Ричард Львиное Сердце

— Разойдись, ребята, разойдись! — орали они. — Ну нечего махать железом! Лучше мы их положим стрелами. А так в вас попасть ничего не стоит!

Однако разъярённые дракой разбойники уже не слышали призывов лучников.

И тут произошло нечто, разом изменившее картину.

Эдгар сразу даже не понял, откуда раздался звук рога и что он ему напомнил. И тут же увидал, как над всё тем же стволом громадного тиса взвилась тень невероятных размеров. То был всадник, каким-то непостижимым образом заставивший коня перемахнуть через преграду высотой почти в целую туазу. В свете луны сверкнул меч непомерной длины.

«Такой три раза сдвинешь по наковальне, пока весь проработаешь!» — мелькнула у Эдгара дурацкая мысль.

Блестящее лезвие взвилось, опустилось и затем вновь поднялось, но уже не сверкая в свете луны. Вопли разбойников слились в один отчаянный рёв. Вначале они, ошеломлённые появлением всадника, попытались напасть на него всем скопом, но тотчас пожалели об этом. Прошло всего несколько мгновений, но уже не менее шести-семи тел корчились на земле в кровавых лужах, а остальные в ужасе отпрянули, пытаясь спастись бегством.

— Адское пламя! — завопил предводитель шайки, и его перекошенное лицо стало белее поднявшегося над лесом лунного диска. — Да ведь это тот самый демон здешних мест, Седой Волк... А я-то не верил!

С этими словами разбойник, уже не думая о своих гибнущих товарищах, кинулся к коню Эдгара и, мигом перерезав узду, которой тот был привязан, попытался вскочить в седло. Однако Брандису вовсе не понравилось такое посягательство со стороны чужака, и он, развернувшись задом, так въехал копытами в грудь разбойника, что не помогла и кольчуга — хрустнули рёбра, послышался отчаянный вскрик, а затем предводитель упал и остался неподвижен.

Остальные грабители метались меж стволами деревьев, норовя поскорее исчезнуть в чаще, но до густых зарослей было далеко, а луна светила уже во всю силу. Один из лучников пустил стрелу во всадника, и та, кажется, попала в его руку выше локтя, но всадник даже не качнулся в седле. Новый прыжок коня, и меч снёс голову лучника с плеч так легко, будто то была головка цветка...

При этом грабители были опытными разбойниками, в самом начале, когда верховой так неожиданно возник между ними, иные из них попытались, применяя известный приём, подрезать ноги его коню, но всадник трижды, умело натягивая поводья, заставил могучее животное быстро обернуться вокруг себя, при этом длинный меч косил и косил нападавших.

Из двадцати бродяг, имевших несчастье в ту ночь напасть на французского странника, спаслись бегством человек пять-шесть. Один из них был тот, кого Эдгар свалил кулаком. Очнувшись от беспамятства и увидав, как ночной призрак крушит его товарищей, бродяга приподнялся и уполз в кусты, доказав, что человек иной раз может передвигаться на четырёх куда скорее, чем на двоих...

Глава третья Седой Волк

Самым жутким во всём, что произошло на лесной прогалине возле упавших деревьев было полное молчание нападавшего. Громадный всадник, настоящий великан, облачённый, как успели рассмотреть путники, в обычную кожаную куртку, без кольчуги или иных доспехов, не только не проронил ни слова, но вообще не издал ни звука, будто это и впрямь был не человек, а грозный дух леса. Только конь под ним сопел и фыркал, беспрекословно повинуясь каждому движению узды. И когда всё кончилось, этот конь застыл неподвижно, не проявляя даже естественного для лошади возбуждения, вызванного пережитой опасностью и просто запахом крови.

Эдгар стоял и изумлённо смотрел на грозное видение. Во время схватки всадника с разбойниками, точнее, во время их избиения, молодой человек сперва ринулся было помогать неизвестному, но тотчас и отпрянул: тому явно не нужна была его достаточно неуклюжая помощь, а находиться вблизи страшного меча кузнецу из Лиона показалось неосмотрительным. Впрочем, он вскоре узнал «лесного духа» — его непокрытая голова блестела в лунном свете чистым серебром, да и всё остальное, одежда, конь, — всё слишком походило на того самого загадочного охотника, которого они с Ксавье видели несколько часов назад с высоты обрыва в мирной долине реки. Теперь, рассматривая этого человека с близкого расстояния, Эдгар убедился, что в первый раз глаза его не обманули: то был настоящий великан — сидя в седле, он казался ростом не меньше туазы, а скорее всего, и куда выше. Кроме того, у него был необычайно мощный торс, покоившийся, однако, на стройных и длинных ногах, так что этот человек явно не казался тяжёлым и неуклюжим, причём не только сидя в седле. Лицо, окружённое не копной, а подлинной гривой седых волнистых волос, подстриженных по плечи, было под стать телу: большое, словно выкованное из светлого металла, с чертами жёсткими, но правильными, оно вроде бы не носило отпечатка возраста. Морщины, довольно глубокие, пересёкшие лоб, резко отчеркнувшие щёки ото рта, украсившие острые стального цвета глаза, замечались не сразу, но и они были словно не росписью времени, а оттисками прожитых и пережитых страстей. О том, что незнакомец стар, даже, наверное, очень стар, вблизи не говорило ничто — об этом можно было лишь догадываться.

Несколько мгновений всадник смотрел на застывшего перед ним с поднятым топором молодого человека. Затем усмехнулся, вытер свой меч о гриву коня, вложил в ножны и легко соскочил с седла.

— Кто вы такие? — спросил он, первым нарушив молчание.

У него был очень правильный французский выговор, и это на сей раз ничуть не удивило кузнеца: он не сомневался, что незнакомец, несмотря на его простую одежду, конечно же рыцарь (об этом говорило не только умение владеть мечом, но осанка, взгляд, многое, что было хорошо знакомо лионскому мастеровому, знавшему о рыцарях совсем не понаслышке).

Эдгар бросил свой топор и, переведя дыхание, поклонился:

— Я из Франции. Еду с важным поручением от вашего короля Ричарда в Кентербери. Моё имя Эдгар Лионский.

Он назвался так вовсе не потому, что позабыл о своей роли. Они с Луи долго обсуждали, следует ли лже-рыцарю взять на время имя молочного брата. Однако в письме, написанном королём Ричардом своей матери английской королеве, имя посланца не упоминалось (молодые люди сперва боялись, однако в конце концов решились осторожно стянуть верёвку с печатью и развернуть королевский свиток с тем, чтобы потом столь же осторожно вновь его запечатать). Возможно, Львиное Сердце позабыл, как зовут самонадеянного француза, рискнувшего дважды выйти с ним на поединок, а возможно, не хотел, чтобы имя посланца стало известно, если вдруг письмо каким-то образом попадёт в чужие руки. Поэтому там стояло просто «молодой французский рыцарь, благородный и верный слову». И молочные братья решили, что честнее будет, если Эдгар так и назовётся Эдгаром, а уж право называть себя «Лионским» испросит у отца. И старый барон, понимая, что совершает новую глупость, разрешил сыну присоединить к имени родовое прозвище.

— Я благодарю вас за то, что вы, рискуя собой, спасли мою жизнь, сир рыцарь! Я не одолел бы всех этих людей. Вернее, мы не одолели бы. Мой оруженосец ещё мальчик, но человек отважный. А где же он, а? Эй, Ксавье!

— Я здесь! — отозвался тот. — Привязываю Брандиса, а то этот негодяй-разбойник перерезал уздечку... Сейчас я подойду.

— Я рисковал собой? — продолжая усмехаться, проговорил незнакомец. — Это в схватке с обычным лесным сбродом? Да будет вам! В их руках мечи не опаснее столовой ложки, вы просто ещё к этому не привыкли — по всему было видно, что драться вам в новинку, хотя удар у вас точный и крепкий. Ничего, научитесь, сир Эдгар. И раз вы мне назвали своё имя, мой долг тоже назваться. Я — Седрик Сеймур. Однако в здешних местах меня прозвали Седым Волком. Мой дом — там внизу, в долине, почти под самым обрывом. Сегодня после хорошей охоты я собирался пораньше лечь спать, как вдруг сверху донёсся шум, и я понял, что в моих лесах снова завелась нечисть в человечьем облике, новая разбойничья шайка.

— А как же вы поднялись по совершенно отвесной стене, да ещё верхом, да ещё в темноте? И так быстро... — Эдгар покосился в сторону обрыва. Седрик рассмеялся:

— Да, если смотреть вниз с этого места, нипочём не поверишь, что тут можно спуститься. Однако же в полусотне туаз есть отличный спуск. Вдоль обрыва проходит расщелина, хотя и узкая, но вполне пригодная. Круто, что верно то верно, но моему коню не привыкать. Да и ваши, я думаю, не скувырнутся, — луна уже высоко, всё видно. Приглашаю вас на ночлег, тем более, что поутру смогу показать вам краткий путь до Кентербери. Не ночевать же вам среди груды трупов!