Рикошет

— Ты не можешь отказаться чувствовать боль только потому, что считаешь, что не заслуживаешь этого.

Не знаю, верю ли я ей. Я думаю, что должна.

— С моими сёстрами поступать несправедливо, — оправдываюсь я, и по моим щекам текут слезы. — Я легко отделалась.

Никакой контролирующей матери. Никаких уроков фортепиано или балетных концертов.

— Ты никогда не даешь себе передышки, — говорит она мне. — Ты никогда не давала себе шанса почувствовать. Ты понимаешь?

Пустота. Думаю, именно там и должна быть эта боль.

— Только ты и я, — говорит доктор Бэннинг. — Мне плевать на твою фамилию. Меня не волнует, через что прошли твои сестры. Меня волнуешь только ты, Лили.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы собраться с силами и начать говорить о мыслях, которые тревожат мою голову. Пара слезинок падают на мои руки, и я ухитряюсь сказать: — Когда я была совсем маленькой, моя мама водила меня на занятия, как и других девочек. Рисование. Пение. Пианино… Все, — я прикусываю губу, кивая себе, когда вспоминаю. — В каждом я продержалась около дня. Просто у меня никогда не было таких талантов, как Поппи и Роуз.

Я замолкаю и съеживаюсь от собственных слов. Так что же такое Лили Кэллоуэй? У тебя нет таланта. Тебе не нужно плакать по этому поводу.

— Продолжай, — настаивает доктор Бэннинг.

Я качаю головой, но воспоминания продолжают всплывать.

— Когда школа отправила меня в третьем классе на коррекционную математику, думаю, это был последний раз, когда мама обратила на меня внимание. Я не была общительной и дружелюбной, как Поппи. Я не была такой умной, как Роуз, — я вытираю глаза. — И я никогда бы не росла такой высокой и красивой, как Дэйзи. Я думаю… Я думаю, что я была той, кого она хотела бы вернуть. Как обычную сумочку. Но она не могла. Поэтому она просто вела себя так, словно меня не существовало…

Она позволяла мне ночевать у Ло. Позволяла мне делать все, что я захочу. И эта свобода оказалась такой же удушающей, как ее контроль.

— Я никогда не чувствовала, что она любит меня, — бормочу я себе под нос. — Я никогда не чувствовала себя достаточно достойной её любви.

Я снова качаю головой. Я не хочу, чтобы это был ответ. Это должно быть что-то большее. Это должно быть ужасное, опасное для жизни событие. Только не эти глупые чувства.

— Когда ты перестанешь наказывать себя за то, что чувствуешь? — спрашивает меня доктор Бэннинг.

— Я не знаю как, — задыхаюсь я

— Ты человек, Лили. Тебе больно так же, как и всем нам. Это нормально.

Я киваю, немного меняя курс. Я хочу попасть туда. Позволить себе почувствовать боль от своего детства, не чувствуя в то же время непоправимой вины. Я просто не знаю, как разделить эти эмоции. Как мне вынести боль одиночества, не ненавидя при этом себя? Потому что мои сестры отдали бы все за ту свободу, которая была у меня. Потому что мир отдал бы все на свете за ту жизнь, в которой я родилась. Я чувствую себя эгоистичной и глупой. Никчемной и жалкой. Уродливой и использованной.

Секс снова сделал меня цельной.

Один раз превратился в два. Два превратились в три. А потом я просто не смогла остановиться.

Доктор Бэннинг протягивает мне коробку с салфетками, и я вырываю несколько штук из коробки, сморкаясь и пытаясь успокоиться.

Когда тишина затягивается, я говорю: — Я не хочу, чтобы это был ответ. Никто не поймет.

Я какая-то девушка, которая решила заполнить пустоту в своем сердце сексом. Невнимание и одиночество привели меня в это место. Единственный выбор — начать, а потом невозможность остановиться.

— Я понимаю, — говорит мне доктор Бэннинг. — Роуз поймет. И со временем твоя семья тоже. Ты просто должна дать людям шанс, Лили, и ты должна научиться не стыдиться того, как ты сюда попала. Это не твоя вина.

Ее голос успокаивает меня, превращая мои беспокойные мысли в кашу. Она записывает что-то в своем блокноте, и мой мозг кричит на меня за то, что я не нажала кнопку «извлечь» раньше. Но, к сожалению, нам еще многое предстоит обсудить, особенно учитывая надвигающийся завтрашний день.

— А как насчет Ло? — спрашиваю я, прочищая горло. Я смахиваю последние слезы. — Что мне делать теперь, когда он возвращается?

Она открывает ящик шкафа, и я смотрю, как она достает маленький белый конверт.

— Прежде чем я отдам тебе это, — говорит она, — я хочу поздравить тебя с девяноста днями воздержания.

Мне кажется, я ослышалась.

— Я не воздерживалась от секса.

Ее улыбка теплая.

— У тебя был секс с другим партнером?

— У нас с Ло был… секс по скайпу, — говорю я, слегка краснея от этих слов.

— Но на самом деле он не проник в тебя, — напоминает она мне.

Я краснею еще больше при слове проникнуть и молча удивляюсь, как она даже не моргнула, когда произнесла это.

— Значит, я соблюдала воздержание? — говорю я, немного не веря своим ушам.

— Что касается твоего личного лечения и того, что тебе нужно было сделать, то да, ты завершили свой период воздержания. Ты должна гордиться собой.

На самом деле у меня в голове только одна мысль.

— То есть, я могу заняться сексом с Ло?

Мне хочется вскочить со стула и сплясать джигу или что-нибудь глупое. А еще я чувствую себя немного биполярно. Секунду назад я плакала, а теперь взволнована еще больше, чем когда-либо.

— И да, и нет, — говорит доктор Бэннинг и снова давит на меня. Эти эмоциональные американские горки убивают мой желудок.

Она пододвигает ко мне белый конверт.

— Основываясь на наших сеансах, я перечислила твои пределы. Половые акты, в которых ты никогда не должна участвовать, и действия, от которых ты должна ограничить себя. Думай об этом как о руководящих принципах или правилах секса.

Я всегда думала, что слова «секс» и «правила» никогда не должны быть синонимами. Полагаю, что для меня все определенно изменится.

Я быстро беру его и прижимаю палец к складке, чтобы разорвать шов.

— Прежде чем ты откроешь его, — обрывает она меня. — Я бы посоветовала тебе не смотреть в него.

Я хмурюсь. В этом нет никакого смысла.

— Как я узнаю, чего не следует делать?

— Ты когда-нибудь слышала поговорку: «люди хотят того, чего не могут получить»? — спрашивает она. Мне не нравится, к чему все идет. — По моему опыту, каждый раз, когда кто-то решает прочитать этот конверт, ему гораздо труднее подчиниться. Они пугаются и обычно никогда не делятся этой информацией со своим сексуальным партнером. У тебя есть выбор, Лили. Ты можешь либо заглянуть в конверт сейчас, либо отдать его Ло, и пусть он позаботится об этом.