Яффы, вознамерившись сражаться под знаменами Анри Шампанского.

Как бы то ни было, скандинавы немного развеселили Ричарда, и он уже стал не так тосковать по поводу очередной задержки в Святой Земле. Некогда он страдал от того, что дела в собственном королевстве мешают ему отплыть в Святую Землю. Теперь его угнетало, что забота о Яффе не пускает его отсюда, из этой самой Святой Земли.

Шло время. К Саладину то и дело прибывало пополнение. Зализывая раны, султан готовился к новому приступу. Приплывали корабли с подкреплением и в Яффу.

Аладиль явился для переговоров с Ричардом как раз в тот миг, когда король Англии диктовал Амбруазу письмо на Кипр, в котором просил Робера де Шомона прибыть в Яффу вместе с Беренгарией. На сей раз он был один, без Жана де Жизора, и Ричард спросил: