Рихард Зорге
Шрифт:
Летом японские войска вновь совершили нападение на Китай. В бой были брошены крупные силы, артиллерия, танки. Японская военщина рассчитывала на молниеносную победу. Однако война приобретала затяжной характер. Все же императорская армия захватила крупнейшие порты Китая Шанхай и Тяньцзин, его столицу — Нанкин. Токио настойчиво добивался, чтобы Китай присоединился к «антикоминтерновскому пакту».
Рихарду стало известно, что премьер-министр Хирота обещает сделать уступки, если Китай присоединится к соглашению. Радиограмма об этом была передана в Москву.
Китайское правительство не решилось на сделку с Японией. Бои продолжались…
Тем временем развертывались события и в Европе. В ноябре 1937 года к «антикоминтерновскому пакту» присоединилась
«Мир катится к „большой войне“», — думал Зорге. Ему это было ясно больше, чем кому-либо…
«Двадцать восьмое апреля тридцать восьмого года. Да, запомним этот день…» — снова повторил про себя Рихард и оглядел из своего угла большой зал посольства. Как бы там ни было, Эйген Отт — генерал и посол, а значит у «Рамзая» теперь больше возможностей выполнять свою трудную миссию.
Вечером, после того как закончился прием и гости разъехались, Отт пригласил Рихарда к себе. Но на этот раз не в комнату военного атташе, а в огромный кабинет чрезвычайного и полномочного посла рейха.
— Располагайся как дома, — сказал Отт, когда они остались наедине. — Ты все так же нужен мне. Даже больше, чем прежде.
Он прошелся по комнате, в которой столь часто стоял навытяжку перед Дирксеном. Оглядел ее с новым интересом. Пощелкал ногтем по кожаным корешкам книг. Признался:
— Не предполагал… Даже в честолюбивых мечтах.
Потом сел напротив Рихарда в бездонное кресло.
— Я не забываю, дорогой друг, что и мои генеральские погоны, и эти апартаменты, и этот высокий пост во многом — твоя заслуга. И можешь быть уверен, что в долгу я не останусь.
— О чем ты говоришь? — поднял брови Рихард.
— Да, да, я знаю твою скромность… Ладно. К этому разговору мы еще вернемся — у меня есть в отношении тебя кое-какие планы… А теперь давай вместе обсудим чрезвычайно важные новости, которые я узнал в штабе верховного командования и лично от министра иностранных дел фон Риббентропа.
Голос Отта приобрел торжественность. Рихард почувствовал: генерал намеревается сообщить ему нечто чрезвычайно важное. Он откинулся в кресле и приготовился слушать и запоминать.
— Тебе, конечно, известна последняя речь фюрера в рейхстаге? Он сказал, что германское правительство «будет добиваться объединения всего немецкого народа», что «Германия не может оставаться безучастной к судьбе десяти миллионов немцев, которые живут в двух соседних странах». Ты понимаешь, что за этим скрывается?
— Понятно, — отозвался Рихард. — Фюрер говорил об Австрии и Чехословакии. Австрия уже почти месяц как присоединена к рейху. Следовательно, очередь за Чехословакией.
— Ха-ха-ха! — самодовольно рассмеялся Отт, — Это очевидно даже младенцу. Но все это — только начало. Да, Австрия — отличный стратегический плацдарм для захвата Чехословакии. Но дальше Юго-Восточная Европа, Балканы и…
Он сделал многозначительную паузу, потом снова заговорил, еще более торжественно:
— Ты знаешь, я поражен, буквально поражен тем, что увидел теперь в Германии. Вся германская нация готова к настоящей войне. Не говоря уже об армии. А в армии сейчас полтора миллиона солдат и офицеров — почти вдвое больше, чем было у Германии накануне первой мировой войны. Сто дивизий! И это не считая отрядов штурмовиков и СС!
Рихард представил себе эти отряды коричневорубашечников, вспомнил Веддинг, костер на площади Оперы.
Генерал продолжал:
— Но и эти сто дивизий не вильгельмовские, с винтовками без патронов. Вот самые свежие цифры: у вермахта на вооружении уже три тысячи танков, три тысячи семьсот боевых самолетов!
Отт опять засмеялся:
— И ты думаешь, вся эта
мощь нужна нам только для того, чтобы прибрать к рукам Чехословакию?Он понизил голос:
— В армии большие перемены. От руководства отстранены все, кто проявляет нерешительность или не поддерживает курс на «большую войну» — все, невзирая на лица. Генерал-фельдмаршалу фон Бломбергу предложено уйти в отставку. На его место назначен генерал Кейтель. Герингу присвоено звание генерал-фельдмаршала. Военное министерство упразднено — и руководство всеми вооруженными силами взял на себя наш фюрер. Теперь он верховный главнокомандующий. Недавно Гитлер сказал: «Я величайший вождь, которого когда-либо имели немцы, и на мою долю выпало основать великую Германскую империю!» Теперь ты понимаешь, что это значит?..
Рихард подумал: «Да, это значит, что мир стоит на пороге войны. Это значит, что фашисты открыто приступают к насильственному переделу Европы, к порабощению народов». Но ответил неопределенно:
— Да, трудное дело — политика. Как сказал один француз: «Политика — самое великое из всех знаний».
— Хоть и француз, а правильно подметил, — согласился Отт. — В том-то и дело, что теперь нам с тобой предстоит куда больше работы и забот, чем когда я был скромным атташе.
— Ничего, — ободрил посла Зорге. — Тот же самый француз сказал и другое: «Высокие посты быстро научают высокий ум».
Отт самодовольно улыбнулся. Он не расслышал в голосе Рихарда ни тени насмешки.
Рихард с трудом приоткрыл отяжелевшие веки. Маленькая чистая комната. Окно во всю стену. Белые шторы. Белые занавески. Белая спинка кровати. И вдруг — яркое красное пятно. Оно расплывалось, прыгало, превращалось в обжигающий огненный шар. Шар катался в воздухе, то появлялся, то исчезал. Рихард захотел поймать его. Протянул руку. Грубая резкая боль стиснула все тело, вернула к сознанию. Теперь он ясно различал над собой чье-то закрытое марлей лицо. Раскосые большие глаза, почти без бровей. Внимательные и настороженные. Над глазами красное пятнышко — аккуратный крестик на ослепительно белой косынке… Сестра милосердия… Госпиталь… «Катастрофа», — пронеслось в голове Рихарда. Он окончательно пришел в себя и стал вспоминать, что произошло.
В последние дни пришлось здорово потрудиться. Центр требовал новых сведений о возможном развитии событий на Дальнем Востоке. По многочисленным каналам к Рихарду поступали самые разнообразные и порой противоречивые сообщения. Одзаки регулярно информировал о настроениях членов японского кабинета, Вукелич — о тактике европейских государств в отношении гитлеровского рейха, Мияги — о планах японской военщины. Сам Рихард внимательно следил за всем, что происходило в посольстве и в токийской нацистской организации. Созданный им разведывательный аппарат работал четко и достаточно успешно. И все же главная забота лежала на его плечах. Это был огромный труд ученого-аналитика, который по отдельным штрихам должен создать цельную картину. А картина получалась весьма зловещей. Захватив Австрию и Чехословакию, Гитлер уже не скрывал своего желания как можно скорее начать большую европейскую войну. Было также ясно, что немцы хотят обеспечить себе тылы. Для этого им нужно было отвлечь внимание и силы Советского Союза на Дальний Восток, создав для него угрозу со стороны Японии. Фашистская дипломатия развила бурную деятельность. Зорге знал, зачем посол Отт все чаще и чаше отправлялся в министерство иностранных дел. Там он часами убеждал японцев выступить против СССР. Последствия его визитов уже успели сказаться. Японская печать, словно по команде, начала яростную антисоветскую кампанию. На советско-маньчжурской границе участились случаи провокаций. Временами казалось, что мир висит на волоске. Однако окончательные планы японского правительства сохранялись в глубочайшей тайне. Проникнуть в эту тайну стало главной задачей Рихарда. Он провел не одну бессонную ночь, думая, анализируя, сопоставляя. Нет, Япония пока что не готова к «большой войне» с Советским Союзом — был его окончательный вывод.