Рифейские горы

– Лидас, он твой! Это твой сын... Неужели не видишь?!- плача совсем беззвучно, Айна на вытянутых руках подала ребёнка мужу. Но Лидас отпрянул, на два шага отступил, выкрикнул:

– Не обманывай меня больше! Хватит!.. Любому ясно, чей он...

– Это твой сын, Лидас... Твой!- Айна очень сильно устала, а тут ещё и обвинения Лидаса, которым нечего было противопоставить. Но говорила громко, с уверен-ностью, её слова трудно было не услышать.

– Сначала ты спишь с моим же рабом... Здесь - в этой спальне, на этой же крова-ти... А теперь ещё и подсунуть мне хочешь этого... этого...- Лидас задохнулся, даже договорить не смог, горло его перехватывали сухие беззвучные рыдания. И в глазах мужа Айна видела уже не ненависть, а одно лишь презрение, разочарование, непо-нимание, протест. И боль. Всё разом! Всё, кроме любви.

Нет, он не слышал её, не мог и не хотел слушать, бесполезно сейчас хоть что-то доказывать, что-то говорить, объяснять или даже просить прощения. Айне хватало сил лишь на слёзы, они сами текли вниз по щекам, да она и не пыталась скрыть их.

Лидас отвернулся в крайнем смятении, нервно потирая подбородок, кусая костяш-ки пальцев. Заговорил не сразу, и очень тихо, шёпотом:

– Ты должна избавиться от него!.. Может, только тогда... я смогу... смогу простить тебя... со временем...

– Нет!!!- зато Айна так крикнула, что и Лидас, и младенец одновременно вздрогну-ли. Лидас голову вскинул, нетвёрдо качнувшись на пятках, а несчастный ребёнок залился диким воплем. Этот крик слушать было особенно невыносимо.- Лидас, это мой ребёнок! И я никому его не отдам! Никогда! Ни за что! И только попробуй за-брать его... Пусть только хоть кто-нибудь попробует подойти... Это мой сын!.. А твоё прощение мне ни к чему, понял! Можешь хоть к Отцу идти, хоть к Кэйдару... Пожалуйста! Требовать развода?! Казни?! Да за ради Создателя!.. Даже если меня камнями забьют, я никому его не отдам. Пускай!.. Или ты сам меня убьёшь?! Ну же, давай!!.. Меня и его - тоже!! Нас обоих!!! Меня - и сына своего!!

И откуда у неё силы брались на этот крик, на эту истерику, на это глупое сопротив-ление? Она тряслась в рыданиях, прижимая к себе свёрток с ребёнком, плотно обхва-тив его обеими руками. Так и придушить недолго...

Лидас отступился, предложил:

– Отдохни пока. Тебе нужно поспать... А потом мы поговорим... Когда ты будешь в состоянии меня слушать...

– Я ничего не скажу тебе больше! Я всё тебе уже сказала! Можешь прямо сейчас отправляться в суд. Иди жалуйся... Называй меня, как хочешь... Мне всё равно! Да, я, может быть, и ложилась добровольно под этого марага, но этот ребёнок - твой... И думаешь, от этого я буду меньше любить его? Нет! Нет, понятно тебе!.. Даже если он будет твоей копией, я буду любить его... буду, Лидас, понятно тебе?!! А ты мо-жешь...

Лидас не дослушал её, тут уж никакого терпения не хватит, чтоб всё это выслу-шать, вышел из спальни, грохнув со всей силы дверью.

____________________

Ничего не видя вокруг, никого не замечая, Лидас без сил рухнул на первый же стул. Сгорбился, как старик, локти упёрлись в колени, ладони тесно сдавили виски. Зажмурился, зубы стиснул. Так боль обычно терпят. Но против боли в сердце это не помогало.

Как она могла?! Как она вообще пошла на ТАКОЕ?!! Она - дочь Воплощённого?! Она - твоя жена! Твоя Айна!.. Как она могла?!

И дело даже не в том, что раб оказался её любовником, всё дело в обмане, в ничем не прикрытой наглой лжи. Как она была уверена в моей слепоте! Целый год - даже больше!
– спала с другим за моей спиной, особо не прячась, почти не таясь. Выряжа-лась в эти яркие тряпки, горы золота на руках. Открыто флиртовала с ним. А я? Я вёл себя как последний дурак... Я доверял ей! Я доверял своему телохранителю... А они смеялись надо мной. Держали меня за дурачка, за простофилю.

Разве такое можно простить? Разве можно забыть это унижение?

Она ведь даже не стыдится смотреть мне в глаза. И ещё суёт мне этого ублюдка. Любому же ясно, кто его отец. Любому! Последний раб в этом доме смеётся над тобой... А ты? Неужели ты и это собираешься терпеть дальше? Никогда на свете!

Развод и суд!!! Только так! Пусть сам Отец судит эту развратницу!

Айна! Как я любил тебя! Как любил!.. Если б ты только знала... Но ты просто посмеялась надо мной и моими чувствами... Раб тебе дороже меня... Ты предала меня! Мою любовь, моё доверие!.. Разве можно забыть такое?!

От обиды, от жалости к самому себе хотелось расплакаться, но слёз не было, глаза оставались предательски сухими, только голова разболелась.

Как жить теперь? Для кого и ради кого? Ты же хотел после рождения ребёнка перебраться в новое поместье... А как же сейчас? Сможешь ли терпеть рядом эту женщину? Айна, как ты могла? Ты лишила меня всего! Смысла моего существова-ния... Ради тебя, ради одной твоей улыбки я готов был муки ада терпеть. А сейчас? Сейчас, наоборот, жизнь без тебя станет для меня адом. Но стоит ли страдать, стоит ли мучиться? Ради кого? Ради чего?

Кто-то осторожно положил ладонь ему на низко склонившуюся голову. Осторож-ное, очень ласковое прикосновение. В нём и забота, и понимание, и сочувствие.

Стифоя!

Лидас выпрямился порывисто, встретился с девушкой глазами. Откуда она здесь, в обеденном зале?

Она, наверно, уже тоже знает всё?

Но во взгляде лагадки не было насмешки, ничего такого, одна лишь бесконечная нежность и нескрываемая любовь. Просто она впервые не таила от него своих чувств, наоборот, делилась ими с ним, неосознанно пыталась помочь, взять часть боли и страдания на себя.

– Милая моя... Милая...

Лидас со стоном притянул Стифою к себе, обхватил обеими руками, прижался щекой к животу. Ребёнок внутри с силой толкнулся, и Лидас почувствовав этот толчок, не сумел сдержать улыбки, слабой, но обнадёживающей.

– Сти-фо-я...- он пел её имя, одновременно жалуясь и требуя её заботы. Как он сейчас нуждался в этом. В простом понимании. Без громких слов, без признаний и лживого сочувствия.

И его Стифоя будто понимала, она молчала, смотрела на него сверху даже без улыбки, только в изломе бровей было что-то ласковое, и в прикосновении пальцев, перебирающих на затылке взлохмаченные волосы.

* * *

– ...Да? И какие меры ты принял? Ты - будущий Император?! Что ты сделал?- Таласий остановился напротив Кэйдара. Высох Он, как полынный куст. Вот только в росте нисколько не убавился, всё также смотрит чуть сверху. Вся сила Его жиз-ненная в глаза перебралась, оттого и взгляд такой прожигающий, пронизывающий, обвиняющий. Любой под таким взглядом себя неуютно почувствует.

– А разве я что-то могу здесь сделать?- Кэйдар не чувствовал за собой никакой вины, потому и нападки Отца не так сильно трогали его.- Что здесь можно сделать?