Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки
Шрифт:
На телеграмме из Шанхая, где ставился вопрос об отзыве Зорге, Берзин оставил резолюцию: "Пусть едет, не дожидаясь замены, иначе сгорит".
Вероятно, Зорге засветился в каком-то скандале или неприятной истории, расследование которой могло навести полицию на мысль, что он является советским резидентом.
Резидентуру принял Римм, а Зорге 12 ноября 1932 года через Владивосток отправился в Москву.
В архивах США было найдено дело в 100 машинописных страниц о работе советского разведчика в Шанхае в начале 30-х годов. Китайские контрразведчики и английская разведка следили за советским резидентом с 1930 по 1933 год. Были выявлены некоторые его контакты с представителями Коминтерна, подозрительные поездки в Мукден, Харбин, Чанчунь, Гирин. Только отсутствие явных улик спасало Зорге от ареста. Знали об угрожающей обстановке и в Москве. 10 октября 1932 года по этому поводу в Центр пришла шифровка из Шанхая. Ответ был категоричным
Работа в Японии
"Сразу по возвращении из Китая, — вспоминал Зорге, — я встретился с генералом Берзиным, шефом 4-го Управления… который встретил меня крайне доброжелательно. Мне было сказано, что в Москве в высшей степени удовлетворены моей работой в Китае, после чего Берзин попросил меня выслушать подробности моей будущей деятельности. Мне не выделили стол в отделе и не назначили на другую работу. Время от времени меня вызывали, чтобы обсудить некоторые вопросы, но по большей части Берзин или его заместитель звонили мне в отель".
Зорге обратился с просьбой дать ему работу чтобы он мог остаться в Москве. Берзин, однако, отклонил его просьбу. По словам Зорге, "мое желание не задерживаться более в Москве не принималось во внимание… Даже когда я полушутя спросил, не найдется ли для меня какая-нибудь работенка в Японии, Берзин ничего не ответил мне. Однако через несколько недель он сам с воодушевлением поднял эту тему".
В "Тюремных записках" Зорге рассказал о своих встречах с Карлом Радеком в 1933 году: "Радек, Алекс (Борович. — Б.С.) и я в течение длительного времени обсуждали общие политические и экономические проблемы Японии и Восточной Азии. Радек проявлял глубокий интерес к моей поездке. Я только что вернулся из Китая, и он рассматривал меня как специалиста по вопросам китайской политики, поэтому наши встречи были полезными и интересными. Ни Радек, ни Алекс не навязывали мне своих указаний, они только излагали свои соображения. Я смог встретиться с двумя сотрудниками Наркоминдела, которые бывали в Токио, и услышал от них много подробностей об этом городе. Однако я не знаю ни их фамилий, ни того, чем они занимаются. Наши разговоры ограничились обменом самой общей информацией. Кроме того, я с разрешения Берзина встречался со своими старыми друзьями — Пятницким, Мауильским и Куусиненом. Они узнали от Берзина об обстоятельствах моей работы в Китае и испытывали чувство большой гордости за своего "питомца". Наши с ними разговоры также касались только общей политической ситуации, и мы общались просто как частные лица, как друзья. Пятницкий, услышав от Берзина о моих планах в Японии, сильно беспокоился, что я, возможно, столкнусь с различными трудностями, но, увидев мой волевой настрой, был очень обрадован".
Карл Радек
В последующем встреча с Радеком вполне могла послужить поводом для того, что обвинить разведчика в связях с антисталинской оппозицией.
В 1933 году было принято решение о направлении Зорге в Японию. Его путь в Токио лежал через Германию, куда в мае 1933 года Зорге отправился из Москвы.
1 октября 1934 года Рихард стал членом токийской организации НСДАП — без проблем и излишних вопросов, несмотря на прошлое членство в ГКП, о котором в Японии никто не знал. В тот момент был массовый приток членов в нацистскую партию, только что пришедшую к власти, и серьезной проверки биографии новых членов не проводилось. Даже рядовым коммунистам не возбранялось менять убеждения, и многие из них, став членами национал-социалистической партии, сохраняли лояльность Гитлеру до самого конца, тем более, что не могли рассчитывать на прощение со стороны тех своих товарищей, кто сохранил верность прежним идеалам и оказался среди победителей. Но Зорге ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы всплыли его прошлые связи с коммунистами, о которых бы могли тогда поставить в известность германское посольство в Токио. И он решил не рисковать.
С помощью Агнес Смедли Зорге получил аккредитацию в Токио в качестве корреспондента крупной немецкой газеты "Франкфуртер цайтунг". Он также получил аккредитацию от "Технише Рундшау" и голландской "Амстердам Хандельсблат".
В Берлине Зорге встретился с резидентом, который ехал в Китай ему на смену. Это был советский разведчик Яков Горев (другая фамилия Бронин, а настоящая, "девичья", — Лихтенштейн). С 1930
года Горев работал в Германии. Он вспоминал: "Когда я подошел ровно в назначенное время, Зорге уже был на месте, он сидел за одним из столиков на открытой просторной террасе кафе… Рихард Зорге был стройным, статным, представительным человеком, выше среднего роста. Где-то я прочитал, что у него было "чуть грустное" выражение лица. Это неверно. Может быть, так получается по фотографиям, но это явно не соответствует действительности. Его светлые глаза, черты лица, жесты, мимика — все выражало волевую решительность, интенсивную работу мысли, убежденность в своих суждениях, проницательный острый ум. Это интересное, значительное лицо очень запоминалось… Рихард был энергичен, но не суетлив, был конкретен и деловит. Не навязывал своего мнения, но убеждал логикой и продуманностью предлагаемых мероприятий. Был живым, интересным собеседником, любил шутку…"Так состоялась своеобразная передача дел. Но не только.
"Мы договорились о формах конспиративной связи между Токио и Шанхаем, — вспоминал Горев. — С конца 1933 года и вплоть до моего ареста в Шанхае в мае 1935 года мы поддерживали довольно регулярные контакты. В течение этого времени я пять или шесть раз направлял к Рамзаю своих людей за почтой, передавал по своим двум радиостанциям отдельные телеграммы токийской резидентуры, когда у них не ладилась связь… Мы вели с Рамзаем конспиративную переписку (Центр предоставил нам для этого специальный шифр), он имел шанхайский конспиративный адрес на случай срочных сообщений… Впоследствии мне приятно было узнать, что в письме Центру от 1934 года Рамзай подчеркивал "исключительную товарищескую готовность помочь, которую проявляют наши люди в Шанхае"".
Из Берлина Зорге отправился во Францию, в Париже встретился с курьером из Центра и получил от него пароли, явки и места встреч в Токио. Из Шербура на пароходе он поплыл в Нью-Йорк, а оттуда в Вашингтон. У Рихарда имелось рекомендательное письмо бывшего генерал-майора германской армии, а ныне профессора из Мюнхена, Карла Хаусхофера, японскому послу в США Кацуи Дебуси, бывшего заместителя министра иностранных дел, и Зорге получил от него рекомендательное письмо в МИД Японии.
Затем Зорге съездил в Чикаго на Всемирную выставку, где встретился еще с одним курьером из Центра. И только после этого отправился в Канаду, где в Ванкувере в конце августа 1933 года сел на пароход, отплывавший в Иокагаму.
В Соединенных Штатах он встретился с коммунистическими агентами в Калифорнии и, по некоторым данным, женился на американке.
В Японию Рихард Зорге прибыл 6 сентября 1933 года и сразу отбыл в Токио. Там он поселился в роскошном отеле "Санно". Вскоре Зорге снял квартиру в доме под номером 30 в токийском районе Азабуку и стал отправлять информационные заметки и очерки о положении в Японии в газеты Нью-Йорка.
Харих-Шнайдер, профессор консерватории, так описывала этот дом: "В квартире было жарко, как в духовке. Очертания пыльных улиц расплывались в нестерпимом блеске солнечных лучей; на террасе, расположенной на крыше его дома, даже по ночам царила невыносимая духота… Воздух был наполнен ароматом горячего дерева, из соседних домов доносились звуки радио и детский смех…
Дом Зорге затерялся среди жилищ бедных японцев. Построенный в небрежном европейско-японском стиле, он выглядел неряшливо. Две комнаты внизу, вся их убогая обстановка ограничивалась несколькими шаткими столиками, на одном из которых лежал клочок потертого красного бархата… За стенкой находилась кухня. Наверху — его рабочая комната с большим диваном, письменным столом и граммофоном, во всю стену от пола до потолка — книжные полки. За дверью — спальня, которую почти целиком занимала широкая двуспальная кровать. К спальне вел узкий коридорчик. Двери обеих комнат верхнего этажа выходили на террасу".
Сам Рихард писал жене со своим обычным юмором: "Здесь зима выражается в дожде и влажном холоде, против чего плохо защищают и квартиры, ведь здесь живут почти что под открытым небом: если я печатаю на своей машинке, то это слышат почти все соседи. Если это происходит ночью, то собаки начинают лаять и детишки плакать. Поэтому я купил себе бесшумную машинку…"
Он посетил посольство Германии, вступил в Немецкий клуб и скоро стал известным лицом в германской колонии Токио. Первая статья Зорге появилась в "Берлинер бёрзен курир" 18 октября, вторая — 27 ноября. Это были серьезные политические обзоры.
Вскоре в домике появилась и хозяйка. 4 октября 1935 года Рихард отмечал день рождения в ресторанчике "Золото Рейна", где любили собираться скучающие по родине токийские немцы. В заведении старательно поддерживался немецкий дух, даже японских официанток звали европейскими именами. Впрочем, воспитаны они были в лучших японских традициях, были умны и умели развлекать гостей утонченной беседой. В тот день хозяин подозвал одну из официанток, по имени Агнес, и велел: "Этому господину сегодня исполнилось сорок лет. Постарайся, чтобы ему запомнился этот вечер".