Риэго

Маленький, подвижный как ртуть валенсиец говорил быстро, сопровождая свою речь жестами опытного оратора:

— У нас в Валенсии под знаком Зодчего соединились непримиримые в прежнее время враги. Есть среди валенсийских братьев люди, которые служили королю Жозефу. Большинство же искало счастья страны в программе Кадиса. Но, пока мы в братоубийственной борьбе утверждали каждый свою истину, пришел «третий радующийся». Он уничтожил не только большую конституцию Кадиса, но и маленькие свободы Байонны. Кровавый валенсийский сатрап камарильи Элио бросает в тюрьмы и либералов и бывших сторонников Жозефа. И все мы готовы теперь принести жизнь в жертву свободе!

Посмотрите, как слаба тирания. Ища себе сочувствия, она вовлекает в спор с нами простой народ. По приказу Элио монахи ведут с крестьянами политические беседы. Церковь делает крестьянство судьей между королем и революцией.

Но Элио бессилен! Я могу передать вам благую весть: валенсийские полки готовы к борьбе за наше дело. Совет Великого Востока знает имена доблестных офицеров, которые не поколеблются обнажить шпагу по его требованию. Офицеры, наши братья, готовы в любую минуту, хотя бы ценой своей жизни казнить палача Валенсии!

Слушавшие адвоката повскакивали с мест. Могучая сила подбросила и Риэго. Элио был олицетворением бед, постигших родину, пауком в центре паутины деспотизма. Угрожающе поднялись кулаки.

— Смерть гадине! Уничтожить собаку! — вырвалось из стесненных волнением грудей.

Магистр вскочил на кафедру, отчаянно замахал руками: крики могли привлечь внимание шпионов, провалить ложу.

Когда, наконец, воцарилась тишина, к кафедре подошел, поправляя на лице маску, высокий, огненно-рыжий офицер-галисиец.

— Я от воинских частей, расквартированных в Корунье. Меня послали в столицу узнать, скоро ли здесь перейдут от слов к делу! Мы у себя готовы к выступлению. Подавляющая часть офицеров с нами. По первому знаку из столицы или по призыву нашей галисийской ложи восстанут три пехотные дивизии. Какую силу противопоставит нам тиран? Этот вопрос нас волнует больше всего. Если камарилья не сможет направить на подавление нашего восстания гарнизоны других провинций, дело будет выиграно!

Передаю вам настойчивое требование галисийской ложи — собрать все внимание, материальные средства и моральные наши силы вокруг армии. Пусть на это время вместо молотка и угольника нашим символом станет карающий меч!..

Боясь, как бы не повторились шумные возгласы одобрения, магистр поспешил обратиться к галисийцу сам:

— Я хочу передать нашим братьям в Галисии восхищение мадридской ложи их отвагой и решимостью. Старый масонский обычай признает высокой наградой рукопожатие магистра. Дайте вашу руку, брат мой!

Когда галисийский масон сошел с кафедры, магистр повернулся в сторону Риэго:

— Теперь послушаем другого офицера, прибывшего из-за границы и направляющегося в экспедиционную армию.

Риэго намеревался сказать лишь несколько слов.

— Испанец, пробывший на родине еще лишь немного дней, не скажет о ее бедах ничего такого, что было бы неизвестно братьям, изведавшим гнет камарильи в течение долгих месяцев.

Я — солдат. Может быть, поэтому мне ближе всего слова собрата из Галисии. Да, одна только может быть у нас цель сейчас — поднять войско! Я отправляюсь в экспедиционную армию. Моя задача будет более широкой, чем того требует мой собрат: надо не только помешать удару экспедиционной армии по восставшим в Галисии, но и подготовить пронунсиамиенто [25] в Кадисе. Один господь знает, кому суждено нанести решающий удар тирании. А старое военное правило гласит, что лучше атаковать врага с фронта и с тыла, чем бить его только в лоб!

25

Пронунсиамиенто — военное восстание.

После Риэго к собравшимся обратился сам магистр ложи:

— Я хочу сказать вам, братья, прибывшие из отдаленных мест Испании: день нашего торжества близок! Не покладая рук, по всей стране куют оружие освобождения десятки лож, сотни тайных хунт. Напрасно наши враги сыплют золотом, тщетно пытают они заподозренных в близости к нам. Тайна — главная наша сила — остается для них сокрытой. Предателей нет среди строителей новой Испании, и тайны каменщиков не попадут в руки тиранов!

Вы должны знать, братья, что Великий Восток уже не в Мадриде. Сердце нашего Дела упрятано далеко от когтей, могущих разодрать его.

Хартия Кадиса — наша путеводная звезда. Мы все клялись умереть за кадисскую конституцию. Наша клятва, клятва вольных каменщиков, нерушима!

Военное восстание — вот наша цель. Правы братья из армии — все силы надо направить на успех пронунсиамиенто. Где вспыхнет восстание, мы еще не знаем. Поэтому мы должны быть готовы во всех углах Испании.

III АРМИЯ БУНТУЕТ

По прибытии в Кадис Риэго поспешил связаться с руководителями офицерской революционной хунты. Ему сообщили, что к пронунсиамиенто уже примкнул главнокомандующий Морильо. Пройдет несколько дней, неделя, может быть, месяц, и 10-тысячная экспедиционная армия двинется на Мадрид! А там — созыв кортесов, присяга короля конституции, свобода…

Риэго живет этим будущим.

Но гарнизонная жизнь тяготит его. Чем заполнить долгие досуги после возвращения с учебного плаца в казармы, в тесную каморку дома, в котором живут офицеры? Члены тайного офицерского союза собираются вместе только раз в неделю — таков строгий уговор. Обычные же развлечения офицеров гарнизона — карты, кутежи, дуэли — не привлекают Риэго. Для него нет в жизни половинчатых решений, он весь безраздельно отдается своей страсти революционера.

Когда пьяные крики и треньканье гитар за стеной начинают терзать его слух, Рафаэль отправляется на взморье — любимое место прогулок кадисских горожан. Море и людская толпа, как огромная губка, вбирают в себя трепет его напряженных нервов.

У ног его плещутся волны океана. Водные просторы спорят синевой с глубоким чистым небом. Как вздох гигантской груди, замирают дуновения тропических ветров у белых стен. Они несут острые запахи преющих водорослей, наполняют сердце сладостной тоскою по морской зыби, по белому парусу, летящему птицей в далекие края.

В опоясанном водной лазурью старом андалузском порту все зовет к бездумной радости. Из таверн, сквозь занавешенные бисерными нитями двери, рвутся наружу сухие трели кастаньет, ритмичные удары ладоней и певучие возгласы «о-ле!» На столах, в кольце упоенных танцем зрителей, разноцветными молниями полыхают юбки, ленты, унизанные браслетами руки и смоляные косы байларин, пронесших сквозь три тысячелетия искусство огненной гадитанской [26] пляски.

26

Гадитанский — кадисский.

Прогуливаясь быстрым, эластичным шагом вдоль набережной, Рафаэль обдумывает предстоящее свидание главарей заговора с генералом Морильо. Поглощенный своими мыслями, он перестает замечать великолепие южного моря, красоту женщин, даже жалобы пустого желудка.

Это будет решающий момент. Генерал уже взял у ложи миллион реалов на закупку продовольствия. Теперь дело за его присягой. И надо предупредить генерала, что, после того как клятва принесена, отступление невозможно…

* * *