Риф Скорпион (cборник)

Я запер дверь, взял футляр с ключами и поднялся на пирс. У него зеленый «олдсмобиль». Отлично, ведь у меня коричневый «форд». Это Кристиансен отлично помнит. Промашки тут быть не может. Фонарика я не захватил, но без труда нашел машину в темноте. Я сел за руль и включил зажигание. Нервы мои были на пределе. А что, если он стоит возле сторожки? Тогда ему легко будет разглядеть, кто в машине. Этого я не узнаю, пока не выеду из эллинга с другой стороны, а тогда будет уже поздно.

Я придумал, как с этим справиться. Включив фары, развернул машину передом к выезду из эллинга, а потом опять выключил их. Как только мои глаза привыкли к темноте, я медленно двинулся вперед. Наехать на что-нибудь я не боялся: впереди был четко виден проем ворот. В тридцати — сорока футах от ворот я остановил машину, вышел из нее, подкрался к воротам и выглянул наружу. Все было в порядке. В ярко освещенных воротах на проходной никого не было. Кристиансен сидел в сторожке. Я повернулся и побежал к машине.

Не забыв сползти пониже на сиденье, я захлопнул дверцу, включил фары и двинулся вперед. Мне показалось, что я проехал не меньше ста миль. Вот я уже вне эллинга. Повернул налево и переехал железнодорожную ветку. Спешить нельзя. При подъезде к сторожке надо чуть-чуть замедлить ход. Вот машина поравнялась со сторожкой. Я поднял руку и бросил на Кристиансена быстрый взгляд искоса.

Он сидел за столом. Наливал себе кофе из термоса. Нехотя взглянул в мою сторону, махнул, чтобы я проезжал, и тут же снова сосредоточился на чашке. Я проехал.

Напряжение разом спало, и мне показалось, что я расползаюсь на сиденье, как подтаявшее мороженое. Каждый нерв у меня расслабился. Дальше все будет просто.

При первой возможности я свернул налево и покатил по темной улице в направлении города. До «крутого» района было кварталов пятнадцать. Остановив машину в темном проулке за полквартала от шума и неонового блеска кабаков, я быстро огляделся, вышел из нее, запер и забрал ключи, как это сделал бы сам владелец машины. Меня никто не видел. Я дошел до угла и повернул направо, прочь от берега моря. Проходя мимо какого-то темного пустыря, я бросил там ключи. Теперь я освободился от него. Я подумал о нем и содрогнулся. Бедняга, мерзавец ты эдакий, зачем ты только полез на меня?

Не знаю, сколько я прошел. Наверное, несколько миль. Я избегал освещенных мест, стараясь держаться тихих жилых кварталов. И уходил все дальше от берега. В двенадцать тридцать я подошел к работающей всю ночь забегаловке. Можно возвращаться. Пока доберусь, будет без четверти час. Я зашел в забегаловку через боковую дверь, нашел телефон и вызвал такси. Когда машина приехала, я уже ждал его в темноте на тротуаре. Я забрался внутрь, прежде чем таксист сумел разглядеть мое лицо. Теперь все в порядке. Я уселся на заднем сиденье в углу, где он не мог видеть меня в зеркальце заднего обзора.

Мы подъехали к воротам. Никого.

— Притормозите здесь, я назовусь сторожу, — сказал я таксисту. — Чтобы проехать внутрь, пропуск не требуется.

— Как скажете, шеф, — ответил тот.

Он притормозил у сторожки. Из окна выглядывал сторож, дежуривший с полуночи до восьми утра.

— Мэннинг! — крикнул я, оставаясь в темноте. Он поднял руку.

— Пожалуйста, мистер Мэннинг.

Таксист переключил скорость и снова двинул вперед. И вдруг остановился. Кто-то кричал нам вслед.

— Минуточку, мистер Мэннинг!

Я оглянулся. Сторож вышел из дверей.

— Чуть не забыл. Минут десять назад вам звонила женщина…

Но я не слушал. Я заглянул в окно сторожки и похолодел. Там был старина Кристиансен. Он только что поднялся со стула и выглядывал из окна с удивленным выражением. Потом повернулся к двери. Другой сторож все говорил, стоя у дверцы такси:

— Крис как раз собирался передать вам. Он сказал, что вы на барже.

Я шевельнуться не мог, не то что ответить. Кристиансен теперь стоял рядом со своим сменщиком, глядя на меня.

— Черт возьми, мистер Мэннинг! Когда вы вышли? Я вас не видел.

Ощущение было такое, будто у меня отвалился язык.

— Ну, я…

Думать было невозможно. Это был какой-то кошмар.

— Я выехал со своим приятелем. Помнишь? Решили пропустить по паре кружек пива. Было, наверно, около двенадцати.

Теперь я не мог остановиться. Я отрешенно слушал собственный голос и ничего не мог с собой поделать.

— Да, где-то около этого. Я еще помахал тебе, помнишь? Это мой старый друг. Пропустили по паре кружек пива.

— Так вы были в той машине, когда она выезжала?

Он уставился на меня, явно ничего не понимая.

— Черт меня подери совсем. Я прямо в нее смотрел, а вас не заметил. Должно быть, становлюсь рассеянным. А я еще собирался пойти на баржу сказать вам, что звонила женщина…

Вдруг он смолк, потом спросил участливо.

— Ой, что это у вас с лицом, мистер Мэннинг?

В этом-то был весь ужас. Ничего особенного не происходит. Меня ни в чем не обвиняют, меня не пытают в гестапо, не применяют ко мне допрос третьей степени. Просто кудахчут два милых одиноких старика, которые хотят мне помочь. Я им интересен. Они вынуждены сидеть здесь по восемь часов в день, охранять эту чертову верфь, где единственная живая душа, единственный человек, с кем можно поговорить и кто создает, пусть иллюзорное, впечатление связи с миром, где что-то может произойти, — это я, так что я им нравлюсь и им интересно знать, когда я ухожу и когда возвращаюсь. Вот и все. Теперь они запомнят каждое слово этого разговора.

— А, это… — пробормотал я, ощупывая свое лицо с таким видом, будто удивлялся, что оно у меня вообще есть. — Искал тут кое-что в кладовке и упал.

— Бывает, — сказал он рассудительно. — Надо чем-нибудь смазать порезы. А то может попасть инфекция. Лучше не рисковать. При этом поганом климате, духоте, сырости…

— Да, конечно, — сказал я. — Спасибо.

Наконец мы двинулись дальше. Господи, неужели это кончилось? Кончилось, да не все. Кошмар продолжается. Таксист проехал через эллинг и остановился на пирсе. Я вышел прямо под лампочкой. Теперь все равно. Теперь уже все равно.

Он вручил мне сдачу. Я дал ему на чай двадцать пять центов.

— Спасибо, шеф, — говорит.

Потом посмотрел с ухмылкой на мое лицо и распухшую руку и добавил.

— На того парня, с кем вы так резвились, небось, страшно смотреть.

Он уехал.

Я подошел к краю пирса, поставил ногу на его широкий бордюр и стал смотреть в темную воду, почти не замечая, что по фарватеру идет мощный буксир с целым караваном барж. «Как все просто! — думал я с ужасом. — Старику не хотелось возвращаться в свою бесцветную комнату в пансионе и сидеть там в четырех стенах. Вот и все».

Я старался обдумать ситуацию. Каковы у меня шансы теперь? Через несколько дней тело всплывет где-нибудь на побережье, и полиция начнет поиски. И первым делом они, конечно, опросят охрану доков.

Всплывет? В этом все дело. Он не должен всплыть. Необходимо это предотвратить. Я взглянул вниз и содрогнулся. Смогу ли я еще раз нырнуть туда? Еще раз? Нырять придется несколько раз. Слишком много времени и дыхания уходит на спуск и подъем. А мне еще надо прикрутить его проволокой к подножию одной из свай. Но можно зарядить баллоны второго акваланга. С ним будет много легче.