Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки

В октябре 1936 года Алекс-Борович, курировавший работу группы из Шанхая, сообщил в Центр: "Отт, получив какие-либо интересные материалы или собираясь писать, приглашает "Рамзая" и знакомит его с материалами. Менее важные передает "Рамзаю" на дом для ознакомления, более важные, секретные "Рамзай" читает у него в кабинете. Бывает, что Отт, дав материал, уходит из кабинета по делам или с очередным докладом к послу. "Рамзай" выявил расписание этих докладов (продолжающихся 20–40 минут) и, пользуясь этим, приходит к Отту минут за 15 до доклада с тем, чтобы задержаться с материалами на время его отсутствия. За это время он имеет возможность сфотографировать материалы".

В массовом порядке Зорге стал переснимать документы в 1936–1938 годах. Порой он присылал с одной почтой по несколько сот кадров. Это были экономические и политические обзоры, доклады германских консульств и посольства в Китае, доклады Отта и Дирксена в Берлин и многое другое.

Начиная с конца 1938 года в Москве стали проявлять к информации, поставляемой Зорге, повышенный интерес. Этому способствовали как вооруженные конфликты с Японией у озера Хасан и реки Халхин-Гол, так и приближение Второй мировой войны. Группа "Рамзая" была единственной реально действующей советской разведывательной резидентурой в Японии.

Вторая мировая война

К началу Второй мировой войны группа Зорге подошла во всеоружии. Глава резидентуры, благодаря дружбе с германским военным атташе, ставшим послом, имел весьма прочные позиции в германском посольстве, да и во всей германской колонии в Токио. Благодаря этому Зорге обладал почти исчерпывающей информацией насчет германо-японских отношений. Одзаки же, благодаря своей близости к премьеру Коноэ, поставлял эксклюзивную информацию о внешней и внутренней политике японского правительства. Правда, его информация, касавшаяся высших сфер, в отличие от информации Зорге, была не столь регулярной, поскольку соответствующие документы попадали в руки Одзаки не каждый день, и даже не каждый месяц.

Еще летом 1936 года, уезжая в отпуск в Германию, Отт предложил Зорге включить его в штат посольства в качестве вольнонаемного сотрудника, своего помощника "по линии промышленно-экономического изучения страны". Однако Рихард отказался. Штатная должность в посольстве требовала согласования в Берлине, а там могут проверить кандидата, и неизвестно, что еще найдут в полицейских архивах. Но в сентябре 1939 года Отт все-таки зачислил Зорге в штат германского посольства в качестве пресс-атташе. Проверка же со стороны гестапо, как мы увидим далее, последовала только в 1940 году, и ничего особо политически криминального за Зорге не выявила.

В 1938 году посол Дирксен по состоянию здоровья вернулся в Европу. И к удивлению многих, Отт, несмотря на свое антинацистское прошлое, был назначен германским послом в Японии. Вот как произошло это назначение, серьезно расширившее информационные возможности Зорге.

17 марта 1938 года генерал-полковник Вильгельм Кейтель, фактически игравший роль военного министра, писал Риббентропу, только что назначенному рейхсминистром иностранных дел: "По случаю доклада у фюрера я заговорил с ним о личности нынешнего военного атташе в Токио, генерал-майора Отта, тем более, что верховное командование сухопутных сил уже неоднократно ставило передо мной вопрос об использовании генерал-майора Отта на более высокой командной должности в войсках в фатерлянде. В связи с тем, что генерал-майор Отт, будучи ближайшим сотрудником генерала фон Шлейхера, пользовался неограниченным доверием последнего, он не по своей вине попал в политически двусмысленное положение. В ходе моего доклада фюрер затронул вопрос возможного использования генерал-майора Отта, учитывая его успехи, на самостоятельной дипломатической должности и просил меня обратиться в соответствующие внешнеполитические инстанции на предмет обсуждения этого вопроса с ним лично.

Если вы как министр иностранных дел склонны поддержать эту инициативу фюрера об использовании генерал-майора Отта на дипломатической службе, то следовало бы вызвать сюда генерал-майора Отта, с тем чтобы фюрер, согласно его желанию, мог лично с ним побеседовать".

Вопрос о замене посла встал в связи с тяжелой болезнью Дирксена. Через шестнадцать дней Отт был уже в Берлине, представляясь Гитлеру по случаю нового назначения. Одновременно он был принят в НСДАП, причем партийный значок ему приколол сам фюрер.

В начале апреля 1938 года Отт был назначен послом, а еще раньше произведен в генерал-майоры. Он предположил: "Мое назначение было задумано как прецедент, позволяющий сделать то же самое с Осимой". И действительно, генерал-майор Хироси Осима, старый друг Эйгена Отта, в середине 1938 года также был назначен послом Японии в Берлине. Очевидно, требовалась определенная симметрия.

Бывший начальник отдела министерства Хельмут Вольтат писал: "Посол относился к Зорге как к пресс-атташе посольства. Он регулярно обменивался с господином Зорге самой секретной информацией… Как посол, он с самого начала войны доверил господину Зорге ведение военного дневника посольства". Дошло до того, что посольство оплачивало некоторые поездки Рихарда по Японии и даже на континент.

Теперь Зорге стал переснимать бумаги прямо в здании посольства. Но вскоре лафа кончилась. В преддверии войны штат посольства вырос, и ужесточились меры безопасности. В июне 1939 года Зорге писал в Центр: "При современных условиях переполненности помещений посольства и усиленной охраны возможность взять что-либо с собой из помещений аппарата посольства или ВАТа почти совершенно исключается. В теперешней обстановке даже лучший мой друг не решился бы выдать из аппарата посольства даже простого клочка бумаги. Есть опасение, что вся новая техника, которую я здесь развернул, а именно: обработка материала на месте — стоит под угрозой в связи с чрезвычайным недостатком места". Впрочем, он по-прежнему мог знакомиться с документами, но без фотографирования. А если документ был большой по объему, содержал десяток и более страниц, то выучить его наизусть за то ограниченное время, которое Зорге с ним знакомился, было вряд ли возможно. К тому же переснятый документ всегда ценился в Центре выше, чем пересказанный, поскольку не возникало сомнений в его аутентичности и устранялись неизбежные при пересказе искажения.

И начиная с 1939 года Зорге стал по просьбе Отта набрасывать черновики его донесений в Берлин. Помогая Отту, Зорге стремился влиять на посла в благоприятном для Москвы духе, проводя мысль о желательности сохранения мирных отношений между СССР и Японией.

В "Тюремных записках" "Рамзай" утверждал: "Мне было строго запрещено Москвой заниматься другой деятельностью, кроме разведки, а именно — пропагандистской и организационной работой, имевшей политический характер.

Поэтому моей группе и мне совершенно не разрешалось предпринимать какого-либо политического воздействия на любых отдельных лиц или на организации. Мы беспрекословно выполняли этот запрет, но допускали одно исключение: мы активно воздействовали на мнение людей в отношении мощи СССР Пусть даже это нарушение, но совершенно неразумно соблюдать общие ограничения, ничего не предусматривающие в отношении подобных экстраординарных случаев. Если бы Одзаки и я в качестве советников, опытных советников-специалистов по политическим проблемам, принижая мощь СССР, подтвердили общее мнение, тогда низко ее оценивавшее, наша позиция сразу стала бы опасной. Именно поэтому наша группа заняла особую позицию по вопросу оценки мощи Советского Союза.

Однако, поступая таким образом, мы не вели пропаганды в пользу Советского Союза. Обращаясь к отдельным людям и к целым слоям общества, мы рекомендовали осмотрительнее оценивать мощь СССР. Мы убеждали их, не умаляя мощи Советского Союза, стараться решать японо-советские проблемы мирным путем.

Одзаки, Вукелич и я на протяжении нескольких лет стояли на этих позициях. Однако с 1941 года стали усиливаться голоса в пользу войны с СССР. Я направил в Москву единственный запрос, поскольку Одзаки выразил уверенность, что сможет, умело обойдя указанные выше ограничения, повлиять на близких ему людей и активно содействовать становлению мирного курса Японии по отношению к СССР Он был убежден, что, настойчиво пропагандируя теорию против войны с СССР в группе Коноэ, можно добиться поворота японской экспансионистской политики в южном направлении.

Мой запрос был сделан в самой общей форме, чтобы сохранить возможности для активных действий Одзаки и других членов группы, но ответ Москвы был отрицательным.

Правда, в нем прямо не запрещались подобные действия, но указывалось, что в них просто нет необходимости. После начала войны Германии с СССР в 1941 году обстановка стала становиться все более напряженной. В этой ситуации я подумал, что, даже не истолковывая ответ Москвы как необязательно категорический, ничто не мешает действовать в рамках моей компетенции. А рассматривая формулировку "нет необходимости" в более широком смысле, я посчитал, что нам определенно не запрещено заниматься вышеуказанной деятельностью.